Современный румынский детектив - Штефан Мариан

— Болит, дя Беглый! Двенадцать лет я прожил в доме с глиняным полом. Поглядел бы ты, какая у нас на улице весна была, полынь что твой лес стояла! Марухи расцветали, черт сидел у них в глазах, не унять его было самой тяжелой работой. А теперь… — Он бросил окурок. — Вот какое дело, братец, ндравится тебе али нет, а я остаюсь при тебе!

Беглый крутнулся как ужаленный:

— Чего?!

— Сядь и слушай. Я один на свете, ты знаешь, мои померли, в семена пойти не успел — все больше по тюрьмам, други норовят продать… Один ты у меня остался, Силе перекрестился:

— Как это остался?! Выиграл ты меня, что ли? Оприходовал? Матерь божья!..

Вор не ответил. Беглый выждал, затем спросил:

— Зачем я тебе нужен, Митря? Чего ты ко мне липнешь?

— Одному мне не пробиться, дя Силе! С таким патретом никто передо мной двери не откроет. А тут еще этот шрам… Ты худо — бедно похож на человека… Потом… — он закрыл глаза, подавляя слезы. — Черт его знает, что со мной делается, нет мне покоя! Чуть что — выхватываю перо! Надо, не надо — думаю потом. Если вообще думаю!

— Я это заметил.

— Тошно мне, ой, тошно, кажись нужником от меня несет, хоть в петлю лезь! Человек я?

Димок плакал навзрыд. Силе отвернулся, он не выносил мужских слез.

— А с тобой я как в школе за партой. Выхвачу перо, смотрю — сердишься, и спрячу обратно.

— Прогресс, Митря!

— А как же! Смягчившись, Беглый вздохнул:

— Другими словами, хошь, не хошь, вкуси святой водицы…

— Попьем ее вместе! Авось и мне поможет.

Засунув руки в карманы. Силе шел вдоль оврага. Димок плелся сзади.

В сумерках они подошли к домам. Балконы были уставлены вазонами, герань озаряла окна кроваво — красным светом.

— Идешь на встречу с двоюродным братом? — спросил Челнок.

— Да.

— Гляди, как бы там тебя мусор не дожидался.

— Ты с ума сошел! Бурде я верю.

— Самому себе не верь, Беглый! — Димок вздохнул: — Что же… Думаешь, придет?

— Должен!

Трижды подходили они к месту встречи, но Санду Бурда не появлялся. Димок сыпал предположениями:

— Зацепили его после потасовки в Чишмиджиу?

— Исключено, — вздохнул Беглый. — Они его держат как наживку.

И на четвертый раз скамейка была пуста. Силе кипел.

— Позвонить ему, что ли?

— А нарвешься на бабу?

— Повешу трубку. Есть монетка?

Они отыскали таксофон на конечной остановке трамвая. Беглый набрал номер, глядя на красные вагоны, вытянувшиеся рядами.

— Санду? Что ж ты, браток, забыл?

Санду Бурда говорил осторожно, почти шепотом:

— Слава богу, позвонил! Дохлое дело, увязался один за мной, шагу ступить не могу.

— Я так и думал. Жена дома?

— Дома…

— Слушай и отвечай только" да" или" нет". Через час возникни на остановке трамвая, что у вас на углу.

— Ой!

— "Да" или" нет", братец! Закури и погляди на часы, будто кого-то ждешь. Подойдет двести пятьдесят четвертый. Даешь ему тронуться и вскакиваешь на ступеньку в последний момент. Вот и все,

— Как это…

— Вот и все!

Беглый повесил трубку. Вор смотрел на него недоумевая.

— Не понял юмора.

— За ним следят издалека, чтобы не раскрыться. Логично?

— Допускаю.

— Санду садится в трамвай последним, хвосту остается только следовать за ним на машине. На первой остановке братан сходит…

— А тот снова по его следам.

— Да, но тем временем мы сделали свое" дело" — встретились в трамвае.

Вор посмотрел на него с восхищением:

— Гляди — кась, что наша дура выдала!

Они стояли на задней площадке рядом с какими-то дюжими олтянами — ладони с лопату. Санду Бурда вскочил на ходу. Димок заметил машину, отрывающуюся от тротуара.

— Ты был прав, Беглый!

— Говори быстро, — шепнул Профессор, — сходишь на первой остановке!

Очкарик затараторил:

— Милиция… Прочесывает весь Бухарест.

— Знаю.

— Я сна лишился, браток, столько меня крутили и вертели. Жена тоже… Она что-то почуяла, глаз с меня не спускает. Пропади все пропадом! — Он отыскал взгляд Беглого. — Давай затихнем на время! Не серчай, но мочи моей больше нет.

— Верю.

Санду Бурда вздохнул с облегчением и достал пакетик.

— Тут кольцо, деньги и паспорт работы братьев Трикэ,

— Один паспорт?

— Я так и не понял, — сказал очкарик, с любопытством посматривая на Челнока, — что у них с твоим товарищем. Они плевали на его фото, будто нечистого увидели, проклинали почем зря…

Вор отвернулся, скрежеща зубами.

Глава XIII

В ОДНОМ ШАГЕ ОТ СМЕРТИ

— Только в кино полиции все становится известным! — заметил гангстер. Я хотел ему сказать, что он ошибается, но воздержался,

Дождь лил как сквозь сито. Прильнув к оконному стеклу, Беглый любовался палисадником. Пионы мудро качали головами под напором капризного ветра, тюльпаны тянули к небу свои розовые чаши.

— Сыграем в барбут, дура?

Силе повернул голову. Димок смастерил пару игральных костей и с увлечением кидал их.

— Не умею.

— А в" Кто больше"?

— Тоже не умею.

— Аи, аи! Чем же ты занимался шесть лет в тюряге? Аида сюда, батя научит. — Он бросил кости на стол. — Гляди, как перекатываются. Поехали?

— Нет.

— Ну и дурак!

В дверь постучали. Вор спрятал свои игрушки и быстро уткнулся в книгу. Вошла хозяйка с подносом, на котором стояли тарелка печенья и три чашечки кофе.

— Я вам не помешаю? Силе всплеснул руками:

— Что вы, мадам Анджелеску! Право, вы ставите нас в неловкое положение.

Старушка ласково улыбнулась:

— Пока жив был супруг, мы пили кофе вдвоем. Я привыкла… Она посмотрела на Димка. Вор шевелил губами, не отрыва —"

ясь от книги.

— Прервись, Дем, — предложил Беглый.

— Правда! Вы слишком много читаете, господин доктор. Малый поднял руки:

— Повышение квалификации!

Эти слова принадлежали к числу немногих, которые ему дозволялось произносить при хозяйке.

— Мне кажется, вы излишне мучаете себя.

— Что поделаешь!

— Дело в том, — поспешил вмешаться Беглый, — что мой коллега родился в семье книжников, для которых весь смысл человеческого существования сводится к тому, чтобы грызть гранит науки…

Димок тут же изобразил жертву семейной традиции, способную вызвать слезу. Хозяйка присела в кресло у письменного стола. На ней было скромное домашнее платье с кружевным воротничком. Единственным ее украшением был перстень с синим камнем — капля чернил на пальце. Казалось, она сошла со страниц иллюстрированной книжки — миниатюрная, улыбчивая бабушка, ребенок с белыми волосами и морщинистым лицом.

— Господин Дем как две капли воды похож на одного моего ученика. Сейчас он концертирует в Зальцбурге. Рауль Падина, скрипач, вы, конечно, о нем слышали…

— Разумеется! — Беглый был настроен на шутливый лад. Он повернулся к Димку: —Ты, конечно, тоже слышал его игру?

Вор улыбнулся, как мог приятнее, качая головой.

Минуты, проводимые в обществе хозяйки, были его крестом. Он покрывался потом, давился кофе, изо всех сил стараясь не чавкать.

— Вы преподавали музыку? — любезно поинтересовался Силе.

— Давала частные уроки. Когда-то имела счастье играть под дирижерскую палочку Энеску… затем в Европе — с Сарелли. Он был лучшим исполнителем Моцарта. Затем пришла война, тяжелые времена, кому тогда было до концертов?

— В самом деле.

— Я никогда не могла похвастаться крепким здоровьем. Много лет провела в санатории.

— Легкие? — проявил профессиональный интерес Димок.

— Нет. Малокровие. — Она грустно улыбнулась. — Так закончилась, едва начавшись, моя артистическая карьера…

Беглый хотел было закурить, но удержался. В доме царил запах айвы и лаванды. Вор добросовестно ковырял в ухе мизинцем. Силе легонько стукнул его носком по голени, малый с перепугу икнул.

Мадам Анджелеску деликатно отвела глаза и поставила чашечку на край письменного стола.

— По — видимому, у меня не было большого таланта. Истинное дарование, я убеждена, способно укрепить слабое здоровье,

— Вы много путешествовали? — спросил Беглый поспешно, видя, что старушка ступила на опасную стезю.

— Относительно. Испания, Италия, Австрия, северные страны… — Она улыбнулась. — В бомбежку сорок четвертого я потеряла дом, унаследованный от отца. Он был хорошим врачом. Его трактат по экспериментальной хирургии изучают и сегодня.

Она заглянула в книгу Димка. Вор немедленно закашлялся. "Если она вздумает спросить мое мнение, конец!" — было написано у него на физиономии.

— Выдающаяся работа, — поспешил на выручку Беглый. — Мой коллега особенно ценит ее…

— Подходящая, подходящая… — закивал Димок.