Испытание адом - Дэвид Вебер

Контр-адмирал медленно обвалился в кресло, из которого только что вскочил. Хонор, оставшись на ногах, мысленно сосчитала до десяти и лишь после этого еще медленнее, чем он, опустилась на свое место. Усевшись, она снова смерила собеседника холодным взглядом, причем живая половина ее лица было столь неподвижна, что почти не отличалась от парализованной. Где-то на задворках сознания промелькнула мысль о том, что ей следует поблагодарить МакКеона за предусмотрительность.

Сама она не задумывалась о неприятных возможностях до тех пор, пока бригада хакеров под командой Харкнесса не разобралась с последними секретными кодами хевов. Оказалось, что она вовсе не является старшим из находящихся на Аиде офицеров Королевского флота. Им был Гарри Стайлз, и этот факт сулил серьезные проблемы. Узники «Геенны» доверили руководство ей, но, коль скоро Стайлз имел более высокое звание, командование, с юридической точки зрения, должно было перейти к нему.

МакКеон, узнав о присутствии на планете контр-адмирала, выразился очень немногословно, но даже его умолчания были на редкость выразительны. Хонор заподозрила, что ему довелось служить под началом Стайлза и он сохранил об этом не самые лучшие воспоминания. Разумеется, у любого офицера могут возникнуть трения с начальством, однако Алистер, насколько она знала, всегда стремился к объективности и не любил говорить о человеке дурно у него за спиной. И коль скоро он, пусть даже обиняками, предупредил, что со Стайлзом нужно держаться начеку, предупреждение стоило принять во внимание. И как следует подготовиться к встрече.

Она управляла Стиксом уже две недели. Ее люди обшарили все помещения базы и, к неописуемой радости Десуи, обнаружили на складах уйму обмундирования и тканей, а также раскроечный и пошивочный цеха. Произведя несложное перепрограммирование швейного оборудования, Анри принялся одевать освобожденных пленных в мундиры их флотов.

Правда, некоторые – например, он сам или Гарриет Бенсон – пробыли на Аиде так долго, что уже порядком подзабыли, как выглядит их униформа. Справиться на этот счет было негде, ибо государства, в вооруженных силах которых они служили, перестали существовать, пав жертвой алчной экспансии Народной Республики.

Впрочем, Хонор была уверена в том, что мелкие несоответствия никого не смутят. Люди радовались самой возможности надеть военную форму, воспринимая это как очередной этап возвращения к прежней жизни и явное свидетельство того, что свобода близка.

Так вот, Хонор Харрингтон, по настоянию МакКеона, облачилась не в черный мундир коммодора Королевского флота Мантикоры, а в синюю грейсонскую униформу с пятью шестиконечными звездами – соответственно рангу в ГКФ. Это зрелище заставило вытаращить глаза даже Рамиреса, хотя у людей Хонор было достаточно времени, чтобы просветить бывших узников «Геенны» по части званий титулов и чинов, присвоенных ей на разных планетах. Рамирес, надо сказать, моментально совладал с удивлением и одобрительно кивнул. МакКеон был совершенно прав: на тюремной планете могло оказаться несколько высших офицеров флотов Альянса, но едва ли здесь обнаружился бы еще один полный адмирал.

Несмотря на то что адмиральские погоны Хонор носила заслуженно и на законном основании, ей было неловко щеголять высоким чином... но лишь до встречи со Стайлзом. После пяти минут беседы с ним она пришла к выводу, что, захватив в плен Гарри Стайлза, хевы оказали Альянсу, Мантикоре и Королевскому флоту неоценимую услугу. Правда, оставалось загадкой, почему его не оставили в обычном, находящемся в ведении Народного флота лагере для военнопленных; скорее всего, сказалось стремление БГБ прибирать к рукам все ценные трофеи. В конце концов, при всех личных недостатках, Стайлз являлся не только самым высокопоставленным мантикорским военнослужащим, угодившим к ним в плен, но и единственным флаг-офицером, которого они сумели захватить за первые шесть с половиной лет войны. Он попал в руки противника восемь стандартных лет назад, когда Народный флот, проводя разведку боем, наголову разбил его эскадру, пикетировавшую систему Ялты. Стайлза накрыли с холодными импеллерами – что красноречиво характеризовало его профессиональную компетентность. Правда, ему самому эта история виделась иначе: он объявил себя невинной жертвой коварных хевов, нанесших удар по системе без объявления войны. Последнее, конечно, соответствовало истине, однако офицеру столь высокого ранга следовало знать, что режим Законодателей завоевал немало звездных систем, ни разу не удосужившись официально объявить войну своим будущим жертвам. Похоже, ни поражение, ни плен так ничему его и не научили: он оставался тщеславным, самодовольным глупцом, интересовавшимся лишь собственным мнением.

– Я достаточно терпела ваше неповиновение, адмирал Стайлз, – сдерживая гнев, продолжала чеканить слова Хонор. – Хватит. Этой системой командую я, не вы! Отныне вы будете помнить об этом каждую минуту и не только со мной, но и с каждым, кто добровольно поступил под мое командование, вы будете вести себя вежливо, как и надлежит офицеру Короны. В противном случае, клянусь богом, я отправлю вас догнивать обратно в джунгли! Вы меня поняли, адмирал Стайлз?

Он бросил на нее злобный взгляд и коротко кивнул.

– Я не слышу вас, адмирал!

– Так точно, – прохрипел он, побагровев, и наконец выдавил из себя: – Мэм.

– Хорошо, – сказала она чуть менее холодным тоном. Ясно было, что контр-адмирал все еще не собирается уступать по-настоящему. Он попал в плен слишком давно, до битвы при Ханкоке и ее нашумевшей дуэли с Павлом Юнгом. Конечно, люди, прибывшие на Аид позже, могли (а некоторые, по сведениям Хонор, и пытались) просветить его насчет того, с кем он имеет дело, но Стайлз воспринимал все по-своему. Грейсонский флот виделся ему опереточной армией, чем-то вроде сил местной самообороны, а Хонор – захолустным коммодором с нелепыми и неоправданными претензиями. Не представляя себе масштаба таких событий, как битвы у Ельцина или Ханкока, он считал ее притязания на адмиральский чин попросту лживыми. Она, конечно же, все выдумала, только чтобы сохранить за собой командование, которое по праву старшинства должно было перейти к нему. Ну, а ее соратники стали соучастниками обмана. Поначалу Хонор пыталась относиться к нему с сочувствием, полагая, что его не совсем адекватное ситуации поселение объясняется долгим пребыванием в плену, однако вскоре поняла: это не так. Он был слишком самовлюбленным, самонадеянным, упрямым и недалеким, чтобы такая мелочи, как восемь лет заключения, могла оказать на него какое-либо воздействие.