От Красного террора к мафиозному государству: спецслужбы России в борьбе за мировое господство (1917-2036) - Юрий Георгиевич Фельштинский

О недопустимости подобных контактов, по словам Глазунова, его предупреждал сотрудник резидентуры советской разведки, работавший под прикрытием советского посольства в Париже. Но к этому моменту Глазунов уже был завербован советской разведкой, так что никаких осложнений у Глазунова из-за этих встреч не возникло. Обратимся к воспоминаниям самого художника:

На всю жизнь я сохранил дружбу с Томом Колесниченко, умным, обаятельным, исполненным глубокого юмора, талантливым человеком. Он мне предоставил свою квартиру […] К нему заходили друзья по университету Женя Примаков и Степа Ситарян […] Его отец был в то время заместителем министра[291].

Расшифруем сказанное. Томас Колесниченко — был кадровым офицером советской внешней разведки — ПГУ, работавшим в Италии под прикрытием корреспондента газеты «Правда». Он установил хорошие отношения с руководством итальянской компартии и деловыми кругами страны, что помогло Советскому Союзу заключить на выгодных условиях контракт на постройку автозавода по производству легковых автомобилей «Жигули», поскольку президент итальянского концерна «Фиат» Дж. Аньели был в дружеских отношениях с лидером итальянской компартии Пальмиро Тольятти и финансово помогал компартии.

Евгений Примаков, с которым Глазунов встречался у Колесниченко, был высокопоставленным агентом КГБ и будущим директором СВР. Отец Степана Ситаряна — Степан Арамаисович Ситарян — был крупным ученым экономистом, академиком и одно время занимал пост заместителя председателя Совета министров СССР. Одной из наиболее привлекательных по тем временам сферой применения сил для элитной молодежи была разведка — ПГУ. Вполне возможно, что упомянутый Глазуновым Степан Ситарян трудился именно там. Отсюда и дружба с людьми, причастными, как и он, к разведке, например — с Примаковым.

С 1978 года Глазунов преподавал в Московском государственном академическом институте им. В. С. Сурикова. В 1981 году возглавил созданный им Всесоюзный музей декоративно-прикладного и народного искусства в Москве. С 1987 года был ректором Всероссийской академии живописи, ваяния и зодчества.

В течение многих лет в Москве действовало два наиболее серьезных и представительных политических салона русофилов-русистов. Илья Глазунов вспоминает:

Клетушка [первое жилье, которое обрел Глазунов с женой в Москве в 1957 году] составляла два метра в длину и столько же в ширину. Влезали лишь койка и стол. Так мы и ютились, пока в моей жизни не появился Сергей Михалков, которому я обязан буквально всем. Нас познакомил [Андрей] Кончаловский. Ему нравились мои картины, более того, Андрон говорил, что над сценарием «Андрея Рублева» он начал работать под их влиянием[292].

Жаворонков, не посвященный в тайные дела Бобкова, вел работу с Глазуновым как с агентом, имевшим широкие связи с иностранцами. Бобков же вел с ним работу как с агентом-провокатором, внедренным в русское национальное движение.

Сотрудник отдела пропаганды Московского городского комитета (МГК) ВЛКСМ (1962–1965) и Комитета молодежных организаций (КМО) СССР в 1965–1970 годах, русский националист Юрий Луньков, тесно общавшийся в те годы с Глазуновым, вспоминает:

У него был штаб, куда многие приходили. Хотя регулярных формальных собраний не было, почти каждый вечер у него кто-то сидел. Как-то сидим у него за столом, все члены партии, [в том числе Юрий] Торсуев, секретарь ЦК комсомола. И Глазунов говорит: «Я мечтаю о том времени, когда всех коммунистов повесим на фонарях». В [19]60-е годы такое говорилось не часто. И все «ха-ха-ха».

У себя на дому Глазунов держал художественно-литературный салон, посещаемый советской творческой элитой и иностранцами, в числе которых был посол Испании в СССР Хуан Антонио Самаранч, с помощью Глазунова завербованный офицером 3-го отдела ВГУ. Отдел этот вел разработку посольства Испании в Москве.

Предоставим слово бывшему активному участнику Всероссийского социал-христианского союза освобождения народа (ВСХОН), получившему за это первый свой срок и затем дважды судимому за участие в антисоветской деятельности Льву Бородину, писавшему о Глазунове:

Сложна и противоречива сия личность… [он был] перманентным объектом слухов, сплетен, подозрений и обвинений… Безусловно, такой «оазис» общения соответствующие органы без внимания оставить не могли […] Во-первых, посетителей тьма, причем ежедневно. Посетители разные. Дима Васильев — первый помощник Глазунова по всем фото […] и прочим организационным делам […] Ни на что определенно «пустое» Глазунов времени не тратил принципиально […] Думаю, что у Глазунова никогда не было друзей «просто так». Для Глазунова друг — это помощник в делах его […] (а у Глазунова на очереди непременно было какое-нибудь дело и непременно на благо России не менее того) […] Все вечерне-ночные бдения в мастерской или квартире художника никогда не бывали простым времяпрепровождением, особенно если присутствовали иностранцы — тогда шла изощренная проработка в русофильском направлении.

[…] Солоухин пришел с молодой красивой девахой, которую представил племянницей. За весь вечер не помню, чтобы племянница сказала хотя бы слово. А может быть, именно не помню. Был Юрий Селезев, симпатичный, сдержанный в речах и тостах. Был любимый поэт Ясира Арафата (имени не запомнил) с приставленной к нему МИДом яркой блондинкой. Через два года его подстрелили во время очередной интифады. Был посол Испании в СССР, внешне не слишком приятный человек, то и дело «тонко» намекавший на свои «профранкистские» настроения[293].

Завербованный КГБ Хуан Антонио Самаранч несколько позже с помощью советского руководства стал главой Международного олимпийского комитета (МОК). Видимо, именно провокатор-Глазунов пристрастил Самаранча к русскому антиквариату, который тот нелегально вывозил из СССР, что и явилось основой его вербовки госбезопасностью. В 1978 году Глазунов написал портрет Самаранча на фоне русских икон, а также портрет его супруги на фоне одного из московских монастырей.

Если у Глазунова был хоть один преданный друг, то был им Солоухин. Но и он описал в романе «Последняя ступень» главного героя (в котором легко узнавался Глазунов), оказавшегося не просто стукачом КГБ, а сознательным провокатором, то есть человеком, втягивавшим друзей (типа Самаранча) в преступления и сдававшим их соответствующим органам.

Один из вариантов романа, главными действующими лицами которого выведены Солоухин и популярный фотохудожник «Кирилл Буренин» (в котором без труда угадывается художник Глазунов), заканчивается тем, что Солоухин, проезжая на машине по Лубянской площади, видит, как его кумир Кирюша — «ленинградец, петербуржец, с какими-то древними дворянскими предками, чуть ли не потомок Брюллова», — воровато оглянувшись по сторонам, входит в подъезд знаменитой на весь мир Лубянки.

На Лубянку Глазунов действительно ходил. Может быть, много раз. Вот история одного такого похода, и не к кому-нибудь, а к Андропову, в изложении самого Глазунова, описанная в книге «Россия распятая»:

В 1978-м