Франклин Рузвельт. Человек и политик (с иллюстрациями) - Джеймс Бернс

С этой шокирующей новостью примчался в Шангри-Ла на автомобиле из Вашингтона помощник президента по делам флота. Долгое время он и шеф что-то обсуждали, склонившись над большой картой, в то время как гости беззаботно болтали рядом. Позже за обедом Рузвельт спокойно заметил:

— На Тихом океане дела идут не совсем удачно. Обе стороны понесли тяжелые потери.

Затем он оставил эту тему и вскоре снова начал рассказывать длинные истории. Президент не делал ставки на какую-то одну битву. Он не знал в то время, станет ли Гвадалканал поворотным пунктом в войне или одним из многих сражений с целью задержать продвижение противника.

На данном этапе самой важной битвой президента была борьба с инфляцией. Весной 1942 года он прямо заявил в конгрессе, что необходимо «увеличить налоги», чтобы «сдержать рост стоимости жизни по спирали вверх» — фраза, которую он повторил несколько раз. По его словам, необходимо сдерживать рост частных и корпоративных прибылей до приемлемого уровня; установить потолок цен на товары, приобретаемые в розницу и оптом покупателями, торговцами и предпринимателями; стабилизировать цены на фермерскую продукцию, поощрять людей покупать облигации военного займа вместо предметов роскоши; нормировать поставки всех редких и ценных товаров; повысить стоимость кредита и взносы в рассрочку.

— Наш уровень жизни снизится, — предупредил президент.

Однако он отвергал концепцию «равенства в жертвах», так как верил, что свободные люди, воспитанные на принципах демократии, должны гордиться привилегией бороться за упрочение свободы. Он выступал скорее за «равенство привилегий».

На исходе лета выяснилось, однако, что конгресс отнюдь не разделяет эту точку зрения на привилегии. Семь предложений администрации составили впечатляющий пакет, но законодательная ветвь как институт не была приспособлена для одобрения централизованной экономической политики, исполнительная власть не настолько хорошо организована, чтобы претворять ее в жизнь; президент же не имел внутренней убежденности для продавливания этой политики, когда возникали серьезные политические риски. Избиратели тоже не приветствовали скоординированные усилия, разве что в принципе. Очевидной реакцией общественности на программу из семи пунктов были жалобы каждой из общественных групп на то, что ей приходится жертвовать больше, чем сопернику по интересам.

Как и следовало ожидать, наибольшую трудность представляли попытки объединить налоговую политику с антиинфляционной программой. В марте комитет под председательством вице-президента Уоллиса рекомендовал собрать новые налоги на сумму 11,6 миллиарда долларов плюс к этому 2 миллиарда за счет повышения налога на социальное страхование. Общая сумма налогов должна снизить покупательную способность и помочь таким образом стабилизировать цены; дать возможность оплатить 40 процентов военных расходов из текущих доходов. Но Рузвельт и Моргентау добивались не просто финансового «оздоровления», — они были глубоко убеждены, что налоговая политика предотвратит появление «миллионеров, нажившихся на войне», военная экономика уживется и даже поощрит экономическое равенство. «Прибыли должны облагаться налогами в максимальной степени, согласующейся с развитием производства, — доказывал президент, представляя конгрессу пакет из семи предложений. — Это подразумевает весь бизнес — не только тот, что занимается производством военного снаряжения, но также тот, что производит или продает что-либо другое». Президент надеялся, что, если «ушлые ребята» найдут лазейки в налоговом законодательстве, конгресс устранит эти лазейки. Он прямо заявил, что ни один американец после выплаты налогов не должен иметь доход более 25 тысяч долларов в год. Это последнее заявление нью-йоркская «Геральд трибюн» окрестила «вопиющим примером демагогии», но Франкфуртер записал, что Теодор Рузвельт сказал бы нынешнему президенту: «Молодец!»

Администрация внешне смело выступала в налоговой политике дерзким и единым фронтом, но фактически единства по этому болезненному вопросу у нее не было. Комитет Уоллиса добивался повышения налогов на розничные продажи до сбора суммы в 2,5 миллиарда долларов. Рузвельт и Моргентау долгое время возражали против этого. Гендерсон и председатель правления Федеральной резервной системы Марринер Экклес выступали за проведение политики принудительной экономии средств. Моргентау предпочитал добровольные сбережения. Обе стороны обращались к президенту за поддержкой. Моргентау требовал, чтобы Рузвельт порекомендовал директору Бюджетного агентства Джералду Смиту прекратить подрыв бюджетной политики.

Президент стремился успокоить обе стороны.

— Ладно, — философски заметил Моргентау, выслушав последний выпад против себя со стороны соперника в Белом доме, — я всегда говорил: когда готовишь законопроект по налогам, лучше спать на полу, чтобы приятель не вонзил тебе нож в спину.

Тем не менее разногласия в администрации ничто по сравнению с враждебностью конгресса в отношении проекта значительного увеличения налогов и налоговой реформы. В марте Моргентау предложил более плотный и последовательный график обложения доходов налогами, но такой, который давал только две трети суммы сборов, рекомендовавшейся комитетом Уоллиса. Это сделано в порядке уступки настроениям в конгрессе, но принесло мало результатов.

Оказалось, Рузвельт просто не мог внушить конгрессу ощущения, что необходимо повысить налоги. Моргентау, отчасти чтобы ослабить сопротивление конгресса налогу с продаж, предложил в начале мая снизить налоги на доходы с 730 до 600 долларов для отдельных лиц и с 1500 до 1200 долларов для семейных пар. Когда Комитет по способам и средствам отверг его предложения, министр оставил свою борьбу в надежде на поступление из палаты представителей в сенат более или менее приемлемого законопроекта, где он получит более благоприятный шанс для прохождения.

Рузвельт поддержал министра.

— Сиди и не дергайся, — посоветовал он Моргентау. — Просто замри.

Но инфляционное давление и угроза дефицита не позволяли администрации бездействовать. К середине лета Управление по промышленному производству (УПП) стонало под двойным бременем — внутренних административных проблем и непопулярности среди населения. Соратникам Гендерсона приходилось содержать массу технических работников — адвокатов, бухгалтеров и т. д., — готовых к использованию, не давая им в то же время работы; укомплектовывать сотрудниками и руководить тысячами местных комиссий по нормированию товаров; издавать и внедрять множество постановлений. Чего стоила одна задача — навязывание генерального постановления УПП об ограничении максимальных цен («Генеральный Макс») 1 миллиону 700 тысячам розничных торговцев. К лету 1942 года ведомство было завалено жалобами. Как и в прежнее время проведения «нового курса», Белый дом стал адресатом жалоб на вмешательство федеральных властей в бизнес. «Теперь от нас требуют заполнить в месяц семнадцать форм, табелей и вопросников для правительственных учреждений», — писал «его превосходительству» оператор литейного цеха из Ноксвилла и продолжал длинный перечень жалоб: «Вот так мы вертимся. Правила меняются чаще, чем приходят ответы на наши жалобы из Вашингтона... Можно ли надеяться на облегчение нашей участи?»