Антология сатиры и юмора XX века - Евгений Львович Шварц

на севере. А зимой она летает на черном облаке высоко-высоко в небе. Только поздно-поздно ночью, когда все спят, она проносится по улицам города и взглядывает на окна, и тогда стекла покрываются ледяными узорами и цветами.

ГЕРДА. Бабушка, значит, она все-таки смотрела на наши окна? Видишь, они все в узорах.

КЕЙ. Ну и пусть. Посмотрела и улетела.

ГЕРДА. А вы видели Снежную Королеву?

СКАЗОЧНИК Видел.

ГЕРДА. Ой! Когда?

СКАЗОЧНИК Давно-давно, когда тебя еще не было на свете.

КЕЙ. Расскажите.

СКАЗОЧНИК Хорошо. Только я отойду подальше от стола, а то я опять опрокину что-нибудь. (Идет к окну, берет с подоконника доску и грифель.) Но после рассказа мы засядем за работу. Вы уроки выучили?

ГЕРДА. Да.

КЕЙ. Все до одного!

СКАЗОЧНИК Ну, тогда, значит, вы заслужили интересную историю. Слушайте.

Начинает рассказывать — сначала спокойно и сдержанно, но постепенно. увлекаясь, принимается размахивать руками. В одной руке у него грифельная доска, в другой — грифель.

Было это давно, очень давно. Мама моя, так же как и ваша бабушка, каждый день уходила работать к чужим людям. Только руки у моей мамы были не золотые, нет, совсем не золотые. Она, бедная, была слабенькая и почти такая же нескладная, как я. Поэтому кончала она свою работу поздно. Однажды вечером она запоздала еще больше, чем всегда. Сначала я ждал ее терпеливо, но когда догорела и погасла свечка, то мне стало совсем невесело. Приятно сочинять страшные сказки, но когда они сами лезут тебе в голову, то это уж совсем не то. Свеча погасла, но старый фонарь, что висел за окном, освещал комнату. И надо вам сказать, что это было еще хуже. Фонарь качался на ветру, тени бегали по комнате, и мне казалось, что это маленькие черненькие гномы кувыркаются, прыгают и только об одном и думают — как бы на меня напасть. И я оделся потихоньку, и замотал шею шарфом, и бегом выбежал из комнаты, чтобы подождать маму на улице. На улице было тихо-тихо, так тихо, как бывает только зимой. Я присел на ступеньки и стал ждать. И вдруг — как засвистит ветер, как полетит снег! Казалось, что он падает не только с неба, а летит от стен, с земли, из-под ворот, отовсюду. Я побежал к дверям, но тут одна снежинка стала расти, расти и превратилась в прекрасную женщину.

КЕЙ. Это была она?

ГЕРДА. А как она была одета?

СКАЗОЧНИК Она была в белом с головы до ног. Большая белая муфта была у нее в руках. Огромный бриллиант сверкал у нее на груди. «Вы кто?» — крикнул я. «Я Снежная Королева, — ответила женщина, — хочешь, я возьму тебя к себе? Поцелуй меня, не бойся». Я отпрыгнул…

Сказочник взмахивает руками и попадает грифельной доской в стекло. Стекло разбивается. Гаснет лампа. Музыка. Снег, белея, влетает в разбитое окно.

ГОЛОС БАБУШКИ. Спокойно, дети.

СКАЗОЧНИК Это я виноват! Сейчас я зажгу свет!

Вспыхивает свет. Все вскрикивают. Прекрасная женщина стоит посреди комнаты. Она в белом с головы до ног. Большая белая муфта у нее в руках. На груди, на серебряной цепочке, сверкает огромный бриллиант.

КЕЙ. Это кто?

ГЕРДА. кто вы?

Сказочник пробует заговорить, но женщина делает повелительный знак рукой, и он отшатывается и умолкает.

ЖЕНЩИНА. Простите, я стучала, но меня никто не слышал.

ГЕРДА. Бабушка сказала — это снег.

ЖЕНЩИНА. Нет, я стучала в дверь как раз тогда, когда у вас погас свет. Я испугала вас?

КЕЙ. Ну вот, ни капельки.

ЖЕНЩИНА. Я очень рада этому; ты смелый мальчик. Здравствуйте, господа!

БАБУШКА. Здравствуйте, госпожа…

ЖЕНЩИНА. Можете называть меня баронессой.

БАБУШКА. Здравствуйте, госпожа баронесса. Садитесь, пожалуйста.

ЖЕНЩИНА. Благодарю вас. (Садится.)

БАБУШКА. Сейчас я заложу окно подушкой, очень дует. (Закладывает окно.)

ЖЕНЩИНА. О, меня это нисколько не беспокоит. Я пришла к вам по делу. Мне рассказывали о вас. Говорят, что вы очень хорошая женщина, работящая, честная, добрая, но бедная.

БАБУШКА. Не угодно ли чаю, госпожа баронесса?

ЖЕНЩИНА. Нет, ни за что! Ведь он горячий. Мне говорили, что, несмотря на свою бедность, вы держите приемыша.

КЕЙ. Я не приемыш!

БАБУШКА. Он говорит правду, госпожа баронесса.

ЖЕНЩИНА. Но мне говорили так: девочка — ваша внучка, а мальчик…

БАБУШКА. Да, мальчик не внук мне. Но ему не было и года, когда родители его умерли. Он остался совсем один на свете, госпожа баронесса, и я взяла его к себе. Он вырос у меня на руках, он такой же родной мне, как мои покойные дети и как моя единственная внучка…

ЖЕНЩИНА. Эти чувства делают вам честь. Но вы совсем старая и можете умереть.

КЕЙ. Бабушка вовсе не старая.

ГЕРДА. Бабушка не может умереть.

ЖЕНЩИНА. Тише. Когда я говорю, все должно умолкнуть. Поняли? Итак, я беру у вас мальчика.

КЕЙ. Что?

ЖЕНЩИНА. Я одинока, богата, детей у меня нет — этот мальчик будет у меня вместо сына. Вы, конечно, согласитесь, хозяйка? Это выгодно вам всем.

КЕЙ. Бабушка, бабушка, не отдавай меня, дорогая! Я не люблю ее, а тебя так люблю! Розы ты и то пожалела, а я ведь целый мальчик! Я умру, если она возьмет меня к себе… Если тебе трудно, я тоже буду зарабатывать — газеты продавать, носить воду, сгребать снег, — ведь за все это платят, бабушка. А когда ты совсем состаришься, я куплю тебе мягкое кресло, очки и интересные книжки. Hi будешь сидеть, отдыхать, читать, а мы с Гердой будем заботиться о тебе.

ГЕРДА. Бабушка, бабушка, вот честное слово, не отдавай его! Ну, пожалуйста!

БАБУШКА. Да что вы, дети! Я, конечно, ни за что не отдам его.

КЕЙ. Вы слышите?

ЖЕНЩИНА. Не надо так спешить. Подумай, Кей. Ты будешь жить во дворце, мальчик. Сотни верных