Тюрьма и воля - Михаил Ходорковский

Новые владельцы зашли на канал НТВ ночью с 13 на 14 апреля 2001 года. Как воры. Я была в ту ночь в телецентре «Останкино» и наблюдала этот сногсшибательный захват телекомпании. Часть сотрудников канала, журналистов, ведущих, технически работников, которая не захотела после всего этого оставаться и работать с новыми владельцами (Газпром), ушла.

Евгений Киселев, тогда генеральный директор НТВ: На следующий день или через день после нашего ухода мне позвонил Вася Шахновский: «Надо бы встретиться, подъезжай». Догадываясь, что разговор будет деловой, скажем так, я взял с собой Сергея Скворцова, который был моим первым заместителем. И мы поехали в Уланский переулок, где тогда сидели руководители ЮКОСа. Разговор был очень простой. Они спросили: «Чем мы можем вам помочь?» Имелись в виду журналисты, которые ушли с канала. Мы, переглянувшись, говорим: «Наверное, деньгами». Они говорят: «Можем дать два миллиона». Мы спросили: «Когда?» Они ответили: «Вот сейчас». И они дали нам $2 млн.

Когда мы ушли из НТВ, нас временно приютил тогда еще не отобранный у Гусинского канал ТНТ. Мы туда все набились, и срочно нужны были мебель, компьютеры, телевизоры, мониторы, телевизионная техника, съемочная аппаратура. Мы же ничего этого не забрали. И вот эти деньги на это и пошли.

Никто больше из олигархов нам в тот момент, сразу после ухода с канала, помощи не предложил. Почему именно Ходорковский? Понимаешь, тут возможна такая историческая аберрация зрения, и я нынешнее свое отношение к ребятам невольно проецирую на то, прежнее, но все же у меня такое ощущение, что априори я знал, что это хорошие и порядочные люди, которые на очень многое происходящее в стране и мире смотрят примерно одинаково с нами. Мы не то чтобы много общались, но пересекались с Васей Шахновским, с ним приятельствовала Света Сорокина.

Мы никому не говорили, на какие деньги покупали аппаратуру. Об этом знали три человека — мы с Сережей Скворцовым и главный бухгалтер. Ты же понимаешь, что такое два миллиона и что за это светило. Но если бы не было этих денег, то мы бы ничего не смогли делать.

Дальше на протяжении нескольких недель новости и программа «Итоги» выходили на ТНТ и встраивались прямо в их сетку вещания. А потом мы в конце концов перешли на ТВ-6.

Канал ТВ-6 в тот момент все еще принадлежал другому олигарху — Борису Березовскому. Он был основным акционером канала. Березовскому принадлежали также 49 % акций (51 % у государства) самого крупного телеканала страны — ОРТ, или Первого, как он сейчас называется. После гибели подводной лодки «Курск» в начале августа 2000 года, через три месяца после инаугурации Путина, канал сделал серию репортажей о трагедии и интервью с вдовами погибших моряков, что вызвало раздражение в Кремле. Журналисты критиковали власть за бездействие и ложь относительно трагедии, а Путина за то, что он не прервал отпуск в Сочи сразу при первом известии о случившемся на подводной лодке. Для Кремля это была сверхчувствительная тема. В итоге, как рассказал недавно в Лондонском суде на процессе «Березовский против Абрамовича» бывший глава администрации президента Александр Волошин, выступивший свидетелем со стороны Абрамовича, с Березовским поговорил сначала он сам, потом он вместе с Путиным. Вкратце эти разговоры сводились к тому, что «позиция руководимых им[90] журналистов не соответствовала трагичности ситуации, поэтому руководство Березовского[91] должно было быть прекращено». Тот факт, что Березовский оставался наравне с государством одним из двух владельцев канала, с точки зрения Кремля не имело значения. «Концерт закончен», — как сказал Волошин. Гусинский и Березовский в итоге покинули страну.

Евгений Киселев: В конце мая или начале июня мы ушли на ТВ-6, а в январе 2002 года дернули рубильник, и нас отключили от эфира. 22 января 2002 года ТВ-6 прекратило свое существование. А через несколько дней объявился Анатолий Чубайс, который предложил идею «олигархического колхоза» для финансирования нового канала с нашим участием.

Ходорковский в этот «колхоз» не вошел. Вскоре после того, как эта тема стала обсуждаться, он мне позвонил и пригласил в Колпачный переулок. Разговор, как мне помнится, был с глазу на глаз. Он сказал: «Я хотел бы вам объяснить, почему я в этом участвовать не хочу. Вы знаете мое отношение к вам лично и к коллегам, и у вас не должно быть сомнений в моих симпатиях. Но поймите меня правильно. Во-первых, я считаю, что все это кончится печально, потому что компания не может принадлежать в равных долях сразу нескольким бизнесменам такого масштаба». Не помню точно его слова, но он объяснял, что это противно природе, психологии, характеру любого крупного бизнесмена, который пытается контролировать и управлять своим активом. Он сказал, что предложил схему, которая, на его взгляд, была бы идеальной: каждый из участников этого проекта вносит некую сумму в виде гранта, это оформлялось бы как некий финансовый фонд, который можно было бы назвать Фондом поддержки независимого телевидения, затем создается управляющая компания, которая распоряжалась бы деньгами этого фонда, а самим от этого отойти. То есть дать деньги и отойти в сторону, он считал это единственно правильным решением. Создать эндаумент. Он рассказал, что с этим своим предложением оказался в меньшинстве. Как он считал, каждый из участников этого начинания надеялся, что рано или поздно приберет весь актив себе, выкупит у других доли и сделает это своей частной компанией. Ему эта идея не нравилась.

И второе, что он сказал: «Я сейчас вкладываю огромные деньги и огромные силы, чтобы создать позитивный образ своего бизнеса. Я делаю его максимально прозрачным, с максимально высокой репутацией. То же самое касается и меня лично. Отсюда в том числе просветительские и благотворительные проекты. Но мой бизнес — нефтянка, а это очень уязвимый бизнес. Существуют очень жесткие механизмы контроля и влияния со стороны государства. Вот есть госкомпания „Транснефть“, от которой я завишу, потому что добываемая ЮКОСом нефть транспортируется по трубопроводам, которые принадлежат государственной „Транснефти“. И каким-нибудь государственным инспекторам достаточно найти формально на 1/10 долю процента содержание серы в добываемой ЮКОСом нефти выше установленной нормы, чтобы отключить меня от транспортировки нефти, пока мы этот процент не понизим, и держать меня на этом крючке две недели. А в нефтяном бизнесе эти две недели означают коллапс. Я немного утрирую, но вы поймите: я не хочу, чтобы меня вызвали в Кремль и сказали: а что себе Киселев или еще кто-нибудь позволяет там в телекомпании, где ты акционер. И в силу своего основного бизнеса я буду вынужден на вас влиять, вплоть до закрытия программы. Иначе уничтожат мой основной бизнес. Я не хотел бы оказаться в ситуации такого конфликта интересов, поэтому я в этом не участвую».