Записки капитана флота - Василий Головнин

В военных науках всякого рода они также еще младенцы, а мореплавания, кроме прибрежного, вовсе не знают.

Японское правительство хочет, чтоб народ довольствовался собственным своим просвещением и пользовался только изобретениями собственного своего ума, но запрещает ему перенимать выдумки других народов, дабы с чужими науками и художествами не вкрались к ним и нравы чужие. Соседи их должны благодарить провидение, что оно вселило такую мысль японским законодателям, и должны стараться не подавать им повода, откинув свою политику, приняться за европейскую.

Если над сим многочисленным, умным, тонким, переимчивым, терпеливым, трудолюбивым и ко всему способным народом будет царствовать государь, подобный великому нашему Петру, то с пособиями и сокровищами, которые Япония имеет в недрах своих, он приведет ее в состояние чрез малое число лет владычествовать над всем Восточным океаном.

И что бы тогда было с приморскими областями на востоке Азии и на западе Америки, столь отдаленными от тех стран, которые должны их защищать? А если бы случилось, что японцы вздумали ввести к себе европейское просвещение и последовали нашей политике, тогда и китайцы нашлись бы принужденными то же самое сделать. В таком случае сии два сильные народа могли бы дать совсем другой вид европейским делам.

Сколь ни сильно вкоренено в правлениях японцев и китайцев отвращение ко всему чужому, но при всем том, таковой оборот в их системах нельзя же почитать несбыточным, поелику они люди, а в делах человеческих нет ничего постоянного. Чего не захотели бы они сделать из доброй воли, к тому крайность может их принудить. Например, набеги соседственных народов, часто повторяемые, конечно, заставили бы японцев помыслить о средствах, какими возможно было бы отвратить, чтобы горсть пришельцев не могла беспокоить многолюдного народа. Сие подало бы повод к заведению военных судов на образец европейских, от судов сих произошли бы флоты, а там вероятно, что успех сей меры заставил бы принять их и другие наши просвещенные способы, к истреблению рода человеческого служащие.

И постепенно все европейские изобретения вошли бы в употребление у японцев даже и без особенного гения, каковым был наш Петр, но силой и стечением обстоятельств; а учителей много наедет из всей Европы, лишь бы японцы захотели пригласить их. И потому, мне кажется, не должно, так сказать, дразнить сей справедливый и честный народ. Если же, паче чаяния, какие-либо необходимые причины заставят действовать иначе, то уже надлежит, употребив все средства и усилия, решительно поступить, то есть так, чтоб совершенно кончить дело в несколько лет. Я не говорю, чтоб японцы и китайцы могли переменить себя на европейский лад и сделаться опасными европейцам в наши времена, но это дело сбыточное и рано или поздно случиться может.

В обхождении японцы всякого состояния чрезвычайно учтивы. Вежливость, с каковой они обращаются между собой, показывает истинное просвещение сего народа. Во все время нашего заключения мы жили и беспрестанно находились с японцами, которые не были из лучшего состояния, но никогда не видали, чтоб они бранились или ссорились один с другим. Мы часто слыхали их споры и видели иногда неудовольствия их друг на друга, но все оные происходили без сердца, тихо и с такой скромностью, какую и в благородных наших обществах не всегда можно найти.

Язык японцев не есть принятый ими язык чужого народа. Он происходит от древнейших их предков, которых они почитают общими им и курильцам. Впрочем, от частых сношений в прежние времена с китайцами, корейцами и другими народами японцы заимствовали от них множество слов, кои теперь сделались уже свойственными японскому языку. Равным образом вошли к ним и некоторые европейские слова: например, мыло они называют савон, пуговицу – бутон, табак – табаго и несколько других. Странно, что они деньги называют дени, а якорь – якори. Неужели такое сходство их слов с нашими произошло случайно?

В первой части я уже сказал, что в книгах, в казенных делах и в письмах людей просвещенных употребляется китайский способ писания, то есть знаками, а простой народ пишет посредством азбуки, которая в японском языке имеет 48 букв, но в числе их многие, кажется, должно назвать не буквами, а слогами, как то: ме, ми, мо, му, ни, но, ке, ки, кю. Японский выговор для нас чрезвычайно труден: есть у них слоги, которые не так произносятся, как те или де, но средним выговором между ними, на который попасть мы никак не могли. Такие есть средние выговоры между бе и пе, се и ше, ге и хе, хе и фе, например, японское слово, означающее огонь, нет никакой возможности европейцу выговорить. Я два года учился произносить оное, но не мог успеть. Когда японцы его произносят, то слышится в выговоре их что-то похожее на фи, хи, пси, феи, когда бы слоги сии произносить сквозь зубы, но как мы ни коверкали язык, японцы все говорили: «Не так!» Подобных слов у них очень много.

Японцы, запретив нам учиться на их языке писать, лишили нас способа узнать их грамматику, которая, однако, судя по тому, что мы об ней слышали, не может быть слишком затруднительна по причине весьма малого числа перемен, которым подвержены имена и глаголы. Склонение первых делается посредством частиц или членов, полагаемых после имен; спряжение же не переменяется ни в роде, ни в числе, ни в наклонении, а только во временах, которых токмо три главные у них есть. Прочие же означаются чрез прибавление слов, показующих обстоятельство, как то: давно, скоро и проч., предлоги становятся после имен, к которым они относятся; также и союзы в некоторых случаях идут после речей, кои они связуют. Во всех почти известных языках личные местоимения бывают односложные, но у японцев они очень длинны, например: я – ватагосщ, мы – ватагоси-томо, он – коно, они – коно-дац.

В изучении японского языка, кроме чтения, предстоит еще другая трудность от чрезвычайного множества слов, ибо у них многие вещи и действия имеют по два названия: одно они употребляют к высшим себя или с кем хотят говорить учтиво, а другое к низшим или когда говорят с кем запросто, и притом сие различие не в том только состоит, как у нас между словами спать – почивать, есть – кушать и прочее, ибо мы употребляем учтивые из сих слов только тогда, когда они относятся к самим особам, к коим речь простираем, или когда говорим о том, кого почтить хотим. Но японцы, говоря с почтенными людьми, должны употреблять особые учтивые слова, к кому бы они ни относились, а в то же время, обращая разговор к простому человеку, – другие, несмотря также на предмет разговора. Так что у них, можно сказать, два языка в употреблении, чего, сколько я знаю о земном шаре, нет ни у какого народа. А это также свидетельствует о некоторой степени народного просвещения.