Неизвестный Кропоткин - Вячеслав Маркин

При подготовке переезда в Москву из Петрограда Советского правительства было обнаружено, что сеть анархистских организаций пронизывает весь город. В 25 особняках расположились клубы Московской федерации анархических групп, охранявшиеся вооруженными отрядами. Собственно, эти отряды и вызывали беспокойство. Соседство «безгосударственников» с учреждениями органов управления молодого Советского государства было нежелательно. Всероссийская чрезвычайная комиссия (ВЧК) приняла решение о разоружении московских анархистов. В ночь на 12 апреля была проведена эта достаточно сложная операция. Анархисты оказали отчаянное сопротивление. Лишь к 10 часам утра прекратилась перестрелка; в результате ее убито 30 анархистов, ранены 12 чекистов, около пятисот человек задержано…

Одновременно началось разоружение анархистов и в других городах - почти повсюду с боями. Но так называемых «идейных» анархистов тогда не трогали.

В мае 1918 гола в Москве появился 29-летний «независимый» анархист Нестор Махно, год назад вышедший из Бутырской тюрьмы, где провел восемь лет за участие в террористическом акте. Махно задумал организовать на Украине восстание против немецкой оккупации, а на освобожденных землях - анархистскую коммуну, в которой воплотить кропоткинские идеи. Он зашел к Кропоткину, который жил тогда на Новинском бульваре у известного философа и публициста Сергея Трубецкого, и уже собирался уезжать в Дмитров.

Кропоткина план практической реализации его теории не очень воодушевил. То ли он не верил в возможности этого смелого, но недостаточно образованного человека, то ли сомневался вообще в том, что остров анархистского общества может существовать внутри жесткой государственной системы.

От Кропоткина Махно пошел в Кремль, где добился, что его приняли Ленин и Свердлов.

Вернувшись в родное село Гуляй-Поле, Махно сумел сколотить отряд из двадцати человек, который очень быстро превратился в многотысячную крестьянскую армию, развернувшую партизанскую войну в тылу германских оккупационных сил.

И на освобожденной территории при помощи нескольких «идейных анархистов» Махно предпринял попытку организации «безвластной республики» на основе самоуправления. Из этого ничего не вышло, потому что практически все время приходилось воевать. Трижды махновские части вливались в состав Красной Армии, и, в частности, оказали ей немалую помощь при прорыве в Крым и разгроме войск генерала Врангеля. Но затем командование Красной Армии потребовало от Махно разоружиться; он отказался, желая сохранить свою армию, и после кровопролитных боек, в августе 1921 года, с остаткам своего «войска» ушел в Румынию. Умер Нестор Махно в Париже в 1934 году.

В конце августа 1918 года анархисты-синдикалисты провели конференцию в Москве. Собрались 16 делегаций от десяти городов. В принятой декларации конференция выступила «за восстановление вольных советов рабочих и крестьянских депутатов», против института народных комиссаров и руководства партии большевиков, которую назвали «партией застой и реакции». Кропоткина приглашали на эту конференцию, но он не приехал, так же как ни на одну из последующих, даже на Первый Всероссийский съезд анархистов-коммунистов, состоявшийся в конце 1918 года. Конечно, нездоровье было очевидной причиной, но ведь и в эмиграции он тоже не очень-то жаловал подобные «форумы».

«Дмитровский отшельник»

Для советского правительства независимая позиция ветерана революционного движения была весьма благоприятна. И Кропоткин получил его поддержку. Ему предложили квартиру в Кремле, кремлевский паек, причем народный комиссар просвещения Анатолий Луначарский написал Софье Григорьевне письмо, где просил воздействовать на Петра Алексеевича, чтобы тот не отвергал помощи, исходящей от государственной власти. Но Кропоткин твердо отказался. И чтобы быть подальше от суеты московской и постоянных переездов - трижды ему пришлось менять квартиру, поскольку дома «бывших буржуев», в которых он поселялся, реквизировали - Кропоткин уезжает в Дмитров, в тихий, старинный городок недалеко от Москвы (на таком же примерно расстоянии, как Брайтон от Лондона). Друг Льва Толстого граф М. А. Олсуфьев (уездный предводитель дворянства) продал ему за символическую плату пустующий дом на бывшей Дворянской улице, переименнованной в Советскую (теперь это Кропоткинская улица).

В июле 1918 года Кропоткин поселился с женой в Дмитрове получив «охранное» удостоверение, подписанное Предсовнаркома В. И. Ульяновым-Лениным. В нем говорилось: «Дано сие удостоверение… известнейшему русскому революционеру в том, что советские власти в тех местах…, где будет проживать Петр Алексеевич Кропоткин, обязаны оказывать ему всяческое и всемерное содействие… представителям Советской власти в этом городе необходимо принять все меры к тому, чтобы жизнь Петра Алексеевича была бы облегчена возможно более…»

От местных властей Кропоткин получил разрешение возделывать огород на двух сотках приусадебного участка, его снабжали дровами и сеном для коровы, доставшейся ему от Олсуфьева вместе с домом. Жил он в небольшом доме с застекленной террасой, за ней - маленькая темная передняя, уютная столовая, из которой дверь вела в кабинет. Больше всего места в нем занимал рояль все остальное пространство было заполнено книгами: полторы тысячи томов было в его библиотеке. Книги лежали и на рояле, и на подоконнике, и на столе, и на стульях…

А вокруг Дмитрова - типичный ледниковый ландшафт; морена древнего ледника - Клинско-Дмитровская гряда…

Приехав в Дмитров, Кропоткин прежде всего заинтересовался краеведческим музеем, организованным местными кооператорами: «Третьего дня я осматривал зачаточный музей в нашем Дмитрове, - говорил он, выступая 30 августа на съезде учителей Дмитровского уезда, - и радовался, видя, как разумно отнеслись к своему делу наши три молодые сотрудницы музея: геолог, ботаник и зоолог, в какой интересной и поучительной форме сумели они представить собранный материал… и я порадовался за новое поколение… Пусть только будет у нас несколько лет свободы, и во множестве городов у нас вырастут такие же и еще лучшие музеи. Они будут неоценимым подспорьем для преподавания теории Земли и жизни…»

Кропоткин счел своим долгом оказать поддержку этому начинанию. Он участвовал в заседаниях сотрудников музея, в обсуждении таких тем, как «Болота Дмитровского уезда» или «Следы языческих верований». Под Новый 1919 год написал, а в январе прочитал на двух заседаниях небольшому коллективу сотрудников музея доклад «О ледниковых и озерном периодах» - последнюю свою географическую работу.