Миллионер - Артем Тарасов

Когда я начал излагать своим избирателям программу Кедрова, то стал выигрывать буквально каждое выступление. Стало ясно, что чем больше у меня будет встреч в округах, тем ближе я буду к победе. Я не только не обходил острых углов, но и выбирал из всех вопросов, поступающих из зала, самые грязные и самые каверзные. Слухи обо мне разлетелись повсеместно. Вокруг моей персоны была такая шумиха, которую можно сравнить с описанной в рассказе Марка Твена. Помните рассказ, где герой собрался стать губернатором штата?

Конкуренты обвиняли его бог знает в каких прегрешениях, а на одном митинге на кандидата набросилась орава детей разных цветов кожи и национальности с криками: «Папа, папа!..»

Следом за каждым моим успешным выступлением в местной прессе обычно появлялись разгромные статьи. В одной газете написали, что я похож на Гитлера, потому что сею смуту и пробуждаю воинственность в сознании народа. В другой – что я похитил стеклоочистители с машины своего соперника кандидата Николаева. Тогда это было грозное обвинение.

Как-то раз «простачок» председатель колхоза Николаев, который не стеснялся пользоваться недозволенными приемами, проколол колеса своей машины. На следующий день вышла газета с сенсационной информацией: агитационная команда Тарасова проколола шины автомобиля Николаева и тем самым сорвала его встречу с избирателями!

После очередного выпада в мой адрес к редактору газеты «Вечерний Смоленск» зашел Дима, мой представитель в городе, и в сердцах сказал, что ему, редактору, и его детям потом будет очень стыдно за те гадости, которые он публикует о Тарасове. Редактор не замедлил сообщить читателям, что агитаторы Тарасова угрожают ему и его сыну расправой. А на следующий день после его выступления сын редактора был жесточайшим образом избит в подъезде собственного дома и попал в реанимацию. Это было уже серьезно. Так работал на мою дискредитацию местный КГБ. Совершенно ясно, кому была выгодна эта провокация: спровоцировав редактора на публикацию заведомой клеветы, органы для большей убедительности избили его сына.

Людям, которые помогали мне, тоже приходилось несладко.

К примеру, в смоленском театре тогда шла очень смешная абсурдистская пьеса о том, как по указанию партии и правительства передовики перестройки ринулись насильно приватизировать совхозы и переводить их в частные сельские хозяйства и фермы. Но морально устойчивые работники сельского хозяйства ушли в подполье бороться за то, чтобы остаться совхозами.

После спектакля режиссер-постановщик взял на себя смелость и разрешил мне выступить с речью перед зрителями прямо со сцены. Тема моего выступления оказалась настолько созвучной с иронией самой пьесы, что люди ушли с убеждением голосовать только за меня.

На следующий день уволили с работы режиссера и эту пьесу сняли из репертуара театра.

Летчики смоленского вертолетного отряда, проявив инициативу, разбросали над сельскими районами мои листовки. Как в военное время. Это была первая подобная акция со времен Отечественной войны. Ребят, конечно, лишили летных удостоверений и работы. За нарушения маршрута следования… И так повсюду и со всеми, кто пытался мне помогать.

От чисто физических действий, например, со стороны КГБ меня спасало только то, что среди высшего руководства, как ни странно, нашлись люди, которые положительно отреагировали на мою историю. Меня поддержал бывший глава КГБ Чебриков, который в тот момент, к несчастью, был уже заменен Крючковым. В одной региональной газете написали, что член Политбюро ЦК КПСС Егор Лигачев высказался в поддержку Тарасова, потому что у него самого сын-кооператор. И это была правда.

И пронесся слух о Лигачеве и Тарасове.

На каждой встрече мне обязательно задавали примерно такие вопросы:

«Какую зарплату получает сын Лигачева в вашем кооперативе? Какие родственные отношения связывают вас с Лигачевым? А правда, что сын Лигачева женат на вашей родственнице?» Подобные записки преследовали меня. Чтобы не допустить меня к победе на выборах, их посылали специально подготовленные люди, присутствовавшие на моих выступлениях.

Узнавали мой маршрут, ну, предположим, я еду в Вязьму. Туда направлялся специальный человек из горкома и самовольно изменял время встречи, например переносил на более ранний час. Получалось, что мы приезжали на два часа позже, чем указано в объявлении, и уже никого не заставали. Народ расходился по домам.

Было множество незабываемых встреч и эпизодов в той предвыборной кампании. Впервые в послереволюционной истории СССР мы действительно вели настоящую пропагандистскую работу не по указу власти, а вопреки ее воле. Мы выступали прямо у ворот заводов и фабрик, когда народ выходил со смены, поскольку внутрь предприятий нас под разными предлогами не пускали. Я ощущал себя в тот момент первым революционером или декабристом и понимал, что за это романтическое и упоительное чувство и за веру можно было пойти на плаху.

Один из эпизодов, который всплывает сейчас в памяти, произошел в Брянске. В городском парке была намечена встреча с избирателями, которую поддержала местная организация партии «зеленых». Они предложили мне выступить с открытой сцены в парке, а сами обещали собрать народ и развесить объявления о встрече по дворам. Они предрекали большое количество народа и обязательный скандал.

– Вы только не волнуйтесь! У нас с местной властью всегда скандал. Это нормально, будет способствовать вашей популярности.

Действительно, к назначенному времени, несмотря на то что лил дождь, на открытой площадке парка собралось более тысячи человек. В репродукторах по обеим сторонам сцены играла музыка. Мне давно уже было пора начинать выступление, но, во-первых, отсутствовал микрофон, а во-вторых, динамики просто надрывались вальсами и маршами советских композиторов и никто не мог их выключить. Дело в том, что пульт находился в специальной комнатке за сценой, в которой забаррикадировался служащий парка, получивший строгое распоряжение не давать Тарасову выступать на сцене, поступившее от самого директора парка.

Когда попытки взлома обитой железом двери этой комнаты оказались тщетными, на сцену выбежал представитель партии «зеленых» Брянска и закричал:

– Мы не допустим произвола властей! Нам не дают встретиться с нашим кандидатом! НА ОБКОМ!

Казалось, собравшаяся толпа только этого призыва и ждала. Все, как по команде, развернулись и направились к выходу из парка, чтобы пикетировать обком коммунистической партии.

Не отдавая себе отчета в своих действиях, я выскочил на сцену и закричал:

– Остановитесь! Мне не надо микрофона! Я буду выступать без него!

Все остановились. На сцену поднялись двое молодых ребят, залезли под потолок сцены, сорвали оба динамика, бросив их на пол под бурные аплодисменты публики. И я стал выступать, форсируя голос, который звучал на весь парк.

А на следующий день в местных газетах появилась заметка о том, как Тарасов остановил в парке негодующую толпу, готовую идти и громить обком партии.

В то время еще не было даже понятия «рейтинг», и слова такого, пожалуй, никто в СССР не употреблял, но смысл этого был понятен в ЦК КПСС. Там все больше и больше нервничали, наблюдая за тем, как шансы на победу в выборах у меня с каждым днем росли. Это порождало все более строгие указания о недопущении меня во власть, которые по фельдъегерской почте рассылались руководителям районов и городов.

Когда подсчитали голоса, отданные за претендентов в первом туре, отрыв от остальных претендентов у меня и у председателя колхоза Николаева был настолько велик, что объявить о победе кого-то иного у администрации округа не хватило смелости и духу. Проиграли и генерал и космонавт.

За меня проголосовала основная масса населения крупных городов – Смоленска, Брянска и Калуги, но в сельских районах я очень сильно уступил Николаеву. Я вначале не мог понять, почему так получалось. Но потом мы во всем разобрались.

Если в городах еще не существовало системы подтасовки голосов на выборах с использованием административного ресурса, то в сельских районах все было легче. Поскольку Николаев был членом обкома партии, всем колхозам и совхозам была спущена директива: обеспечить его победу. Мы узнали, что в сельсоветах рядом с урной для голосования стояли представители руководства. Иногда и сам председатель колхоза, который проводил примерно такую беседу с голосовавшими гражданами прямо на участках в день выборов.

– Ну что, бабка Нюра, – говорил председатель крестьянке. – Если за Николаева проголосуешь, все будет нормально. Он наш, колхозный парень. А если за другого, комбикорма в этом году не получишь! Думай сама. Я не агитирую.

Когда стало ясно, что я все же прошел во второй тур выборов, передача «Взгляд» решила сделать сюжет обо мне как о кандидате в депутаты. Чтобы соблюсти паритет, взяли интервью и у Николаева. И вот опять, во второй раз, я попал в прямой эфир.