На Дальнем Западе. Ловцы трепанга - Эмилио Сальгари

— А чем питаются черепахи?

— Травами, корнями, червями, водяными насекомыми, а морские черепахи — водорослями и мелкими ракообразными животными.

— И они водятся повсюду?

— Да, во многих морях и странах. Бывают такие, что достигают действительно громадных размеров. В лесах и реках Гималайского хребта встречаются черепахи, дающие до пятидесяти килограммов мяса. Кроме того с них снимают их выпуклый и очень крепкий панцирь. Самые крупные черепахи носят название слоновых; они встречаются в Африке, на побережье Мозамбика, и на острове Бурбон; они не очень длинны, но объемисты, как крупный бочонок. Самых крупных черепах я видел на Галапагосских островах. Это были настоящие чудовища по размерам; их можно принять за животных эры динозавров.

— За черепахами охотятся только ради их мяса?

— О нет. В Южной Америке на реках охота на них составляет очень выгодный промысел: панцирь черепах идет на изготовление гребней, дорогих вееров, рукояток ножей, оправ для очков и так далее. За другим видом черепах, преимущественно речных, охотятся не только из–за панциря, также представляющего ценность: из их жиров выжимают масло, очень нежное и тонкое на вкус. Ловля черепах так выгодна, что их уничтожают в громадных количествах, и в результате в некоторых странах они уже совсем почти вымерли.

— А почему, — вмешался Ван–Горн, — охотники за черепахами не всегда их убивают?

— Очень просто. Поймав черепаху, охотник осматривает, хорош ли ее панцирь и достаточно ли она жирна; под хвостом делает надрез, чтобы узнать, много ли даст она масла. Если панцирь некрасив, а сама черепаха недостаточно жирна, ее бросают назад в воду, чтобы она откормилась. С тощей же черепахи, но имеющей красивый панцирь, самый панцирь снимают, а черепаху отпускают в воду.

— Ведь она все равно подохнет?

— Ничего подобного. Даже лишенная панциря, который был ее колыбелью и мог стать ее могилой, черепаха продолжает жить. Она долго ищет убежище, а найдя его, устраивается в нем, отсиживается и наращивает себе новый панцирь, но никогда он не бывает так красив и прочен, как первый.

Пока по пути на берег капитан рассказывал Корнелиусу о черепахах и охоте на них, Ханс натаскал сухой хворост и между камнями разложил костер. Когда огонь хорошо разгорелся, Ван–Горн взял одну из принесенных черепах, отсек ее голову, а черепаху положил над огнем, панцирем книзу.

Очень скоро аппетитный запах распространился далеко вокруг костра; животное жарилось в собственном жиру, а сковородкой служил ее панцирь.

Когда черепаха достаточно прожарилась, Ван–Горн топором раскрыл ее панцирь, ловко вынул мясо и разложил его на широкие листья перед своими товарищами. На вкусную пищу все набросились с зверским аппетитом, который оправдывался только их продолжительным постом.

Всю черепаху они все же одолеть не смогли; остаток мяса был оставлен на вечер, вместе с мясом второй черепахи, которую Ван–Горн тоже успел зажарить.

После обеда капитан и штурман закурили свои трубки. Выкурив их, они подали знак л отправлению.

Путники снова углубилась в лес.

Теперь они шагали бодро и к полудню к реке, на левом берегy которой они скрыли в зарослях свою шлюпку.

Глава девятнадцатая. Пальма сагу

На обоих берегах было совершенно спокойно, только попутай нарушали тишину своей непрерывной болтовней. Побоище, шум которого доносился в течение почти всей ночи, давно, по–видимому, окончилось. Только откуда–то издали едва доносился отдаленный рокот барабана. И пираты, и их враги ушли, видимо, далеко от места их встречи.

Наши странники продвигались вперед с большой осторожностью, опасаясь неожиданной встречи с каким–нибудь отставшим отрядом пиратов. Так они подошли к самому берегу и осмотрелись кругом. Они не увидели ни одного человека.

Всюду трава была смята, водяные растения вырваны; отмель, обнаженная отливом, была вся усеяна топорами и разбитыми копьями. В стволах деревьев торчали вонзившиеся в них стрелы. Вдалеке на противоположном берегу маячила одинокая, вдребезги разбитая пирога. А на земле, среди кустов и трав, валялись трупы убитых папуасов, уже наполовину обглоданные крокодилами.

— Пираты были побиты, — решил капитан, осмотрев поле недавней битвы.

— Не альфуры ли напали на них? — спросил Корнелиус.

— Очень возможно.

— Значит, где–нибудь поблизости находится их деревня.

— Боюсь, что так; нам следует поэтому как можно скорее убраться отсюда.

— Только бы найти шлюпку…

— Пойдем ее искать. Мне почему–то кажется, что мы ее не найдем, — сказал Ван–Горн.

— Но она так хорошо спрятана и замаскирована.

— Да, но и глаза у папуасов слишком зорки: груда трав и ветвей могла привлечь их внимание.

Они уже подходили к тому месту, где, по предположениям Ван–Горна, должна была находиться шлюпка.

— Стоп! — воскликнул Ван–Горн, внезапно останавливаясь. — Я узнаю громадный тек, за которым мы прятались: я сделал на нем зарубку топором. Шлюпка должна быть в нескольких шагах от этого гиганта.

— Я тоже узнаю местность. Идем! Я сгораю от нетерпения, — отозвался Ханс.

Капитан и оба юноши стремглав бросились к теку. Чем ближе они подходили, тем больше волновались. Корнелиус, бежавший впереди, вдруг остановился и произнес упавшим голосом:

— Я не вижу ни трав, ни ветвей, которыми мы покрыли шлюпку.

— Вот они! — вскричал Ван–Сталь.

Но ему пришлось тут же разочароваться.

— Они разбросаны во все стороны, — печально сказал он, едва бросив взгляд на разбросанные кругом ветви. — Шлюпки нет!

— Они украли ее! — воскликнули остальные четверо.

— Да… Мы погибли. Что теперь делать? Как вернуться на Тимор?

Злосчастные странники были совсем подавлены новым обрушившимся на них бедствием. Они застыли на месте, бессмысленно обводя взглядом берег и заросли, где спрятали свою шлюпку. Потом, обшарив крутом кусты, они нашли только никуда не годное сломанное весло и обрывки веревок. Это было все, что оставалось им от шлюпки, от провианта, от всего, что в ней находилось.

Даже Ван–Сталь, который ни разу не падал духом, и тот был смущен и горестно поник головой.

Может быть, юноши не могли осознать всю глубину постигшей их беды, но они не были так потрясены, как капитан.

Горн остановился в задумчивости, по–видимому соображая, как выйти из создавшегося положения.

— Подумать только, — говорил он, как будто рассуждая сам с собой, — что ожидало нас, если бы мы не догадались захватить с собой все ружья и патроны. К счастью, у нас есть еще триста или четыреста зарядов, ружья в исправности, а с ними ни в одной стране не пропадешь.