Завещание предков - Владислав Стрелков

— Да, обоз, конечно, нам руки вяжет. — Иван Пантелеевич вздохнул.

Степная сотня была уже близко, и я ткнул каблуками коня и выехал вперёд. Держа на вытянутой вперёд руке деревянный пропуск, кричу ту же фразу, что сказал дозору в лесу:

— Анхаарал гэх гийцетгэл!

Понимают, раз притормозили и чуть приподняли свои копья. Значит, правильно сказал. Степняки остановились в десяти саженях, встав полукольцом. Вперёд выехал один степняк, пригляделся, прищурившись к пайцзе, кивнул и, бросив злобный взгляд на меня, сказал:

— Сайн.

Развернул коня и махнул рукой.

— Ард!

И степная сотня, ускакала, разделившись на две части — половина к деревне, половина к табунам.

— Сказал, как в душу плюнул, погань такая. — Бравый сам сплюнул, и подвигал саблю в ножнах.

Мы уже на половине поля, а сани всё выезжают из леса. На противоположной стороне плотный лесной массив, а справа, у самого края деревни, виднеется пролесок. Вот туда и придётся свернуть. Показываю куда править вознице на первых санях, и обоз начинает приближаться к деревне.

— Кгарррг!

Черный ворон пролетел вперёд и, лениво помахивая крыльями, скрылся за деревьями, а я, привстав на стременах, закрутил головой.

О чем он предупредил в этот раз? Что может случиться?

Полусотня степняков, что ушла в поле за табуны, не видна, наверно находится на другой стороне поля, охраняя лошадей. Другая в деревне, и до нас им нет дела. У нас пайцза, выданная самим Батыем, что ещё?

Присмотревшись, увидел сбатованных лошадей у самой околицы, а поганые суетились между домами. Что именно делали, пока не понятно, но можно предположить, что просто грабили, стаскивая в центр деревни то, что понравится.

Пускаю коня быстрей и вместе со всеми боярами, подрезаю обоз, чтоб встать и идти справа от него.

Приблизились к деревне, и стало понятно, что я прав. Донёсся плач, причитания, и открылась картина грабежа. Злость накатила волной. Отвернулся, чтобы не видеть всего этого. Даже глаза закрыл. Каждый удар сердца как гром набата, а пайцза стала жечь, словно раскалённое железо.

Чувствовал себя предателем, Кутерьмой. Мы, русские вои и идём мимо, а там, в деревне, хозяйничают степные шакалы.

Обоз с ранеными связывал нас по рукам. Если бы не он!

Оглянулся — от того края леса только отошли последние сани. Головные начали втягиваться в перелесок. Скорей бы. Кричу, чтоб ускорились, а сам кошусь на мрачных бояр. Они с ненавистью смотрят на поганых, но молчат, понимая, что и как. Ведь, атакуй мы эту полусотню, останется обоз без прикрытия, а те поганые, что ушли в поле, запросто перебьют всех на санях и ударят нам в спину. Вот и скрипели зубами от бессилия.

Чертова пайцза. Перехватил её рукой и с силой сжал, сорвав с бечевы.

Половина обоза в перелеске. Крики в деревне усиливаются. Из крайней избы выскакивает молодая женщина, одетая в одну рубаху и с рыданием бросается в нашу сторону.

— А-а-а… спасите… родненькие!

За ней, смеясь, кидается степняк, и настигает её почти рядом с нами. Свалив женщину резким ударом в спину, поганый хватает женщину за волосы и, намотав их на руку, смотрит на нас.

— Урус гоо бёсгёй эмэгтэй хён. Сайна. — Ощеривается и тащит жертву в сторону домов.

И тут мои глаза встречаются с глазами этой женщины.

Раздавленная пайцза летит в снег и сверкает клинок, разваливая монгола пополам. Стряхивая с сабли кровь, пускаю коня в галоп. В секунды долетели до саней с награбленным. Бояре в иступлении работают саблями, вымещая всю злость и ярость на поганых. Все степняки, что находились на улице, в мгновение изрублены. Из двора напротив выскакивают два монгола. Первый поднимает щит, принимая удар меча, но Горинский клинок входит в него как в масло. Второй поганый, вереща, скрывается за дверью. Ратники соскакивают с коней и вламываются в дома. Оттуда доносится звон стали и яростные крики.

Всё, с этими покончено. Что там другая половина степняков?

Разворачиваюсь и скачу на край деревни, где привстав на стременах, вглядываюсь в поле.

Черт, так и есть! Табуны ушли далеко, но видно, что от них скачут всадники. Услышали звуки боя, или просто возвращаются обратно?

— Эй! Сюда!

Но, в запале, меня никто не слышит. Вижу Лисина, высочившего из двора с саблей в руке.

— Илья, всех сюда! Поганые!

Тот кивает и кидается с криком по дворам, а я смотрю на поле.

Черт! Их больше чем полусотня. Втрое больше. Об этом меня предупреждал ворон?

Собирается всего сорок ратников. Против полутора сотен? Видно, врал мне сон, не у реки мне погибать, а здесь.

Рысью огибаем обоз, медленно втягивающийся в лес. Очень, очень медленно он ползёт. А степняки уже разогнались. Ничего, сейчас мы их притормозим.

Осадив коня, открываю тул. Лук в руку, стелу к тетиве. Рядом шуршат, доставая стрелы и луки бояре.

- Мало стрел, Володимир Иванович. — Глядя на степняков произнёс Бравый.

- Значит, промахиваться нельзя, Иван Пантелеевич.

Хмыкает Горин. Ну да, он не промахнётся. Хорошо бы чтоб не промахнулись и остальные.

- Бей!

Защелкали луки. Я привычно выцеливаю врага, как будто видя вблизи его перекошенное лицо.

На! Поганый откидывается назад со стрелой в глазу. Почти весь передний ряд покатился по снежной целине. Строй сбился, но скорость не сбросил.

- Бей!

Слетело ещё с десяток поганых, остальные крепче сомкнули строй и подняли щиты.

- Бей!

Снова закувыркались кони, подминая седоков.

Всё, кончились стрелы. Кричу стоящим рядом Велесову и Лисину:

- Во второй ряд вставайте.

- Володимир Иванович! — Возмущаются оба одновременно.

- Делай, что старшие говорят. — Оттесняя их назад, ворчит Бравый. Усмехаюсь про себя — «знал бы ты, кто тут старше, и на сколько». В первые ряды выходят взрослые ратники, оттесняя назад новиков.

Пора, монголы уже в двухстах метрах. Начинаем разгон, плотно сбившись и опустив рогатины. Перед сшибкой над полем проносится клич:

- Китеж!

Удар! Вражеский наконечник подбиваю в сторону, а моя рогатина пробивает край монгольского щита и застревает в теле, вырываясь из руки. Саблю из ножен и сразу бью в бок степняка. Удачно!

Бум!

Щит вырвало из руки, и он улетел вместе с латной перчаткой. Откинулся назад, пропуская копьё над собой и отсекаю руку врагу.

Удар! Не успел отвести наконечник копья, и он пропарывает край кольчуги на боку. Чудом удержался в седле, но при этом выронил саблю.

Вырываюсь на простор, впереди никого, только вдалеке табуны. Конь останавливается и начинает валиться на бок. Соскакиваю и оборачиваюсь. Из сшибки вышли двадцать пять бояр. Ещё четверо пешие и сейчас ловят монгольских коней. Мне тоже надо лошадь. Рядом оказывается Лисин.