Ярость ацтека - Гэри Дженнингс

Партизаны, с которыми свела меня судьба, искренне верили, что вся мощь наполеоновских легионов никогда не сломит дух народа Испании.

– Мы прогоним французов из своей страны, – заявил Касио, – а потом перейдем горы, сожжем их церкви, изнасилуем их женщин и заберем себе их добро. И это будет только справедливо, не правда ли?

* * *

В Кадис я возвращался героем. Разумеется, французы продолжали усиленно разыскивать человека, который бежал из дворца графини с портфелем генерала и устроил засаду на военный эскорт их курьера, так что мне пришлось две недели отсиживаться в монастыре Монсеррат, на Священной горе близ Барселоны. Монахи приютили меня, хотя понимали, что идут на страшный риск: если бы об их помощи повстанцам стало известно оккупантам, французские пушки сровняли бы их обитель с землей.

Когда суматоха улеглась и опасность ослабла, рыбацкое cуденышко доставило меня назад в Кадис, куда я вернулся настоящим героем. А что, думаете, так просто совладать с двумя коварными искусительницами и жирным генералом, слабоватым по мужской части, и скрыться, похитив целый портфель, набитый секретными приказами самого Наполеона? Однако пуще всякой славы меня согревал кошель, который я прятал рядом со своими «фамильными драгоценностями». Восторги испанцев относительно моего подвига скоро остынут, а вот «королевский выкуп» еще не один год будет обеспечивать меня лучшим вином, вкусной едой и самыми красивыми putas.

Только оказавшись на борту рыбацкого судна, я впервые задумался о том, что буду делать в Кадисе. Конечно, мне хотелось вернуться в колонию. Война между Наполеоном и испанскими повстанцами была слишком опасна для бедного колониального изгнанника. Кадис оставался единственным крупным городом Испании, еще не захваченным французами, да и кто знает, какое новое задание придумает мне полковник Рамирес? В последний раз он не только возложил на меня крайне опасную миссию, но еще вдобавок приказал меня потом убить. Я просто чудом остался в живых.

Правда, Касио уверял, что теперь все изменилось и меня встретят в Кадисе как героя, даруют полное прощение и с почетом отправят в Новую Испанию. Дай-то бог. И я наконец-то воссоединюсь со своей ненаглядной Изабеллой.

Я до сих пор заботливо хранил подаренные ею сапоги.

Все мои иллюзии мигом развеялись, когда я увидел на пристани Кадиса инквизитора Балтара. Неужели этот тип жив? А ведь я думал, что убил его, сбросив вниз головой с балкона Серены. Теперь, когда он, стоя на причале, указал на меня полковнику Рамиресу и взводу солдат, я понял, что хотя святоша и побывал на краю могилы, в лучшую сторону это его явно не изменило.

– Он в сговоре с самим дьяволом, – сказал я Рамиресу. – Или же у него девять жизней, как у кошки.

Балтар громко требовал передать меня в руки палача и немедленно казнить.

Полковник заверил священника, что обойдется со мной, как я того заслуживаю, и объявил, что я арестован. Но затем посадил меня в экипаж и, когда мы остались наедине, подмигнул мне.

– Здесь, в Кадисе, ваши заслуги перед Испанией оценили по достоинству. И не стоит волноваться из-за этого идиота священника. Я просто сделал вид, будто арестовываю вас, потому что иначе он дошел бы со своей кляузой до кардинала. Однако вы как-никак пытались убить служителя церкви – хуже того, служителя инквизиции, – так что, сами понимаете, это делает ваше дальнейшее пребывание в Кадисе затруднительным.

Боюсь, я должен отправить вас обратно в Новую Испанию. Депеша, объявляющая вас героем Войны за независимость, равно как и указ о полном прощении и снятии всех обвинений уже на пути в колонию. Уверен, сойдя на берег в Веракрусе, вы будете встречены со всем почетом, подобающим такому герою.

Рамирес пристально посмотрел на меня и заключил:

– Разумеется, я понимаю, что сами вы предпочти бы остаться здесь и продолжить борьбу против захватчиков.

Я приложил руку к сердцу и поклонился:

– Вне всякого сомнения, полковник.

70

Веракрус

На маленьком быстром почтово-пассажирском судне мы пересекли безбрежный океан меньше чем за месяц. Однообразие пути мне скрашивало общество некоей женщины, плывшей к своему мужу, богатому торговцу зерном из Пуэблы. Уверен, проведя месяц в постели со мной, она теперь и смотреть не захочет на других мужчин.

Когда корабль из Кадиса бросил якорь на рейде в Веракрусе, я на сей раз уже не сомневался, что могу сойти на берег, не опасаясь ареста и казни. Жизнь была хороша, я был счастлив, как оно и подобает богачу и герою. Полковник направил вице-королю Новой Испании не только копию указа о полном снятии с меня всех обвинений, но и официальный документ, в котором перечислялись и восхвалялись мои героические подвиги в войне против Наполеона.

Мы встали на якорь в заливе, в виду могучего форта, защищавшего город вот уже почти три столетия и называвшегося крепость Сан-Хуан-де-Улуа. Перед тем как разрешить пассажирам сойти на берег, весельная шлюпка доставила на борт таможенника и фамилиария – мирянина, состоявшего на службе в святой инквизиции. Едва ознакомившись со списком пассажиров, грузов и багажа, они пожелали поговорить со мной.

– Хуан де Завала, вам следует немедленно доложить о своем прибытии губернатору, – сказал служащий таможни.

По веревочному трапу я спустился в шлюпку, команда которой получила приказ доставить меня на пристань. Ухмыляясь, как довольная обезьяна, я смотрел на приближающийся берег, на котором, похоже, уже собралась толпа встречающих. Интересно, какой сюрприз подготовил мне губернатор? Торжественное уличное шествие, прославляющее героя Испании? Возможно, в мою честь будет дан пышный бал, на котором кабальеро станут завидовать моей смелости, а дамы мечтать о моем garrancha. Уж не сам ли вице-король прибыл, чтобы воздать мне честь за службу короне? Неужто и прекрасная Изабелла явится на пристань и бросится в мои объятия?

Едва я поднялся по трапу на причал, как чиновник выступил вперед:

– Хуан де Завала, вы арестованы.

* * *

Ночь я провел в смрадной тюрьме, по сравнению с которой и каталажка в Гуанахуато показалась бы чуть ли не дворцом, а поутру меня повели к его превосходительству губернатору.

Стража отобрала у меня шпагу и кинжал, и, хотя я был разодет в шелка, словно принц, после проведенной в грязной темнице ночи весь мой наряд перепачкался и порядком провонял. Хорошо еще, что большую часть денег я привез не в звонкой монете, а в виде кредитного письма в банк Мехико, которое вдобавок как следует припрятал.

– С какой это стати вы позволяете себе так обращаться с героем Испании? – требовательно вопросил я, едва оказавшись на пороге губернаторского кабинета, решив сразу перейти в наступление. – Вы что, не извещены о моих подвигах и полном прощении былых прегрешений?