Уэверли, или шестьдесят лет назад - Вальтер Скотт

Но для Уэверли Роза Брэдуордин обладала одним редким свойством, перед которым едва ли может устоять хоть один мужчина: она выказывала пылкое участие ко всему, что его касалось. Впрочем, сама она была слишком юна и слишком неопытна, чтобы оценить притягательную силу этого постоянного внимания к нему. Ее отец был чрезмерно погружен в ученые и военные соображения, чтобы заметить ее растущее пристрастие, а Флора Мак-Ивор не хотела спугнуть ее чувство какими-либо замечаниями, так как считала, что этим поведением ее подруга имеет всего больше шансов вызвать взаимность.

Дело в том, что с первого же разговора после их встречи Роза невольно раскрыла то, что творилось у нее на душе, умной и проницательной подруге. С этого времени Флора не только окончательно решила отвергнуть ухаживания Уэверли, но всячески старалась, насколько это было в ее силах, чтобы он обратил свои взоры на Розу. От этого замысла не отвращало Флору и то, что брат ее не раз полушутя-полусерьезно заявлял о своем намерении поухаживать за мисс Брэдуордин. Она знала, что Фергюс разделяет принятый повсюду на континенте взгляд на брак и не взял бы в жены ангела, если бы не был уверен, что этим он укрепляет свои связи или увеличивает свое влияние и богатство. Странная мысль барона сделать во что бы то ни стало своим наследником вместо дочери какого-то отдаленного родственника послужила бы, вероятно, непреодолимым препятствием для серьезных намерений с его стороны по отношению к Розе. В самом деле, голова Фергюса была как бы мастерской, непрерывно занятой созданием планов и интриг самого разнообразного свойства и характера; но, как иной мастеровой, более изобретательный, нежели упорный, он часто неожиданно и без всякой видимой причины бросал один план и с увлечением хватался за другой, только что вышедший из горна его воображения или ранее брошенный в сторону недоделанным. Поэтому зачастую было трудно определить, какой линии поведения он будет держаться в том или ином случае.

Хотя Флора и была искренне привязана к брату, необычайная энергия которого могла вызвать ее восхищение совершенно независимо от родственных уз, она отнюдь не была слепа к его недостаткам, которые считала весьма опасными для всякой женщины, видящей свой идеал счастливого брака в мирных отрадах домашнего круга и во взаимной всепоглощающей любви. Уэверли, напротив, по всему своему складу, несмотря на его мечты о лагерной жизни и воинской славе, казался предрасположенным исключительно к семейным радостям. Он не стремился принимать участие в кипучей деятельности окружающих людей и не интересовался ею; его не занимали, а скорее тяготили бесконечные обсуждения сравнительных прав, претензий и интересов соперничающих вождей. Все это говорило о том, что именно он мог составить счастье такой девушки, как Роза, столь близкой ему по душевному складу.

Однажды, сидя наедине с Розой Брэдуордин, Флора остановилась на этой черте характера Эдуарда.

— Он слишком умен, и у него слишком тонкий вкус, — ответила Роза, — чтобы заниматься такими пустяками. Ну, какое ему дело до того, какой чин надо дать предводителю Мак-Индаллагеров, выставившему только шестьдесят человек, — чин полковника или капитана? И какой интерес может он проявить к бурному пререканию между твоим братом и юным Корринасхианом по поводу того, кому должно принадлежать почетное место — старшему или младшему из юношей клана?

— Дорогая Роза, если бы он действительно был такой герой, как ты думаешь, он вникал бы в эти дела — конечно, не из-за их собственной важности, а для того, чтобы стать посредником между буйными головами, которые находят в них пищу для раздоров. Ты же видела: когда Корринасхиан в бешенстве возвысил голос и схватился за палаш, Уэверли поднял голову, как будто только что проснулся, и с величайшим спокойствием спросил, в чем дело.

— Видя его рассеянность, они расхохотались, а разве этот хохот не прекратил ссору гораздо лучше, чем все, что он мог им сказать?

— Это верно, — ответила Флора, — но, милая Роза, для Уэверли было бы больше чести, если бы он отрезвил их доводами.

— Неужели ты бы хотела, чтобы он стал генеральным миротворцем между всеми этими гайлэндцами, способными в любую минуту вспыхивать как порох? Уж извини, Флора, я, конечно, не говорю о твоем брате — он умнее, чем все они, имеете взятые, но неужели ты считаешь, что эти свирепые, вспыльчивые, безудержные люди, которые то и дело ссорятся на наших глазах, а за глаза еще того больше и держат меня все время в смертельном страхе, могут сравниться с Уэверли?

— С этими неотесанными людьми я его не сравниваю, дорогая Роза, мне жаль только, что он с его способностями и умом не занимает в обществе того места, на которое они дают ему право, и не отдает их в полной мере служению тому благородному делу, к которому он примкнул. Разве Лохил, и Пххх, и Мххх, и Г*** не отличаются прекрасным образованием и отменными талантами? Почему он считает ниже своего достоинства быть полезным и деятельным, как они? Мне часто приходит в голову, что его пыл замораживает этот гордый, ледяной англичанин, с которым он не расстается.

— Полковник Толбот? Без сомнения, это очень неприятный человек. На шотландских женщин он смотрит так, точно ни одна из них не стоит того, чтобы он подал ей чашку чая. А у Уэверли — такая нежная душа, он такой образованный…

— Да, — промолвила Флора с улыбкой, — он может любоваться луной и цитировать строфы из Тассо.

— А кроме того, ты ведь знаешь, каким храбрым он был в бою, — добавила мисс Брэдуордин.

— Если уж говорить об этом, — ответила Флора, — то, я считаю, все мужчины (то есть те, кто заслуживает этого имени) примерно одинаковы; по-моему, больше мужества нужно для того, чтобы бежать. Кроме того, когда они оказываются друг против друга, в них пробуждается какой-то воинственный инстинкт, как мы это видим у самцов животных — псов, быков и т. д. Но на возвышенные и рискованные предприятия Уэверли совершенно неспособен. Он никогда не мог бы быть своим знаменитым предком сэром Найджелом, он мог бы быть только его панегиристом, и поэтому я скажу тебе, дорогая Роза, где он будет на своем месте и в своей стихии, — в мирном кругу домашних радостей, беспечных занятий литературой и изысканных наслаждений Уэверли Онора. Он переделает там библиотеку в самом утонченном готическом вкусе, украсит ее полки редчайшими и ценнейшими сочинениями, будет чертить планы, рисовать пейзажи, писать стихи, воздвигать храмы и устраивать гроты; а в ясную летнюю ночь будет выходить на галерею у входа и любоваться оленями, бродящими при лунном свете; или, скажем, лежать в тени древних дубов с их фантастическими очертаниями; а то будет читать стихи своей красавице жене, гуляя с ней под руку, и будет счастливейшим человеком!