Сон в начале тумана - Юрий Рытхэу

— То, что поначалу кажется непонятным, потом оказывается полезным, — глубокомысленно заметил Тэгрынкеу, хотя и чувствовал внутренний стыд, что приходится вот так отвечать, роняя свое достоинство. С тех пор как он стал членом Ревкома в Уэлене, Тэгрынкеу все чаще чувствовал, что мало знает, несмотря на то, что побывал в таких местах, которые иной чукча и во сне не видел. Он крепко запомнил слова Антона Кравченко: «Вот поставим крепко Советскую власть, поедем вместе учиться в Питер, в красный университет». Видимо, это стоящее учреждение, но почему Антон, который проучился там несколько лет, не умел поставить даже простой деревянный дом.

Тэгрынкеу привез плотницкие инструменты. Но прежде он решил нарисовать дом на бумаге и попросил листок у Антона.

Сидя в чоттагине Орво, Тэгрынкеу разложил на низком чайном столике бумагу и принялся вспоминать дома, которые он видел в Петропавловске, в Сан-Франциско и в Номе. Лучше всего он знал жилище плотника Семена, да и собранного леса могло хватить лишь на такой дом.

Прямо на земле, неподалеку от яранги Орво, принесенными с берега камнями обозначили четырехугольник на земле. Чтобы сберечь бревна, по совету изобретательного Тнарата стены начали класть прямо с земли, выкопав неглубокий котлован. По существу, строили землянку, но жителям Энмына она казалась дворцом, и каждый старался чем-нибудь помочь. У Джона оставались гвозди, полученные им в подарок от капитана русского гидрографического судна «Вайгач». Доски для пола собрали по всем ярангам. Крышу пришлось крыть обыкновенной моржовой кожей, но все же получился приличный дом в две комнаты с большой печкой из железной бочки, которую соорудил Тнарат.

Строители школы собрались в большой комнате с двумя длинными столами, чтобы отметить окончание строительства.

— Первое время придется отапливаться жирниками, — сказал Тэгрынкеу. — Но потом мы поставим настоящую кирпичную печь и привезем горящий жирный камень — уголь, который горит в топках пароходов.

— И тогда наша школа поплывет, как пароход, — сказал хмельной Армоль.

— И станет по утрам гудками будить ребятишек, — добавил Гуват, который пришел на торжественное чаепитие со своей громадной чашкой, оплетенной тонкими нерпичьими ремешками.

Тэгрынкеу уехал, и жизнь в Энмыне вошла в привычное русло. Каждое утро, когда выпадала тихая погода, байдары уходили подальше от берега, чтобы не распугать выстрелами собиравшееся на лежбище моржовое стадо. Били одиноких животных — нерп, лахтаков и моржей. Киты проходили далеко на горизонте, остерегаясь приближаться к берегу.

Вместе с энмынцами охотился и Антон Кравченко. Он быстро освоился с винчестером, кидал гарпун не хуже лучших энмынских гарпунеров, и Тынарахтына не могла нарадоваться на него, часто захаживала к Пыльмау и рассказывала, как она осваивается в деревянной яранге.

— Антон хочет спать только на подставке, — притворно жаловалась Тынарахтына. — Хорошие доски пустил на ложе, да еще сверху настлал два слоя оленьих шкур. А я боюсь свалиться на деревянный пол, поэтому сплю у стенки. И почему русские так любят высоту? Чай пить — на высоком столе, сидеть — на подставке, спать — на подставке, писать — тоже на подставке…

Пыльмау слушала подругу и радовалась ее счастью. В судьбе Тынарахтыны было много схожего с ее судьбой, и Пыльмау в сомнениях молодой женщины узнавала свои пережитые тревожные мысли.

В один из ясных дней, когда в прозрачности воздуха и в высоком кебе чувствуется затаенная печаль близких осенних ненастий, в Энмын на гоночной нарте прискакал Ильмоч. Вслед за ним из-за прилагунного холма появились еще четыре нарты, и на каждой восседали вместе с каюрами обросшие волосами люди, похожие на сказочных тэрыкы.

Все мужчины находились на охоте, в яранге оставались лишь старики да женщины с ребятишками, и приезд странных гостей напугал всех.

Орво встретил Ильмоча у порога.

— Кто они? — спросил он, кивая на подъезжающие нарты.

— Слуги Солнечного Владыки! — торжественно заявил Ильмоч. — Люди с оружием!

— Что им понадобилось в нашем селении?

— Они прибыли к нам, чтобы избавить от русских большевиков, — пояснил Ильмоч.

Орво почувствовал, как холодок пополз по ложбинке спинного хребта.

— Как это они собираются делать?

— Не бойся! — покровительственно произнес Ильмоч. — С тобой они ничего не сделают. Им нужен Антон.

— Они собираются его убивать? — спросил Орво.

— Это их дело, — уклончиво ответил Ильмоч. — Не беспокойся. Для Тынарахтыны у меня есть еще один сын. Уж он-то справится с ней, не то что этот сопляк Нотавье!

Бородатые шумно вошли в чоттагин.

Орво велел поставить чайник и котел с мясом.

Бородатые расселись вокруг коротконогого столика. Они ели с большой жадностью, громко чавкали и переговаривались между собой. Оружие положили на колени, и это сразу же не понравилось Орво, который привык к тому, что охотник, войдя в жилище, ставит свой винчестер к стенке и не прикасается к нему, пока снова не выходит на волю.

Тынарахтына забилась в дальний угол чоттагина и со страхом наблюдала за трапезой бородатых.

— Ты не бойся! — еще раз покровительственно повторил Ильмоч, обращаясь к Орво. — Я им сказал, что ты стал главой Совета по принуждению, а не по собственной воле. И все, что тут затевали большевики, все они силой делали.

— Не совсем это так, — возразил Орво. — Люди меня выбирали, и школу строили сообща.

— Школу мы сожжем, — важно заявил Ильмоч. — Один пепел останется, а значки выветрятся из мальчишеских голов. Антону будет смерть. Все равно большевики бегут с нашей земли. Бычков и Рудых удрали в Америку, а те, кто взамен них приехал в Уэлен, никакой силы не имеют. У них только маленькие короткие ружьеца, которые не могут бить на большие расстояния.

Тынарахтына бочком пробиралась к выходу из яранги. Она миновала очаг и тут с ужасом почувствовала на себе жадный взгляд одного из бородатых мужчин. Он поднял большие мохнатые брови и, громко рыгнув, сказал:

— К-красотка!

Тынарахтына схватила чайник и подошла к столику.

— Хоть ты и отвергла моего сына, — наставительно сказал ей Ильмоч, — однако тебе все же придется стать моей невесткой. Скоро ты овдовеешь, и на место твоего учителя придет мой младший сын.

Тынарахтына молча кивнула и разлила густой чай по чашкам.

То ли Орво понял намерение Тынарахтыны, то ли надеялся, что дочь поймет, но он, стараясь выглядеть совершенно спокойным, сказал:

— Сходи в ярангу Армоля, может, найдется дурная веселящая вода, чтобы угостить дорогих гостей.

— Бегу, атэ, — встрепенулась Тынарахтына и мигом очутилась за порогом.

Чувствуя на спине озноб, Она схватила маленькую одноместную байдару, двухлопастное весло и со всех ног кинулась к берегу.

Едва не опрокинув неустойчивое суденышко, Тынарахтына со всех сил стала грести от берега, всматриваясь в морскую даль, стараясь увидеть возвращающиеся суда.

Джон подстрелил старого моржа; мясо у него жесткое, но шкура толстая, большая. Зверя разделали прямо в воде, под истошный крик стаи чаек, слетевшейся на требуху. Погрузили мясо, шкуру с головой и направились к берегу.

Медленно плыла байдара. Охотники разговаривали, а носовые уже отложили оружие и лишь изредка посматривали на спокойную водную поверхность. Узкая полоска низкого берега, окаймленная с двух сторон высокими мысами, медленно приближалась.

— Кто-то плывет к нам навстречу, — крикнул с носа Гуват.

Все повернули голову и заметили маленькую байдару. Гребец отчаянно размахивал двухлопастным веслом, словно кто-то гнался за ним.

— Неужто Орво вышел порыбачить? — предположил Тнарат, прикладывая к глазам ладонь. Вода отсвечивала бликами, и трудно было разглядеть человека в байдаре.

— Если он рыбачит, то почему так торопится? — резонно заметил Гуват, жуя толстыми губами, испачканными в моржовой крови. Он ел моржовую сырую печенку.

— Что-то случилось! — предположил Джон. — Не может старик просто так выйти в море да еще с такой скоростью грести.

— Это не Орво! — крикнул Гуват, вытирая губы. — Это женщина в байдаре!

— Кто это может быть? — спросил Джон, и вдруг сердце его заныло в тревоге. А вдруг что-то случилось с детьми, и Пыльмау пустилась навстречу, чтобы предупредить? Но у них нет маленькой байдары. Она есть у Орво. Но почему бы Пыльмау не попросить суденышко у старика? Или с лежбищем что-то случилось? Тогда почему в байдаре женщина?

Антон перебрался на нос и встал рядом с Гуватом.

— Это же Танька! — вдруг воскликнул он. — Тынарахтына! — добавил уже по-чукотски. — И что же ей взбрело на ум?

— Это не равноправие, — осуждающе заметил Гуват.

Тынарахтына перестала грести и, размахивая руками, что-то закричала. Можно было понять, что она просит повернуть обратно байдару и не приближаться к берегу.