Последняя жертва - Райчел Мид

— С… каких пор? — наконец пролепетала я.

— С… Всегда. Я отрицал это после трансформации. В моем сердце не было места ни для чего, кроме чувства вины, и в особенности в отношении тебя. Поэтому я и отталкивал тебя, возводил между нами стену, за которой ты оставалась бы в безопасности. Какое-то время это срабатывало — пока в конце концов сердце не начало воспринимать и другие эмоции. И тогда все вернулось. Все мои чувства к тебе. Они никогда и не уходили, просто затаились в глубине, дожидаясь, пока я созрею для них. И снова… тот проулок стал поворотным пунктом. Я смотрел на тебя, видел твою доброту, твою надежду, твою веру — все то, что делает тебя прекрасной, такой невероятно прекрасной.

— Значит, дело было не в моих волосах.

Просто поразительно, что в такой момент я способна шутить!

— Нет. Твои волосы тоже были прекрасны. Вся ты была прекрасна. Ты поразила меня даже при первой нашей встрече, а потом, совершенно необъяснимым образом, это впечатление лишь усиливалось. В тебе всегда била чистая энергия, но со временем ты научилась контролировать ее. Ты самая изумительная женщина, которую я когда-либо встречал, и я счастлив, что любовь к тебе присутствует в моей жизни. И сожалею, что потерял ее. — В его голосе зазвучала печаль. — Я отдал бы все на свете, чтобы повернуть время вспять. Тогда, едва Лисса вернула меня к жизни, я бросился бы в твои объятия, и мы были бы вместе. Сейчас слишком поздно, конечно, но я принимаю это.

— Почему… Почему слишком поздно?

Какой печальный был у него взгляд!

— Из-за Адриана. Из-за того, что ты стала жить дальше. Нет, постой! — оборвал он мои возражения. — Ты правильно поступила — учитывая, как я обращался с тобой. И больше всего на свете я хочу, чтобы ты была счастлива. Ты сама говорила, что Адриан делает тебя счастливой. Говорила, что любишь его.

— Но… ты только что сказал, что любишь меня. Что хочешь быть со мной.

— И еще я говорил тебе: я не стану отнимать девушку у другого мужчины. Ты хочешь поговорить о чести? Это она и есть, в самой своей чистой форме.

Я направилась к нему, и с каждым моим шагом напряжение между нами нарастало. Дмитрий не раз повторял, что для него поворотным пунктом стал проулок. А для меня? То, что происходило сейчас. Я стояла на пороге того, что изменит мою жизнь. Всю последнюю неделю я прикладывала неимоверные усилия, чтобы отбросить всякую мысль о романтических отношениях с Дмитрием. И что… получилось? Что такое любовь на самом деле? Цветы, шоколад и поэзия? Или что-то совсем другое? Может, это способность закончить шутку другого человека? Или абсолютная уверенность, что есть кто-то, кто всегда прикроет твою спину? Или такое чуткое понимание другого, что ты мгновенно осознаешь, почему он делает то, что делает, и разделяешь его убеждения?

Всю неделю я твердила себе, что не люблю Дмитрия, а на самом деле моя любовь к нему становилась все сильнее. И я даже не осознавала этого! Старалась восстановить наш прежний контакт, укрепить связь. Тем самым подтверждая, что из всех людей на свете, включая даже Лиссу, Дмитрий — единственный, кто по-настоящему трогает и волнует меня.

Это правда: я любила Адриана. Трудно представить жизнь без него, но суть обнажали мои другие слова в доме Мастрано: «Он такой забавный!» Ну, тот, кого любишь, может быть забавным, но не эти слова должны первыми приходить на ум. Мне следовало сказать: «Мы придаем друг другу сил». Или: «Он побуждает меня стать лучше». И наверное, самое важное: «Он прекрасно понимает меня».

Однако ничто из этого не соответствовало действительности — поэтому я ничего такого и не сказала. Наши дружеские отношения, его юмор — все это было важной частью моего мира. И если бы он оказался в опасности? Я отдала бы за него жизнь — в точности как за Лиссу. Тем не менее я оказалась неспособна по-настоящему воздействовать на него. Он старался и действительно хотел стать лучше, но на данном этапе его жизни им в основном двигал мотив произвести впечатление на других — произвести впечатление на меня. Не ради себя самого. Это не значит, что он плохой или слабый, но это превращало меня в его опору. Он перерастет это, уверена. В конце концов он обретет самого себя и станет потрясающим человеком, однако пока с ним этого не произошло. В отличие от меня.

Сейчас я стояла перед Дмитрием, глядя в его темные глаза, которые так сильно любила. Я приложила руки к его груди и почувствовала, как сильно, равномерно бьется сердце… может, лишь чуть быстрее нормы. Тепло проникало в меня через ладони. Он взял меня за запястья, но не оттолкнул. Лицо его выглядело напряженным, он явно преодолевал какой-то внутренний конфликт, но теперь, когда я знала — когда точно знала, — не оставалось сомнений, что он любит меня. Любит и хочет меня. Этого невозможно было не видеть.

— Ты должен был сказать мне, — заговорила я. — Должен был сказать мне это давным-давно. Я люблю тебя и никогда не переставала любить. Ты должен был понимать это.

Когда он услышал «Я люблю тебя», дыхание у него перехватило; я почувствовала, что его внутренняя борьба вступила в решительную фазу.

— Это ничего не изменило бы — ведь есть Адриан. — Его пальцы чуть сильнее сжали мои руки, как будто он и впрямь мог оттолкнуть меня; он, однако, этого не сделал. — Я действительно так считаю, Роза. Я не тот мужчина, который уводит женщину у другого. Пожалуйста, прекрати. Не усложняй все еще больше.

Я не прислушалась к его просьбе. Если он и впрямь хотел отделаться от меня, то запросто мог сделать это. Я растопырила пальцы, увеличивая соприкосновение с его грудью и жадно впитывая ощущение теплого контакта, которого мне так недоставало.

— Я не принадлежу ему.

Я слегка откинула голову, чтобы лучше видеть лицо Дмитрия. Столько эмоций, такая яростная борьба в сердце, пытающемся решить, что правильно, а что нет! Стоя так близко к нему, я чувствовала себя… цельной. Соня говорила, что два человека не могут стать одной душой, но наши изначально предназначались быть вместе. Они подходят друг к другу, как части пазла — две индивидуальности, вместе способные на нечто большее, чем каждая сама по себе.

— Я не принадлежу никому. Я сама делаю выбор.

— И ты с Адрианом.

— Но предназначена для тебя.

И это решило все. Здравый смысл, попытки сдержать себя улетучились. Стены рухнули, и все чувства, которые мы пытались загнать вглубь, вырвались наружу. Я потянулась губами к его губам, жаждая поцелуя — поцелуя, от которого на этот раз он не стал уходить. Он обнял меня и отнес на постель, одной рукой скользя по бедру и ноге, уже наполовину обнаженной, спасибо рваному платью.

Каждый мой нерв вспыхнул, я почувствовала, что желание вернулось к нему, и даже сильнее, чем прежде. После мира смерти он, похоже, стал по-настоящему ценить любовь. Более того, он имел острую потребность в ней, потребность в жизни. Потребность во мне — и не просто физическую, но в том же смысле, в каком моя душа всегда стенала по нему. То, что происходило дальше — когда одежды были сброшены и наши тела слились, — было гораздо больше, чем просто вожделение… хотя и оно присутствовало.