Статьи - Сергей Переслегин

5

Наука в узком смысле этого термина, наука индустриального общества, содержит обязательную отсылку к опытному знанию (формула: «…следует из опыта существования человечества»), таким образом, она включает базовые конструкты четвертого, социо-полового, психического контура. В ряде случаев такие взаимосвязи могут модифицировать поведение науки вплоть до потери ею атрибутивного свойства объективности. Примеры тому многочисленны. Это и выполнение «научных обоснований» по заказу государства или бизнесструктур, и, например, модификация результатов исследования в соответствии с текущим состоянием общественной морали.

В 1963 году пространство технологий было непосредственно связано с «камбиевым слоем» науки. Сейчас выделился целый класс исследователей, которые не занимаются наукой. Они либо конструируют технологии (объясняют, «как сделать»), либо работают в креативном слое – занимаются философией/религией/трансценденцией/эзотерикой, то есть, в конечном итоге тем, что в XIX столетии было принято именовать метафизикой.

Согласно их утверждениям, технология может опираться на науку, но это, вообще говоря, совершенно не обязательно. Так, ряд вполне работоспособных технологий древнего мира эксплуатирует трансцендентное познание в форме религии; катапульты и баллисты, равно как и корабли, серийно строились задолго до появления соответствующих разделов фундаментальной и прикладной науки.

Метафизика же вообще не может опираться на науку. Дело в том, что она напрямую «работает» с теми парадигмами, постулатами и аксиомами, которые рассматриваются в науке, как априорная данность. Наука принципиально не способна ответить на вопрос о своих иррациональных основаниях – хотя бы потому, что ответ будет субъективен и иррационален «по построению».

Кроме того, метафизика явно включает субъективные элементы. Например, в процедуре квантово-механической «зашнуровки» прямо учитывается влияние личности исследователя на предмет исследования.

Метафизика очень скептически относится к понятию доказательства. В самом деле, математический вывод есть приемлемое доказательство для личности, у которой импринтирован третий контур. Но приказ (или прямое проявление силы) служит доказательством на уровне второго контура. Общественная мораль, выраженная в законах, есть «доказательство истинности» на четвертом контуре. Индивидуальное прозрение (видение) – на пятом. Первый контур не содержит в себе противоречий, преодолением которых являются доказательства, а «старшие контура», начиная с шестого, по-видимому, преобразуют противоречия автоматически.

Таким образом, очень трудно найти убедительную причину, по которой обязательно следует приводить доказательства суждений, отвечающие определенному научному стандарту: наличие математической модели, ссылки на предшественников, опытные обоснования и пр. Замечу в этой связи, что уравнение Шредингера, например, не доказано. Оно было написано, и с тех пор им пользуются. Равным образом, не доказан принцип неопределенности Гейзенберга. Менее известен тот факт, что все так называемые «доказательства» справедливости общей теории относительности (смещение перигелия Меркурия, отклонение луча света в поле солнца и т.д.) могут быть интерпретированы в рамках ньютоновской механики, причем для этого строится один-единственный эпицикл, являющийся для любого астронома истиной в последней инстанции: признается, что Солнце имеет нетривиальную внутреннюю структуру.

Конечно, такое положение дел порождает проблему «критерия истинности», в общем виде неразрешимую.

(2) Информационное пространство и информационные объекты

Когда создавалась «Сумма Технологии», предполагалось, что возможности Человечества оперировать энергиями будут развиваться экспоненциально. Это подразумевало ионные и атомно-импульсные ракетные двигатели к концу шестидесятых, термоядерные электростанции – в восьмидесятых, первые опыты с фотонным приводом в начале девяностых. Во всяком случае считалось очевидным, что к рубежу веков будет полностью освоена «Малая Система», а в зоопарках появятся марсианские животные. Сегодня мы знаем, что никаких «прорывов» в двигателестроении и топливной энергетике не произошло: по прежнему «кровью» экономики является нефть, самолеты не стали ни на йоту быстрее, безопаснее или вместительнее, а вывод грузов на орбиту все еще осуществляется с помощью химического топлива.

Не оправдались и предположения, что после окончания «Холодной войны» жизнь станет более безопасной, а политика – предсказуемой. В точности наоборот: крушение биполярного миропорядка привело к структурному хаосу в международных отношениях и резкому возрастанию напряженности. Прогрессирующий распад некогда единого мира на домены, поглощение этих доменов религиозными идентичностями разных толков, нарастающие этно-культурное перемешивание, – все это дало У.Эко основание говорить о приходе «нового феодализма»[8].

В рамках тех временных масштабов, которыми оперирует «Сумма Технологии», подобное развитие событий может рассматриваться как малосущественная флуктуация. Речь идет не в том, что Ст. Лем что-то предсказал «неправильно» – «Сумма…» – это не пророчество Нострадамуса, а, скорее абрис тех далеких берегов, «о которых в лоции нету». Автор создал блок-схему цивилизационных паттернов, развернутую на тысячелетия. Но «все, что мы читаем, мы читаем про себя», и в наши дни контекст восприятия сильно переменился.

Нас гораздо больше интересуют информационные и духовные аспекты развития цивилизации, нежели материальные и энергетические.

«Гипотеза о выращивании информации» задает самый многообещающий (на сегодняшний день) вектор развития из числа предлагаемых «Суммой Технологии». Понятно, что трудолюбиво выстроенные Ст.Лемом эволюционные схемы годятся только в качестве «доказательства существования». Действительность оказалась и проще, и интереснее.

1

Способность информации порождать новую информацию (то есть, в терминах неравновесной термодинамики – образовывать автокаталитические кольца) была известна задолго до первых публикаций по синергетике. Строго говоря, таким производством новой информации «из ничего»[9] является вся история жизни на Земле, и не удивительно, что «эволюционный подход» столь широко использовался в «Сумме Технологии».

С совершенно других позиций к проблеме выращивания информации подошли математики. Надо сказать, что в отличие от естественных наук (и даже от философии) математика не опирается на опытное знание. Следовательно, в ее построениях нет ничего, что не содержалось бы в исходной аксиоматике. «Математическая костюмерная», о которой писал Ст.Лем, не нуждается в «ткани». Ей требуется только работа «портного».

Долгое время считалось, что эта особенность математики связана с ее «умозрительностью» и не может быть использована в реальной жизни. Такая точка зрения господствовала и после того, как нашли практическое применение неэвклидовы геометрии, тензорное исчисление, некоммутативные группы. Ключевым термином было именно «нашли применение»: предполагалось, что те или иные «наряды из костюмерной» оказались востребованными по причинам, в значительной мере случайным.

Ситуация изменилась в связи с разработкой в семидесятые годы «аналитической теории S-матрицы», когда сугубо математические преобразования были непосредственно «переведены» на язык физики. Следует подчеркнуть, речь идет не о формальном использовании математического аппарата для решения физической задачи. Суть теории в том, что из очевидных математических требований к матрице рассеяния (она должна быть аналитической комплексной функцией своих переменных) выводятся нетривиальные физические следствия.

«Аналитическая теория S-матрицы» позволила довести некоторые простейшие задачи рассеяния до стадии численных ответов. В более сложных случаях вычислительные трудности оказались непреодолимыми, однако, принципиальная возможность самоструктурирования информации не только в идеальном мире математических абстракций, но и в физическом пространстве была доказана.

2

Следующий принципиальный шаг был сделан в области лингвистики, где русским ученым и философом В.Налимовым был предложен принципиально новый подход к «проблеме значения»[10].

В.Налимов ввел фундаментальное понятие «семантического спектра». В узком смысле этот термин обозначает совокупность всех значений того или иного понятия. В широком – меру неоднозначности при любых преобразованиях семантического пространства.

Понятно, что можно говорить о спектре не отдельных слов, но согласованных мыслеконструкций. На этом пути удалось сформулировать три важнейших закона:

– семантический спектр системы включает в себя спектры всех понятий, образующих систему, но не обязательно сводится к ним;