Глаза из серебра - Майкл Стэкпол

– Согласен, это так.

– Ты уже заметил, какой у Хастов, у некоторых крайинцев и даже у Туриканы цвет кожи и какие заостренные уши? Это свидетельство происхождения от дурранцев. Поскольку и здесь, и в Крайние ценятся дурранские черты лица и кровь, люди прилагают усилия, чтобы их сохранить. Браки заключаются между людьми, у которых есть эти особенности, – немного похоже на разведение породистых скакунов. – Дост коротко усмехнулся.

Урия подхватил смешок и ткнул пальцем в крошечный плавающий кубик:

– Моя мама была из Крайины, значит, и во мне есть доля вашей крови, наверное.

– Да, думаю, есть. – Голос Доста был по-прежнему ровным. – Во всяком случае, хоть капля.

– Судя по твоей реакции, я ее, видно, запятнал навечно, – вздохнул Урия. – Давай дальше.

– А теперь допусти, что картина меняется. Что накапливаются определенные характерные качества.

Они соединяются и стремятся к воплощению. Понимаешь? – Дост широко развел руки, потом сложил ладони вместе. Все плававшие до сих пор в воздухе частицы золота вернулись в колыбель, образованную его ладонями, и снова втянулись в его тело. – Во мне все эти характерные особенности объединились и возродились. И возникла моя душа, моя вечная душа, которая сотворена для моего тела! Она узнала мой физический облик, вернулась в мое тело, и я снова родился.

Урию потрясла логика объяснений Доста.

«Если это так, значит возможно новое воплощение, более того, его нельзя считать нарушением правил».

– Но Господь дает каждому только одну жизнь.

– Но у Него может быть свое представление о том, что есть жизнь. Ты говоришь: Господь дал жизнь для выбора между добром и злом. Но цель достигается по-разному и не сразу. Военный командир тоже ставит тебе задачу, и каждая отдельная попытка достичь ее – это очередной твой шанс. Их может быть много, но для командира число отдельных попыток не имеет значения. Важно, что ты добился успеха и достиг цели в пределах времени, которое тебе дано. По этой логике вполне возможно, что то, что мы называем жизнью, всего лишь очередная попытка достижения цели. А жизнь, как видит ее Господь, это весь путь, во всей полноте.

– Но если ты прав, если действительно случилось именно так, как ты говоришь, тогда… – Урия почувствовал, что у него сжалось все внутри.

Перевоплощение Доста заставляет серьезно усомниться в самих основах айлифайэнизма. Веками теологи разрабатывали эти основы. Ересь искоренялась, и борьба мнений многим стоила жизни. Спорной стала главная философия цивилизации.

Илбириец медленно заговорил:

– Тогда все становится симуляцией, обманом. Дост отрицательно покачал головой:

– Нет, Урия, не обман. То, о чем мы с тобой говорили, вовсе не обесценивает ни твою веру, ни чью-либо другую. Айлифайэнизм – это только один из путей достижения вечной жизни, очень прямой, трудный путь. Он может восприниматься как единственный путь. В сущности, вера в единственное воплощение – это просто милосердный способ достижения цели, данный вам Богом: выбор между добром и злом – это все-таки проще, чем бесконечная возможность попыток выбора.

«И это вполне может быть так».

– Значит, нигде точно ничего не сказано, так? – хмурился Урия.

Дост опять отрицательно качал головой.

– Теперь уже я не знаю, что отвечать тебе. Ты теперь противостоишь тому, что я должен принять. Ты в конфликте с вековой мыслью и законами, созданными людьми в оправдание своей веры. А я должен опровергнуть все то, что привыкли ждать от меня за время, прошедшее с первого моего воплощения до нынешнего. Нам обоим надо помнить, что в центре всех махинаций и сомнений стоят истины, которые выше наших рассуждений. Мы должны исследовать эти истины, чтобы содействовать задачам, которые из них вытекают, бросить вызов самим себе.

Глава 47

Замок Пиймок, Взорин, округ Взорин, Крайина, 1 маджеста 1687

Малачи сидел тихо, прислушиваясь к эху захлопнувшейся двери и удаляющимся шагам стражника. Шум доносится издалека – не от двери соседней камеры, в которой находился его собеседник. Стражники уволокли гусара несколько часов назад и еще не вернулись с ним. Малачи проснулся от острой боли в левой подмышке. К тому моменту, когда он вспомнил, что его разбудило, боль утихла.

Но беспокойство за судьбу друга не уходило.

Его собеседник не хотел признаться Малачи, почему оказался в темнице Пиймока, но постепенно история прояснилась. Он оказался солдатом из 137-го полка имперских медвежьих гусар. Он дезертировал после инструктажа Григория Кролика, в котором гусарам было сказано, что они выступят к Гелору и осадят город. Князь Арзлов требовал от гусар только дойти до Гело-ра, выбросить флаг и вернуться – это было задумано как предупреждение Илбирии, чтобы она оставила всякие мысли об экспансии в Гелансаджар или Центральный Истану.

Разведчики из Гелора донесли, что туда прибыл илбирийский военный корабль. Он высадил войско этирайнов, любезно предоставленного для охраны Шакри Авана. Наличие илбирийского войска было причиной отправки туда гусар, и Кролик хотел использовать этот шанс.

Гусар из соседней камеры решил не оставаться, сочтя это задание позорным. Кролик обвинил его в том, что он шпион муромских врагов Арзлова. Из-за этого его заточили в темницу и подвергли пыткам, чтобы узнать, что ему известно. Но он ничего не знает и ничего не может сказать, видимо, пытки будут продолжаться, пока он не умрет. Кролик убедил князя, что гусар служит врагам, и теперь Арзлов не поверит ни одному его слову.

Гусар также рассказал: Кролик похвалялся, что намерен взять в плен этирайнов и выколоть им глаза, он уже как-то организовал такое для одного жреца Волка во время войны с Лескаром.

Малачи задрожал, вспомнив, как слово за словом выслушивал и анализировал эти сведения.

«Значит Кролик, тогда не поступил так, как я его просил в оставленной ему записке, он не спас разведчиков и не старался выручить меня».

До сих пор Малачи даже и не думал, что Кролик может иметь какое-то отношение к трагедии в Глого, но все было достаточно логично. Кролик многому учился у Малачи, но без особого восторга. Малачи честно признался себе, что на балах в Муроме он частенько уводил Наталию из-под носа Кролика. Они с ней вместе не раз смеялись над разочарованием Кролика и даже разыгрывали его, но вполне добродушно и беззлобно.

«Но Григорий это воспринимал по-другому. Я создал себе врага и даже не заметил опасности».

Для Кролика это было раз плюнуть – сообщить в войско лескарцев о том, что к ним направлены разведчики и будет сделана попытка их спасти. Теперь, задним числом, вполне можно объяснить и позднее появление ревизоров Красной Гвардии, и изоляцию раненых разведчиков.