Атеизм и другие работы - Александр Кожев

[145]

Уничтожение разницы между бытием и небытием значит уничтожение бытия только потому, что небытия всегда нет; раз небытия нет, то оно не может и меняться, т[ак] к[ак] «изменение», вносимое снятием разницы, может коснуться только бытия и выражается в его уничтожении. Уничтожение разницы между двумя нечто не значит полного уничтожения; возьмем пример: уничтожим разницу между красной и синей вещью (оставляя их вещность и красочность нетронутой, считая, что вся- кая вещь всегда красочна); мы можем либо покрасить красную в синий цвет, либо синюю в красный, либо обе в желтый и т. д. (можно, наконец, их обесцветить, но мы уговорились этого не делать; это ведь уничтожение разницы между красочным и некрасочным; значит, мы уничтожим разницу между всеми красками; уничтожение красочности вообще?); в первом случае красное уничтожается, но тем, что превращается в синее; во втором — наоборот; в третьем оба уничтожаются как таковые, но сохраняются как красочные; как пример для нашего случая, лучше взять уничтожение разницы между желтым и зеленым (= желтое + синее), достигаемое уничтожением синего в зеленом; если нам дан неизменный синий, то мы должны поступить как в первом случае; если в случае зеленого и желтого мы можем действовать только уничтожением, то мы в результате снятия разницы можем получить только желтый (обесцвеченный нами исключается). — В нашем случае мы исходим из «человека в мире», т. е. снятие «разницы» может — для него — означать только его уничтожение, а не уничтожение души, которая не дана как таковая, а потому и не может быть дана как изменяющаяся вне изменения «человека в мире» (смерть другого не есть снятие разницы между мной и им, т[ак] к[ак] остается разница между мной живым и им мертвым). Конечно, после снятия разницы «иное» перестает быть «иным» «человека в мире» (третий случай); но пока мне не дан «человек в Боге», я не знаю, что будет после моей смерти; а в данности «человека в Боге» дана его неуничтожаемость смертью; таким образом, в конечном счете бессмертие дано мне лишь в данности мне Бога: — я бессмертен, потому что мне дан Бог, а Бог мне дан, потому что я бессмертен; впрочем, здесь опять парадокс теизма: Бог мог меня не сотворить и может меня уничтожить.

[146]

Я не говорю, что такое бесконечное применение невозможно; но применяя его, мы утверждаем бесконечность души, т. е. опять же ее «бессмертие». — Ср. Descartes'a [Декарта].

[147]

Другие люди смертны, значит, и они одушевлены. «Дикарь» идет еще дальше: животные, вещи и т. д. конечны, значит, и они одушевлены; в абсолютном анимизме все одушевлено (даже то, что не дано как конечное?). Вопрос в том, дана ли чужая одушевленность в непосредственной интуиции, или «по аналогии» со мной. С людьми — куда ни шло, но не хочется и аналогии. А с анимизмом?! Одушевленность того, что не дано как конечное (есть ли такое в мире, даже в мире «дикаря»?), либо дана по аналогии (хотя бы и данная как конечная), либо мой «ход через смерть» излишен. Было бы очень жаль, да как будто бы это и верно, что он необходим. Ведь смерть несомненно центральное явление в жизни человека, хотя мы о ней и «не знаем», а философы обычно обходят эту проблему (по Heidegger'y [Хайдеггеру]) — может быть душа в «анимизме» не что иное, как то, что всегда остается после уничтожения чего‑либо — понятие этого, оно минус его бытие (существование)? Тогда интересная историческая перспектива: учение об «идеях» и т. д., с одной стороны, душа человека как «гипотетированное» понятие — с другой (но понятию ничего не дано, а душе дан Бог; опять душа только в теизме «настоящая» душа!).

[148]

Часто такой анализ называется дедукцией; действительно ценное в «дедукциях» Hegeln [Гегеля] и других больших философов именно анализ; но и у Hegel'n [Гегеля] есть дедукции в дурном смысле слова, т. е. попытки «вывести» из интуитивной данности то, чего в ней нет; у (например, Гурвич) такая пустая (как Gedankenspiel [игра мысли (нем.)] интересная) игра понятиями, вернее, понятная (иногда, впрочем, и непонятная) игра словами заменяет философию.

[149]

Душа свободна лишь как воплощенная. Поэтому самоубийство конец свободы, хотя и свободный конец.

[150]

Здесь еще нет парадокса атеизма, конфликта между бытием Божием и свободой человека; но, как мы сейчас увидим, мы еще в области абстракции: — полнота не — атеизма есть теизм, т. е. душа, душа, поскольку ей дан Бог.

[151]

Это «вне» не надо, конечно, понимать пространственно (хотя в «примитивной» интерпретации теистической интуиции оно часто понимается именно так — «небо» и т. д.), а как то, что остается, если уничтожить мир.

[152]

Здесь я говорю о «человеке вне мира», данном «человеку в мире», а не самому себе. О последнем мы, как живущие, ничего не знаем. Это либо душа после смерти, либо человек в экстазе. Но в экстазе человек выходит из мира и теряет с ним связь; если он это и говорит нам, то после экстаза, т. е. и тут мы имеем «человека вне мира», данного «человеку в мире».

[153]

«Чужое я», «чужое самосознание» и contradictio in adjecto [противоречие в определении (лат.)]. Если мне и может быть непосредственно дано чужое сознание (чего‑либо), то «чужое самосознание» мне дано только «по аналогии», т. е. совсем не дано: «я на твоем месте» значит не «я на твоем месте», а «я на твоем месте», т. е. не ты, а я. «Чужое я» может быть «дано» только в виде такой неданности, которую можно, если угодно, назвать непосредственной данностью (другого) человека в его отличие от автомата. — «Слияние душ» в экстазе, но там нет самосознания?

[154]

Оставим в стороне вопрос, возможна ли такая данность. «Чистое самосознание» есть сознание ничего, т. е. его нет; два идеальных зеркала против друга ничего не отражают или, если угодно, отражают ничто.

[155]

Термин неудачен, так как говорят ведь о «близком Боге». «Чуждость» здесь значит только «совсем иное». Впрочем, человеку в мире» как таковому Бог чужд; лишь поскольку он сознает себя как «иное я», душа, Бог ему близок. Эта близость дана в тонусе «спокойной уверенности»; я и раньше говорил, что «я как мертвый» дан мне (поскольку это тоже я) в тонусе «спокойной уверенности». Таким образом, поскольку Бог дан мне, он дан в тонусе «чуждой отдаленности», а поскольку Бог дан мне (моей душе), он дан в тонусе «спокойной уверенности»; «близость» Бога и есть момент «спокойной уверенности» в данности чужой отдаленности.

[156]

Интерпретация интуиции в смысле Vergegenstдnd- lichung der intuitiven Inhaltes [опредмечивания содержания интуиции (нем.)].

[157]

Или, если угодно, с «дедукцией» Hegel'H [Гегеля] в его Логике, или, еще лучше, в его Феноменологии; хотя Hegel [Гегель] часто сбивается на «дедукцию» в мысли абстрактной конструкции и часто неправильно понимает смысл того, что он делает. — Это опасное замечание: Hegel hat sich misverstandenь [Гегель заблуждался!! (нем.)].

[158]

Ведь Бог существует для меня, лишь поскольку он мне дан, т. е. поскольку я дан себе как «человек в Боге» и т. д. Если нет души и бессмертия без Бога, то (для меня) нет и Бога без души и бессмертия. И т. д. — Правда, есть теистические религии без бессмертия; но это «примитивная» форма теизма, а изучать теизм надо не в его эмбрионе, а в развитом виде (из него толкуя эмбриона); в такой форме нет еще различия между миром и «иным», сам мир насквозь «иной», т. е. некоторые моменты еще не выкристаллизовались и получается впечатление, что данность Бога не включает данности бессмертия; но это только кажется и религия развиваясь нормально, сама выделяет эти скрытые моменты.

[159]

Я сейчас оставляю в стороне парадоксальность этой данности, в частности парадокс свободного теиста. Для самого теиста парадоксальность есть, но она именно парадоксальна, т. е. фактически противоречие; для атеиста же эти теистические парадоксы просто ошибки, т[ак] к[ак] он отрицает факт теизма. Вообще, все сказанное верно лишь для непосредственной, т. е. теистической же интерпретации теистической интуиции. При атеистической интерпретации нельзя исходить из данности Бога, раз атеист отрицает эту данность (иллюзия не данность в нашем смысле); он исходит из того, что одинаково дано ему и теисту — из данности конечности (и свободы) и «дедуцирует» отсюда остальные теистические данности; для него это настоящая «дедукция», а не анализ, т[ак] к[ак] «данности» теиста в его глазах лишь конструкции (иллюзии) и к тому же ложные конструкции, т[ак] к[ак] они включают противоречия (те самые, которые для теиста суть парадоксы) — наоборот, для теиста атеист слеп, так как не видит данности Бога; его интерпретация ложна, так как основана на ложной интуиции. — Развить и включить в конце главы I.