Ватага. Император: Император. Освободитель. Сюзерен. Мятеж - Александр Дмитриевич Прозоров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вместе с тем – узкие, с руку, бойницы, направленные наружу, никаких прорезей подошвенного боя, приспособлений для флангового огня. То есть – для обороны артиллерией сия обитель была совершенно непригодна. То же самое можно сказать и о городе, стены которого были пониже, пожиже, не имели никаких бойниц и укрытий для гарнизона.
Впрочем, воевать папскую область великий князь все равно не собирался. Зачем, если папа Мартин и без того обязан ему своим избранием и вынужден подчиняться облаченным в вежливую форму «нижайших просьб» приказам?
Больше всего Егор опасался быть узнанным, всячески прятал свое лицо, замотавшись в шарф, накинув на голову глубокий капюшон и держась позади мудрого географа. Именно Хафизи Абру и являлся для него лучшим плащом-невидимкой. Сарацин в ярко расшитом ватном халате и с чалмой на голове приковывал к себе всеобщие взгляды – на долю остальной рыцарской свиты более уже ни одного не оставалось.
Прошествовав к замку, ученый путешественник указал привратнику на квадратную «немецкую» башню с просторной боевой площадкой на высоте примерно пятнадцати сажен:
– Я вижу, что там, наверху, стоит большая астролябия. Передайте ее хозяину, что географ и звездочет из Самарканда именем Хафизи Абру желает побеседовать с ним, дабы поделиться своими мудростями и узнать о его достижениях.
Речь сарацина была недолгой, однако успела собрать изрядную толпу зевак – из караулки замка подивиться на странного гостя высыпала вся стража, к которой прибавилось полтора десятка любопытных, увязавшихся за забавным иноземцем из города.
– Жак! – положил ладонь на плечо стражника воин в рыцарском плаще с вышитыми на нем двумя скрещенными ключами, серым и желтым. – Ступай к отцу Августину и сообщи, что ему желает поклониться ученый сарацин.
Стражник убежал. Рыцарь, командующий стражей, перебросился с ученым географом еще несколькими словами, грозно прикрикнул на зевак. Однако этих слов шевалье Изабелла переводить не стала, и они навсегда остались для Егора тайной.
Примерно через полчаса у ворот появился упитанный монашек ростом Егору от силы до подбородка. Его темно-бурую рясу опоясывала простая веревочка, на которой покачивался кожаный кошель, на шее висел солидный медный крест не меньше фунта весом, в руках мерно постукивали костяные четки, макушку украшала ровная тонзура… больше напоминающая банальную лысину.
– Он спрашивает, кто тут выдает себя за восточного мудреца? – зевнув, снова стала толмачить Изабелла.
Хафизи Абру приложил руку к груди и чуть склонил голову.
– Если ты действительно образован, то способен ли назвать число, позволяющее вписать в круг многогранник с бесчисленным числом сторон?
– Три и одна седьмая, – улыбнулся сарацин. – Если ты желаешь проверить мои знания, мудрейший, выбери вопросы посложнее.
– Знаешь ли ты сидерический период обращения Марса и высоту его над горизонтом?
– В аль-Магесте19 сей период указан в шестьсот семьдесят семь дней. Однако же наблюдения мудрейшего Ибн ал-Хайсама в Доме Мудрости указали, что он короче на пять часов.
– Этого не может быть! Мы проверяем таблицы Птолемея ежегодно и не нашли ни единого отклонения! – воскликнул монах.
– Сие происходит потому, что на вашей широте нарушен эквант смещения. Однако мы надеемся разрешить сию тайну через пять лет, когда многомудрый султан Улугбек достроит обсерваторию с плечом измерения в сто пятьдесят локтей.
– Сто пятьдесят?! – схватился за голову монах. – Но она должна быть огромной!
– Она имеет размер в половину этого замка.
– У-у… – жалобно застонал монах, перевел взгляд на угловую башню. Егору показалось, что он сейчас заплачет. – Сто пятьдесят!
– Могу ли я увидеть твои инструменты, о мудрейший слуга пророка Исы? – почтительно спросил Хафизи Абру.
– Сто пятьдесят! – опять пробормотал монах. – Да, конечно, друг мой. Я все покажу…
Астролябия20, поставленная в угловой башне папского замка на тяжелую медную станину, была огромной, не меньше сажени в длину. Уникальный в своей исключительности инструмент – если, конечно, забыть, что в Самарканде именно в эти дни возводился аналог размерами в двадцать раз больше.
– Ты помнишь, что обещал составить мне гороскоп, сарацин? – обратила на себя внимание шевалье Изабелла.
– Но ведь сейчас день, – развел руками Хафизи Абру. – Для наблюдения за звездами нужна ночь, причем с ясным, открытым небом.
– Надеюсь, мы сможем провести совместные измерения в ближайшие дни, – нервно потер ладонью о ладонь отец Августин. – Я сообщу святым отцам нашего университета о твоем приезде, мудрец, и мы сможем посвятить наши встречи беседам о ваших и наших знаниях. А также прошу прочитать лекции о достижениях исламской науки нашим студентам из Авиньонского университета папы Бонифация Восьмого. Наша обитель знаний как раз отмечает свое столетие. И хотя папа Мартин избрал своей нынешней резиденцией Рим, мы продолжаем расширять университет Святейшего Престола и принимаем новых учеников… Где вы остановились? Я прикажу освободить вам несколько келий возле лаборатории трансмутаций, дабы не терять время на дорогу в город и обратно.
– Такие беседы доставят мне много радости, мудрый слуга пророка Исы, – кивнул Хафизи Абру. – В знак своего уважения я хотел бы преподнести вам в дар свой труд по истории восточных государств, а также строению земель Востока и достижениях наших математиков. Был бы благодарен, если бы вы поделились в ответ частицей вашей мудрости и одарили меня трудами ваших ученых, посвященных сим искусствам.
– Это большая честь и большая радость! Я прикажу немедля снять для тебя, дорогой гость, копии всех трудов, каковые вызовут интерес…
Ученые мужи раскланялись, млея, словно девицы на первом свидании.
– Спроси монаха, что за трансмутации? – тихонько толкнул Изабеллу в бок Егор.
Шевалье перевела, вызвав у монаха новый приступ эйфории:
– По повелению папы Мартина мы собрали в Авиньоне лучшие умы и инструменты, что только есть в мире, дабы для насыщения казны святого престола превращать в золото свинец, бронзу и олово по примеру английских алхимиков. Многие епископы были против сего кощунства, ибо трансмутация одних веществ, созданных Господом, в другие богопротивна и грешна, однако же многие святые отцы решили, что работа на благо церкви искупает грех алхимии. Идемте, господа, идемте! Я все покажу!
Папские алхимики трудились в поте лица своего в подвале, воняющем серой и жженой резиной. Колбы булькали, жаровни
