Короли преступного мира - Евгений Осипович Белянкин

настроении… Выпивая шампанское, он тут же разбивал фужер. Расторопные официанты быстренько убирали осколки, с недоверием поглядывая на чудака.

— Не волнуйтесь… все заплачу. — И Сомов неторопливо налил в новый сверкающий фужер желтовато пенящееся шампанское.

Ресторан давно закрылся. Осталось лишь двое официантов, обслуживающих Сомова. Он не уходил… а сладострастно тянул шампанское и, казалось, даже не пьянел. Только число разбитых фужеров увеличивалось.

В конце концов ему надоело. Выпив шампанское, он лихо разбил последний фужер и с достоинством расплатился.

— Этого дня душа ждала всю жизнь, — сказал он насмешливо убирающему осколки молодому официанту. — Правда, глупо?!

Дону Роберту не показалось, что это глупо. Хотя на Сомова это было непохоже. Сломался мужик… и все спрятанное в подсознании полезло наружу.

— Ему нужен внук, — подобострастно сказал дон Роберт. — Тогда у него в жизни появился бы новый импульс.

Вера Георгиевна зашла в комнату Павла немного прибраться. Вечно у него царил хаос. Разбирая стол, она вдруг наткнулась на записку: «Я вас всех люблю. Но если я уйду от вас насовсем, не жалейте. Жизнь от этого не остановится. Беспутный Пашка».

Вера Георгиевна дрожащими руками взяла записку, не зная, что с ней делать… Звонить Роберту… Нет, не Роберту, Альберту. Она все же нашла телефон фирмы. Альберт взял трубку.

— Не может быть. Я сейчас приеду.

Альберт прочитал записку, кусая до боли губы.

— Куда он ушел?

Вера Георгиевна плакала.

— Ну, Альбертик, откуда я знаю.

Альберт позвонил школьному приятелю Павла. Тот тоже ничего не знал: с Павлом не виделся с неделю. Но слышал, будто он собирался к какому-то модельеру…

— А ты случаем не знаешь, где он живет?

— Я — нет, а вот его приятель с юрфака, кажется, знает…

Приятеля с юрфака Альберт знал. Это был их однокурсник. Схватив машину, он поехал к нему домой. Приятель спал.

— А, модельер… наверно, у него на даче.

Альберт рванул на дачу. Оставив машину, он шел по берегу Москвы-реки. Встретился мальчишка, и он его спросил:

— Знаешь дачу модельера… ну, знаменитого?

— Они все здесь знаменитые, — оскалился пацан. — Вот эта, напротив. Он балахоны шьет — фигня какая-то, по телеку еще показывали.

Альберт засмеялся, с мальчишкой он был согласен.

На даче ревела музыка. Ага, забавляются… Альберт нажал на дверь — отошла. Внизу ни души. Поднялся по лестнице на второй этаж. Стеклянная дверь была распахнута. На низкой тахте, в подвыпившей компании сидел раскрасневшийся Пашка.

Со злой усмешкой Альберт шагнул в зал. Павел, увидев его, растерялся. Альберт шел на него.

— Гуляешь? — заорал Альберт.

— Молодой человек невежлив, — словно юла, выпорхнул откуда-то танцующий телом моложавый мужчина.

«Ага, это и есть модельер, которого показывают по телевизору».

Сильным ударом под дых Альберт сбил модельера. Тот так и сел на пол. Удар ноги пригвоздил его к полу. По лицу размазалась кровь.

Это было так неожиданно, что все застыли в немой сцене. И только Павел подскочил к Альберту. Но тут же получил удар в скулу.

— Я вас, суки, приведу в порядок. Я покажу вам, как блатяги дерутся.

Но драться с ним никто не собирался. Интеллигентные худосочные мальчики с вытаращенными зрачками боязливо жались к стенке. Альберт рванул за руку Павла и потащил его вниз по лестнице. Тот заорал:

— Я сам себе хозяин!

И от оплеухи свалился на приступку. Ему стало дурно.

— Ты что, стерва, написал в записке? Кому написал? От кого ты собрался уйти насовсем, от кого?

Павел лез драться, но ловкий Альберт сбивал его с ног, и тут на Павла нашло просветление: записка старая, просто забыл изорвать…

— Вот как? Забыл изорвать. — И Альберт выругался отборным матом. — Вот что, фраер… Если еще раз увижу здесь. Убью. И тебя, и… этого «голубятника»…

Ночью у модельера загорелась дача. Он выбежал в одном белье, рыдая, бросался к людям. В огне сгорела коллекция костюмов.

90

Мишка Кошель чувствовал душевную раздвоенность. Трудно сказать, почему… К судебным разбирательствам он был равнодушен. Напрасно там давили на его совесть. Совести своей он не чувствовал, ему даже было смешно думать о ней. Совесть на суде… Наивно, как встреча голодного с сытым…

Он терпеливо слушал все, что говорили… Говорили будто не о нем.

Так, на суде он узнал о «структуре организованной преступности». В любой группировке, оказывается, есть лидер, посредник и есть исполнитель. Мишка Кошель, конечно, попал в исполнители…

Если лидер убит или смещен, то его место займет другой. Свято место пусто не бывает. Так как «иерархия — это не личностное явление, а способ существования банды».

Еще Мишка Кошель узнал, что, «осуществляя преступный бизнес, мафия всегда использует насилие». Особенно, когда кланы делят сферы влияния…

На суде много говорили об организованной преступности.

О том, что это не изобретение какой-то отдельно взятой страны. Потому преступность по своей сути интернациональна.

О том, что преступный бизнес не бывает однонаправленным. Мафиози занимались наркотиками, проституцией, азартными играми и разбоем… Но цель одна — деньги.

Деньги мафия отмывала обычным путем. Вкладывая их в легальный бизнес: рестораны, кооперативы, туризм.

Организованная преступность — это бизнес! Только черный бизнес, где есть смерть и кровь…

Мишке Кошелю, представителю этой преступности, прочили «вышку». Но подсудимый в убийстве не признавался, да и доказательства были «прозрачными». Мишке Кошелю дали пятнадцать лет строгого режима…

Из зала суда его увезли в тюрьму. На пересылке зеки сидели месяцами. А дальше их отправляли по этапу…

В смешанные камеры людей набивали, как селедку в бочки. Мишка Кошель лежал в самом углу. Никто его не трогал. Все знали, кто такой Мишка Кошель…

Сам Мишка тоже хорошо знал камеру: в основном здесь ждали своей участи профессионалы-мошенники, воры, карточные шулеры — все приговоренные к строгому режиму.

Немало было и карманников. Мишка Кошель отлично разбирался в их профессии. Сам когда-то начинал с нее. У карманных воров семь основных специализаций. «Ширмачи» крали под прикрытием. «Щипачи» — тонкая работа, крали одними пальцами. «Технари» — те резали сумки бритвой. «Рыболовы» — с помощью крючков, «хирурги» — пинцетами. А вот «трясуны» — чаще всего глухонемые, занимались тем, что выбивали прямо из рук. Самая низкая категория — «верхушечники». Те занимались хозяйственными сумками.

Современные карманники омолаживались. Наблюдая за ними здесь, Мишка Кошель думал о том, что пацаны, которым сегодня не больше семнадцати, знают то, что навряд ли знали его сверстники… Один жаргон чего стоит! Тысячи блатных слов, одно похлеще другого.

Конечно, Мишке Кошелю не было уж так уютно. Лидеру среди середняков надо еще ужиться. Вот и приходили в