Индия, Судан, Южная Африка. Походы Британской армии - Черчилль Уинстон

Была продемонстрирована страшная сила винтовки Маузера. Атакующие отряды сталкивались с вихрем пуль, и их сметало. Офицеры и солдаты десятками падали на узком гребне. Атакованные с фронта и фланга зловещей шепчущей смертью, оставшиеся в живых упорно спешили вперед, и казалось, что плоть и кровь, несмотря на пули, восторжествуют. Но в последний решающий момент сказалось ослабление напора атакующих. Иннискиллингов было слишком мало, чтобы выполнить такую задачу, и когда буры увидели, что атака выдохлась, они стали стрелять прицельно, а несколько храбрецов выскочили из траншей, выбежали вперед навстречу солдатам, разряжая магазины своих ружей почти в упор. Это была неистовая сцена крови и ярости.

Встретив такое сопротивление, ирландцы скорее готовы были умереть, чем отступить. Несколько человек сбежали вниз по склону к ближайшему укрытию и яростно отстреливались оттуда, но большая часть тех, кто оказался в передних рядах, были убиты. Другие роты, одни из Коннаутских егерей, другие из Дублинских фузилеров, двинулись вперед им на смену, но было уже поздно кого-либо поддерживать — и эта атака, и еще одно кровавое наступление, предпринятое на закате, были отброшены. Но ирландские солдаты не желали оставлять холм, и когда их наконец убедили, что двигаться вперед невозможно, они легли на землю, которую отвоевали, и стали строить стены и укрытия, чтобы оттуда открыть огонь мщения по ликующим бурам. В этих двух атаках пали оба полковника, три майора, двадцать офицеров и 600 солдат из соединения, едва насчитывавшего 1200 человек. Тьма опустила занавес, и трагедия того дня закончилась.

Как только рассвело, я поехал вместе с капитаном Бруком узнать, что произошло той ночью. Мы знали, что холм не был взят до рассвета, но дело могут решить штыки.

Только мы решили, поскольку противники были так близко друг от друга, что в темноте достигли впадины за выступающим вперед холмом, с которого я наблюдал за атакой прошлым вечером, как неожиданно снаряд со шрапнелью взорвался в воздухе с резким пронзительным хлопком прямо над нашими головами. И впадина, и склон холма были усеяны пехотными батальонами, лежавшими четвертями колонн. Пули и осколки снаряда взрыли землю со всех сторон. Мы оба были верхом и попали в середину конуса рассеивания. Я тут же понял, что со мной ничего не случилось, хотя пули подняли пыль вокруг моего коня, и решил, что всем повезло точно так же. Я повернулся к Бруку, чтобы изложить ему свою теорию относительно того, что шрапнель сравнительно безопасна, но заметил какое-то движение и суету. Не менее восьми человек было убито или ранено этим взрывом. Я только однажды видел на войне настолько успешно пущенный снаряд, но в этот раз я наблюдал его эффект с противоположной стороны.

Мое уважение к современной артиллерии сильно возросло после подобной демонстрации силы. Вслед за этим снарядом один за другим взорвались еще два. Первый поразил четырех человек и перебил ногу коню пехотного офицера; конь бегал кругами и некоторое время не давал всаднику спешиться. Другой разорвался на батарее гаубиц, убив одного солдата, ранив офицера, пятерых солдат и трех лошадей. Все это произошло в течение двух минут — три упавших снаряда вывели из строя девятнадцать человек и четырех лошадей.

Мы поднялись на вершину холма, которая была усеяна офицерами и солдатами. Соседний холм все еще был занят противником. Его склоны были исчерчены многочисленными коричневыми линиями, каменными стенами, построенными за ночь атакующей бригадой, и в телескоп можно было видеть, как за ними тесными рядами залегла пехота. Буры со своей стороны провели несколько новых траншей впереди тех, что были на гребне холма, и противоположные линии огня разделяло теперь не более 300 ярдов. Это означало, что все находящиеся на них должны либо лежать тихо, либо подвергаться большому риску. В этом положении они оставались весь день, непрерывно стреляя друг в друга, а на голой земле между ними вперемешку лежали убитые и раненые, мертвые и живые. За ранеными никто не ухаживал, не перевязывал, не было ни воды, ни пищи, их изнуряли огонь и с той, и с другой стороны и наша артиллерия. Было очень больно видеть этих несчастных, которые еле двигались и пытались доползти до какого-нибудь безопасного места.

24 февраля перестрелка с обеих сторон продолжалась, но пехота не двигалась.

Сэр Редверс Буллер увидел теперь, что его план провести армию вокруг поворота реки и через вражеский фронт обойдется в любом случае слишком дорого и что это, вероятно, вообще невозможно. Поэтому он решил выбраться обратно на плато Хлангвейна и попытаться атаковать крайние левые позиции противника. Он имел стратегическое преимущество, будучи на внутренней линии, и потому мог с большей легкостью перебрасывать войска с одного фланга на другой. Согласно его новому плану, бригады левого фланга и центра должны были перейти по понтонному мосту слева направо, так что Харт, который был до этого на самом краю правого фланга, становился крайним левым. Удлинив теперь свою правую руку и перейдя реку там, где она текла по линии восток — запад, он намеревался совершить еще более широкий охват вражеского фланга.

Первым делом следовало передвинуть тяжелые пушки, что, наряду с частичной передислокацией кавалерии, заняло целый день. Батарея из четырех дальнобойных морских орудий была установлена на западных склонах хребта Монте Кристо. Еще одна такая же батарея разместилась на отрогах Хлангвейна. Четыре 7-дюймовых морских орудия и 5-дюймовое крепостное орудие были выведены на линию фронта в центре плато Хлангвейна. С этим все было в порядке. Большие пушки возвращались на большие холмы.

Батальоны, которые были атакованы с фронта, залегли с примкнутыми штыками и молились, чтобы буры, ободренные их молчанием, сделали вылазку. Последние, однако, держались на расстоянии. Стрельба с обеих сторон велась не прицельная и потери были небольшими. Но никому не удалось как следует поспать. Состояние раненых, которые по-прежнему лежали на голом склоне, — неперевязанные и страдающие от жажды, было таким ужасным, что сэр Редверс Буллер был вынужден, вопреки своему собственному желанию, на рассвете 25 февраля послать парламентера к командиру буров с предложением перемирия. Перемирия буры не приняли, но ответили, что если мы не будем стрелять по их позициям в течение дня, они не станут препятствовать санитарным командам выносить раненых и хоронить мертвых.

Это соглашение было соблюдено: противник был вежлив с нашими медицинскими офицерами, и к полудню все раненые были вынесены, а мертвые похоронены. Пострадавшие были брошены в течение сорока восьми часов, это очень ухудшило состояние раненых, а тела убитых, вздувшиеся, почерневшие, изуродованные разрывными пулями, широко применяемыми противником, выглядели ужасно.

На рассвете 26 февраля артиллерия с обеих сторон открыла огонь, и в течение дня продолжалась непрерывная бомбардировка, в которой мы, имея больше пушек, выпустили больше снарядов, а буры, имея более крупную цель, поразили большее число наших людей. Однако потери были сравнительно невелики.

Были произведены значительные перемещения войск. Коленсо и холмы около форта Вайли превратились в плацдарм, который охраняла бригада Тальбота Коука. Новая линия коммуникаций протянулась вдоль подножия Хлангвейна. Был подготовлен к спуску понтонный мост ниже речных водопадов, недалеко от все еще целого бурского моста. Английская бригада Хильдярда удерживала выдающиеся вперед низкие холмы, образующие край левого фланга. Команда Харта охраняла позиции у склонов Иннискиллинг Хилл и в теснине, где протекала река. Бригада фузилеров Бартона, Ланкаширская бригада Китчинера и два оставшихся батальона бригады Норкотта (прежде Литтлтона) перешли по старому мосту на плато Хлангвейна. Все было готово для последней атаки на левый флаг позиции Питерса, и все в армии считали, что судьба Ледисмита будет зависеть от удачи завтрашней операции.