Тайный код китайского кунфу - Алексей Маслов

Возникла масса обществ, по сути дела традиционных тайных объединений, где причудливым образом переплетались практика ушу, еще плохо оформленные политические требования и традиционные идеи апокалиптического очищения общества.

Чэнь Мэйжун

Идеями реформ в Китае было захвачено немало известных мастеров ушу. Справедливости ради отметим, что подавляющее их большинство не участвовало ни в политической борьбе, ни в теоретической разработке революционно-демократических концепций, их идеалы и устремления лежали несколько в иной сфере. Тем не менее, в ту эпоху в Китае уже невозможно было найти человека, который тем или иным образом не соприкасался с ушу, и, естественно, среди них могли встречаться и известные мастера.

Большим другом одного из лидеров реформаторов Тань Сытуна был мастер Ван Чжэнъи (1844–1900), мусульманин, более известный под именем Ван Пятый Большой Меч — Дадао Ван У. Свое прозвище Ван Чжэнъи получил за то, что был пятым учеником в школе ушу. Называли его и другим прозвищем — Великий Рыцарь Из Пекина — за неимоверную силу и фантастическое мастерство во владении алебардой. Судьба Вана была необычна даже для мастеров того времени. Выходец из бедной семьи (два его брата умерли от голода), он нашел в себе силы в двенадцать лет пойти в школу ушу, где не только сумел постичь приемы, но научился разбираться в конфуцианских канонах и даже стал подумывать о путях переустройства Китая. Показательный пример того, как школа ушу служила универсальной ячейкой образования для низшего уровня китайских крестьян.

Терпение и прекрасные врожденные способности делают его одним из самых образованных людей в Хэбэе. Ван не терпел всякого бродячего люда, бандитствующего по дорогам, и даже не раз отправлялся в путешествия для «восстановления справедливости», в одиночку разгоняя шайки туфэев — местных бандитов. Хроники тех лет восхищались Ваном: «С честью постиг и военные и гражданские науки. Высочайшим указом был назначен историком конфуцианских канонов, при этом же преподавал боевое искусство». В другой хронике той эпохи, «Собрание со спины осла» («Любэй цзи») Ху Лициня, отмечалось: «Ван Пятый прозван Бинем (Гармоничным, Безупречным Духовно И Физически»). Великодушный и бескорыстный человек, он действительно был великим воином… Принес он смерть десятку человек. Бродил по Шаньдуну, Хэнани, ходил на Запад; лишь одно его имя внушало страх разбойникам, и никто не осмеливался бандитствовать, когда он был рядом».[211]

Благородная и порывистая душа Вана была увлечена идеями реформаторов. Сыграл здесь свою роль и другой немаловажный момент — с 12 лет у него тренировался один из крупнейших теоретиков-реформаторов и руководитель их левого крыла Тань Сытун. Ван обучал его бою с мечом и кулачному искусству, а Тань Сытун — прекрасный оратор и тонкий психолог — заразил Вана идеями обновления Китая. Вслед за Ван Чжэнъи в тайные общества, которые создавались реформаторами по всему Китаю, вступило немало известных ушуистов.

Наконец императорский двор поддался решительному и тонкому нажиму, был даже опубликован эдикт «О планах государства», который фактически давал добро реформам в Китае. И вот с июня по сентябрь 1898 года начались знаменитые «сто дней реформ». Отменялась старая система экзаменов, пошли реформы в области образования, готовилось создание Пекинского университета, Китайского банка, поощрялось крупное частное предпринимательство вплоть до разрешения частным лицам строить заводы, а также создание «торговых обществ» — компаний. Но реформы захлебнулись под нажимом могучего консервативного крыла, а лидеры реформаторов, будучи блестящими теоретиками, оказались слабыми политически игроками. Тань Сытун, имевший огромный вес среди бойцов ушу, в конце концов оказался в тюрьме.

Тань Сытун сохранял хладнокровие и уверенность в правоте своего дела до последней минуты. Стоик и фаталист по натуре, перед смертью он, зная, что судьба его предрешена, в тюремном каземате «размышлял о великом». Оглядывая свою жизнь, вспоминая все ее удивительные перепады, — ведь он прошел путь от блестящего чиновника до «врага государства» — Тань Сытун чувствовал, вероятно, себя продолжателем традиции древних мудрецов, для которых правда и благоденствие государства были важнее почестей и спокойной, безбедной жизни. Интересно, что перед смертью этот человек — поэт, философ и политик — с благодарностью вспоминал о двух людях, чьи идеи и сила личности повлияли на всю его жизнь: вожде реформаторов Кан Ювэе и великом мастере ушу Ван Чжэнъи, сравнивая их с высокими пиками Куньлунь. В присущей ему блестящей литературной манере он отметил: «Я, пройдя путь от меча до хохота Небес, оставляю здесь лучшие чувства души — две вершины Куньлунь».[212] Ван Чжэнъи неоднократно пытался вызволить Тань Сытуна, но усилия его оказались тщетны. В день казни Тань Сытуна великий Ван плакал. Несколькими годами позже за Тань Сытуном последовал и его учитель — Ван Чжэнъи был казнен во время восстания ихэтуаней в 1900 году.

Многие видные политические деятели того времени были знакомы с народными боевыми искусствами не понаслышке, и во многом это предопределило благоволение к ним. В конце XIX века, когда движение за национальное возрождение Китая разгорелось с новой силой, практически в каждой деревне был свой «двор боевых искусств», где члены тайного общества практиковали ушу для борьбы с маньчжурами. Вождь китайского национально-освободительного движения и Синьхайской буржуазной революции 1911 года Сунь Ятсен неоднократно в родном уезде Сяншань еще в детстве наблюдал такие тренировки. Однажды ему пришлось посетить «дворы боевых искусств» в деревнях Шимэнькан и Дасянбао. Там члены местного отделения «Триады» тренировались в кулачном искусстве и упражнениях с длинной палкой. Юный Сунь Ятсен был так поражен их мастерством, упорством и боевым духом, что заявил своим товарищам: «Овладение кулачным искусством требует хороших природных данных. Тренируясь в течение долгого времени, можно стать большим мастером, а затем отправиться сражаться с маньчжурами».[213]

В ранний период деятельности Сунь Ятсена, когда он планировал и создавал первую в Китае демократическую организацию «Союз возрождения Китая» (1894–1895), будущий «отец нации» полностью опирался на то огромное количество тайных обществ, которые были распространены на юге Китая. Лишь в его родной провинции Гуандун накануне Синьхайской революции 1911 года действовало свыше сорока различных тайных обществ. В некоторых местностях в них состояло больше половины населения. В основном это были ответвления «Триады», основным лозунгом которой стал: «Долой Цин, восстановим Мин!» Великолепные бойцы воспитывались в тайном обществе «Чжао-гунхуэй» («Общество Чжао-гуна» — божества богатства). Оно было создано в 1894 году и состояло из простых крестьян, основным делом которых стали занятия боевым искусством. Вступавшие в общество в начале XX века повязывали голову в качестве отличительного знака красным платком, бывшим знаком ихэтуаней, а при всех ритуальных действиях держали в руках копье, которое было основным оружием членов этой организации.

Тайные союзы, объединенные под общим названием «Общество пяти цветов» («Усэдан»), неоднократно поднимали крупные восстания в родном уезде Сунь Ятсена. В окружении Сунь Ятсена было также немало великолепных мастеров ушу. Один из его ближайших друзей по «Союзу возрождения Китая» Чжэн Шилянь занимал видный пост в руководстве гонконгской «Триады» и считался отменным бойцом. Именно он был долгое время первым советником Сунь Ятсена в деле организации антиманьчжурских тайных союзов, которые в конечном счете и привели к смене империи республиканским строем.

Сунь Ятсен, в отличие от императорской администрации, не только лояльно относился к тайным обществам, но и усматривал в них мощного союзника в национально-освободительном движении. Хотя он и переоценивал «революционность» тайных организаций, всегда заботившихся в основном лишь о своих внутренних интересах, их бойцы действительно не раз поддерживали Сунь Ятсена в его борьбе. Естественно, что методы подготовки членов обществ через практику ушу были ему хорошо знакомы. Вероятно, он и сам под влиянием друзей мог практиковать ушу, что не было редкостью среди людей его окружения. Одним из важнейших последствий доброжелательного отношения Сунь Ятсена к ушу стало официальное признание преподавания боевых искусств в специальных институтах и академиях, росших по всему Китаю после революции 1911 года.

Официализация традиции

Если мы пролистаем книги по боевым искусствам, изданные в 20–30-е годы XX века, наше внимание прежде всего привлечет тот факт, что ушу вновь изменяет название. Нет, боевые искусства по-прежнему именовались «ушу» или «уи», но стал превалировать другой термин, который четко выразил отношение к боевым искусствам в то время, — «Гошу». Его можно перевести как «Национальное искусство», или «Искусство нации», и он стал употребляться с 1926 года. До сих пор на Тайване, куда бежало гоминьдановское правительство после народной революции 1949 года, боевые искусства называют не иначе как «Гошу». И в этих двух иероглифах — «национальное искусство» — заключено зерно и одновременно символ процессов, которые шли в ту эпоху. Обратим внимание: национальным искусством стало именно ушу, а не живопись, не каллиграфия, не поэзия. И это — высочайшее признание его роли в китайской культуре, хотя и не лишенное политического подтекста, заигрывания с миром китайских мастеров. В 20—40-е годы последовательно и ненавязчиво, умно и тактично проводился курс на официализацию ушу, интегрирование его в государственную машину управления.