Сэр Невпопад из Ниоткуда - Питер Дэвид

«Если тебе посчастливится выбраться отсюда, отправляйся не мешкая на все четыре стороны, назад не оглядывайся и жить начни по-новому. Держись подальше от рыцарей. Ты не их поля ягода, и жизнь среди них не для тебя. И впредь живи в реальном, а не в выдуманном мире».

— В выдуманном мире мне уютней и проще. Реальность — это непрекращающийся кошмар.

«Реальность такова, какой ты ее сам создаешь».

Я жалобно застонал. Мало того что смерть не за горами, так приходится еще и все эти глупости выслушивать в качестве последнего напутствия.

Ее лицо парило в воздухе как раз над моей головой.

«И вот еще что…»

— Заткнись! — рявкнул я, почти теряя сознание, и двинул ободранным о снег и утратившим чувствительность кулаком прямехонько в переносицу ведьмы. Кулак пробил тонкую снежную корку… и высунулся наружу, в пустоту…

Разум отказывался в это верить. Я так замерз, что, казалось, даже сознание мое оледенело и не сразу отреагировало на это чудесное открытие: путь к свободе был в нескольких дюймах от моей головы!

К этому моменту обе моих ноги успели онеметь, но я все же ухитрился выкарабкаться наружу при помощи рук и посоха. Это было как заново родиться на свет. Я жадно хватал ртом свежий холодный воздух, я расшвыривал снег в стороны, барахтался что было сил, пока наконец не высвободил свое тело из проклятой западни и не растянулся на сверкающей снежной поверхности.

Отдышавшись, я взглянул вверх. Горная тропа, с которой нас смело лавиной, оказалась неправдоподобно высоко. Мне даже не верилось, что, свалившись с такой высоты, я смог остаться жив.

Я с сомнением оглядел снег вокруг себя и только тут заметил, что на нем виднеется множество красных пятен. Ощупал голову и поднес ладонь к глазам. Так и есть — все пальцы в крови. Выходит, я не так-то легко отделался, голову поранил. Холод, царивший в снежной пещере, где я был погребен, замедлил кровотечение, и все же меня начало подташнивать, все тело охватила слабость…

И тут я увидел ее руку.

Она торчала из снега футах в трех от меня.

«Она этого не заслуживает», — прозвучал где-то в глубинах сознания голос Шейри, но я, наплевав на все предостережения колдуньи, бросился спасать Энтипи. Схватил ее руку. Та оказалась ледяной и как будто безжизненной. Я потянул ее на себя с такой силой, что еще немного, и она оторвалась бы от тела.

— Энтипи! Я здесь! Только не умирайте! Прошу, заклинаю вас! — вопил я что было мочи, с ужасом осознавая, что, быть может, обращаюсь к покойнице.

Воткнув посох в снег, я принялся обеими руками с невероятной скоростью откапывать принцессу. Сверху за этим моим занятием равнодушно наблюдали остроконечные вершины гор. Им было плевать, живы мы или умерли.

Я продолжал взывать к принцессе, чтобы она знала, что я здесь, что я ее не бросил. Она не отзывалась, не пыталась высвободиться из снега и вообще не подавала никаких признаков жизни. Ее высочество если еще и не умерла, то наверняка была без сознания. К счастью, руки у меня были на редкость сильными, просто-таки неутомимыми, а цель оказалась так близко… Мне понадобилось всего несколько минут, чтобы бережно отгрести снег от ее головы и шеи, сбросить его с недвижимой груди, а после вытащить наружу все окоченевшее легкое тело.

Глаза у принцессы были закрыты, одежда обледенела, кожа на лице побелела настолько, что даже отдавала голубизной. Словом, вид у нее был тот еще, но я предположил, что наверняка и сам сейчас выгляжу не намного лучше. Я ее как следует потряс, чтобы она пробудилась от своего глубокого сна. Никакого результата. Приложил ухо к ее груди, пытаясь уловить биение сердца. Мне почудилось, что там, внутри, что-то трепещет, но мог ли я быть уверен, что не принял желаемое за действительное? Одно было ясно: принцесса не дышала.

— Ну давайте же, приходите в себя! — крикнул я. — Дышите!

Принцесса не ответила. Я еще разок ее тряхнул, и снова без толку. Мне оставалось только одно, и я это тотчас же проделал: разжал ей зубы и, сделав глубокий вдох, приник к холодному, как лед, рту и стал вдувать воздух в ее легкие. Старался делать это медленно, в естественном ритме дыхания человека, пребывающего в покое и безмятежности. Грудь ее вздымалась и опускалась, но только благодаря моим усилиям. Я упрямо продолжал накачивать ее легкие воздухом, но в душе у меня росло отчаяние. В конце концов я потерял счет времени и при всем желании не мог бы сказать, сколько минут или часов простоял на коленях, склонившись над Энтипи и вдувая воздух в ее рот. В конце концов у меня начало темнеть в глазах.

Я как мог боролся с подступавшей дурнотой, но силы стремительно меня покидали.

И я сдался. Проиграл, как всегда. Как мне, должно быть, на роду было написано. Уронил голову на грудь несчастной и остался недвижим…

Но не вполне: вдруг голова моя приподнялась вверх… и опустилась вниз… и снова немного приподнялась…

Она дышала.

«Вот ведь сукин сын», — успел я подумать, прежде чем потерял сознание.

22

ОЧНУЛСЯ я от боли во всем теле и с удивлением обнаружил, что нахожусь в пещере, в благословенном тепле.

Просторная и сухая, пещера не просто служила кому-то убежищем от непогоды, она была превращена во вполне уютное подобие нормального человеческого жилища. На стенах было укреплено несколько факелов, которые заливали все помещение светом и, кроме того, его согревали.

Я возлежал на высокой охапке соломы, тонкий слой которой покрывал весь земляной пол насколько хватал глаз. Справа от меня на таком же соломенном ложе распростерлась принцесса. Она казалась спящей.

Но тут что-то мелькнуло в глубине пещеры, там, куда не доставал свет факелов и где сгущались тени. Приглядевшись, я понял, что в дальнем углу сидит, прислонясь к стене, какой-то человек, вероятней всего мужчина, и не отрываясь глядит на меня. Я сел на своей постели из соломы, морщась от боли в суставах и мышцах, и стал пристально всматриваться в темный угол, где расположился незнакомец. Но лицо его оставалось в тени.

— Кто вы? — спросил я.

Тот медленно поднялся на ноги. Мне со страху даже почудилось, что он не просто встал, а будто бы развернулся, вытянувшись вверх, словно змея. И сделал шаг вперед. Потом еще один и еще, пока не очутился в круге света от ближайшего факела.

У меня перехватило дыхание.

Тэсит уставился на меня не мигая единственным своим глазом.

Я испустил пронзительный вопль и вздрогнул всем телом, словно пробуждаясь от кошмарного сна. Но, снова оглядевшись по сторонам, к ужасу своему обнаружил, что по-прежнему нахожусь в пещере и что это жуткое видение предстало передо мной не во сне, а наяву. Вот и ложе из соломы, факелы, вон там недвижимая Энтипи, а вот он, Тэсит, собственной персоной. Эхо моего крика замерло в вышине под сводами пещеры. Тэсит молча продолжал сверлить меня взглядом. Я покосился на принцессу. Она слегка шевельнулась, но так и не пробудилась от сна.

Справа от меня лежал мой меч, слева — посох. Он поместил оружие на расстоянии вытянутой руки от моей постели. Но Тэсит был не из тех, кто легко прощает такие обиды, как та, которую я ему причинил. Он оставил мне посох и меч только потому, что не сомневался в своей способности рассчитаться со мной независимо от того, буду ли я вооружен или безоружен. Да уж, уверенности в себе ему по-прежнему не занимать. Чего никак нельзя было сказать о вашем покорном слуге.

Он по-прежнему молчал. Я тоже не говорил ни слова. Несмотря на животный ужас, который меня буквально парализовал, мне было любопытно, кто же из нас первым произнесет хоть слово.

Разумеется, это сделал он.

— Как ты мог? — были первые его слова. Вернее, я попросту догадался, что он именно это хотел сказать, тогда как в действительности изо рта его вырвалось нечто невнятное вроде: «Катымо». Я нахмурился.

— Что?

Он с выражением досады закатил свой единственный глаз и повторил вопрос медленно, по слогам, и почти отчетливо. А я снова переспросил:

— Как я мог — что?

Тэсит покачал головой, недоумевая и досадуя, почему это я делаю вид, что мне непонятен его вопрос, да и сама суть происходящего. Он спрашивал, как я мог столь коварно и подло предать его, проявить такую черную неблагодарность после всего, что он для меня сделал. Он прекрасно понял, что я отдаю себе отчет в тогдашнем своем поступке и лишь разыгрываю непонимание, чтобы потянуть время, и потому больше не стал повторять свой вопрос.

Теперь только, увидев его вблизи, я смог вполне оценить ущерб, который причинил его внешности несколько месяцев тому назад. На лбу у него остался глубокий шрам от раны, нанесенной моим посохом. Кожа срослась неровно, зигзагом, и это нисколько не красило моего бывшего друга. К этому следовало добавить слегка покривившийся нос и свернутую вбок челюсть. Я успел заметить зияющие провалы у него во рту, в тех местах, где прежде были зубы. Вдобавок к утрате внятности и четкости речи он еще и издавал сквозь эти щербины какой-то свистящий звук, когда произносил некоторые согласные. Его свалявшиеся и растрепанные волосы лоснились от жира, не в лучшем виде пребывала и борода. Он теперь даже отдаленно не походил на героя.