Симон Визенталь. Жизнь и легенды - Том Сегев

В конце концов Даган пришел к выводу, что Крайский совершенно безнадежен, и предложил своему начальству попросту «смириться с тем фактом (с которым я лично уже смирился), что мы имеем дело с человеком неуравновешенным и неразумным, особенно когда речь идет – хотя бы косвенно – о евреях и Израиле. Это тяжелый случай ненависти-любви, граничащий с раздвоением личности».

Несколько истерик Крайского запротоколированы в бумагах его собственной канцелярии. Однажды, например, он получил какое-то письмо протеста от еврейской общины, но потребовал от нее в течение двадцати четырех часов его забрать. «Иначе, – заявил он угрожающе, – я выброшу его в мусорную корзину».

После разговора с Крайским двое израильских журналистов отправились к Визенталю. Визенталь встал перед картой концлагерей, посмотрел в объектив кинокамеры и заплакал. «Слова Крайского, – всхлипывал он, – глубоко ранили меня не только как еврея, выжившего во время Холокоста, но и как человека, считающего Австрию своей родиной». «Я, – бормотал он сдавленным голосом, – способен жить с воспоминаниями о Холокосте, могу терпеть оскорбления и угрозы, которые получаю от неонацистов и антисемитов со всего мира, но с обвинением в сотрудничестве с нацистами смириться не готов. Особенно когда оно звучит из уст канцлера-еврея».

По щекам Визенталя текли слезы, и в его скромном кабинете повисло тягостное, почти нестерпимое молчание. Казалось, что время остановило свой бег и мир погрузился в скорбь. Корреспондент израильского телевидения Рон Бен-Ишай (как и его австрийские коллеги, кино– и звукооператор) застыл на месте. Никто не осмеливался сказать ни слова. Но тут Визенталь вытер глаза и деловито спросил: «Ну? Как получилось? Нормально?» В кабинете словно разорвалась бомба.

Циником Визенталь не был, и его слезы были настоящими. Причин для слез у него было достаточно, и плакал он часто, даже когда не стоял перед кинокамерами. Однако по части умения манипулировать журналистами соперников у него было мало.

В декабре 1975 года в Вене состоялась конференция министров Организации стран – экспортеров нефти (ОПЕК). Война Судного дня привела к резкому повышению цен на нефть, и ОПЕК стала очень влиятельной силой. В совещании участвовали министры нефтяной промышленности из большинства входивших в ОПЕК государств. Нейтральная Вена встретила конференцию приветливо – как встречала и другие международные мероприятия, – но обеспечить безопасность конференции на должном уровне оказалась неспособна, тем более что власти были заняты подготовкой к близкому Рождеству. Шесть террористов овладели зданием, где проводилась конференция, и взяли в заложники всех ее участников, включая министров нефтяной промышленности, послов и чиновников из разных стран мира. В общей сложности заложниками оказались несколько десятков человек. Во главе операции стоял легендарный террорист по кличке Карлос. Он действовал от имени экстремистской палестинской организации «Народный фронт».

Крайскому снова пришлось принимать решение, как в этой ситуации лучше поступить, и он опять решил сделать все от него зависящее, чтобы предотвратить кровопролитие. В результате переговоров часть заложников террористы отпустили, но другую часть им было разрешено увезти с собой в Алжир и Ливию, куда их доставил специально выделенный самолет. Как и в прошлый раз, Крайский снова категорически настаивал, что поступил правильно.

На этом этапе Крайский все еще верил, что нейтральная позиция Австрии и его личный авторитет смогут помочь ему приблизить решение палестинской проблемы. Как и другие лидеры европейского социал-демократического движения, он был идеалистом и тоже считал, что его долг – сделать мир лучше. В рамках этой задачи вожди социал-демократии разделили между собой обязанности следующим образом: Вилли Брандт отвечал за прекращение «холодной войны», премьер-министр Швеции Улоф Пальме возглавлял кампанию по ликвидации режима апартеида в Южной Африке, а Крайский взялся установить мир на Ближнем Востоке. С этой целью он поддерживал контакты в том числе с представителями Организация освобождения Палестины (ООП).

Израильское правительство считало, что такие контакты наносят большой вред борьбе с палестинским террором, но в Израиле у Крайского были и союзники. Например, группа борцов за мир под руководством Ури Авнери одобрительно отнеслась к встречам канцлера с Исамом Сартауи – одним из лидеров Движения за национальное освобождение Палестины (ФАТХ), врачом-кардиологом, террористом, советником Ясира Арафата. Через много лет эти первые попытки вступить в диалог – наряду с другими предпринятыми шагами – привели к взаимному признанию Израиля и ООП.

Крайский устроил Сартауи встречу с журналистами, и один из них, Петер Михаэль Лингенс, попытался, в свою очередь, организовать встречу Сартауи с Визенталем, однако Визенталь отказался, заявив, что «у Сартауи на руках еврейская кровь». Палестинские инициативы Крайского Визенталь категорически осуждал и регулярно информировал израильского посла Дагана о том, что ему было на этот счет известно.

В мае 1977 года в Израиле произошла резкая смена политического руководства: партия «Авода» впервые потеряла власть, а премьер-министром стал Менахем Бегин; и по меньшей мере двух венских евреев это известие сильно взволновало: Визенталь преисполнился гордостью, а Крайский – гневом. Крайский был одним из тех, кто пытался добиться подписания мирного договора между Израилем и Египтом, и, когда переговоры зашли в тупик, заявил голландской газете «Трау», что Бегин разговаривал с египтянами, «как мелкий политический лавочник». Кроме того, он обозвал Бегина «жалким польским адвокатишкой» и заклеймил его, как ранее и Визенталя, самым обидным оскорблением из всех – «ост-юде». По-видимому, его ненависть к Визенталю и Бегину была настолько сильной, что они слились в его воображении в одного человека.

Бегин отреагировал на выпад австрийского канцлера очень быстро. «Все знают, – сказал он, – что Крайский ненавидит даже своих отца и мать».

Когда Крайский писал второй том мемуаров, то, судя по всему, даже последние остатки той маленькой любви к Израилю, которую приписывал ему посол Даган, испарились и в его душе осталась только ненависть. «То, что происходит сегодня в Израиле, – пишет он, имея в виду притеснение палестинцев, – настолько отвратительно и безобразно, что мне трудно сохранять хладнокровие». Однако надежду он не терял. «Карта сионистов, – заявил он, – бита».

Тем временем его конфликт с Визенталем продолжал полыхать ярким пламенем, один суд следовал за другим, и в центре судебного разбирательства находился вопрос о том, был ли Визенталь нацистским агентом.