Жемчужина, сломавшая свою раковину - Надя Хашими

— Сотни. Самые уважаемые семьи Кабула. У невесты тоже известная семья, с их стороны будет уйма народу. Что касается самого Амануллы — трудно представить более удачный выбор. Аманулла и Сорайя Тарзи. Хотя, насколько я знаю, эмир не в восторге, что его сын женится на дочери Тарзи-ага.[70]

— Почему?

— Тарзи-ага пишет то, что думает. А то, что думает Тарзи-ага, не всегда нравится эмиру Хабибулле. К примеру, он считает, что нам надо ориентироваться на Европу, учиться у них, перенимать опыт.

— Но мы совершенно иные люди. Во-первых, у нас мусульманская страна. С какой стати нам ориентироваться на Европу? — удивилась Гюльназ.

— Потому что Европа развивается, мы — нет. Хабибулла строит дороги, но этого мало. Тарзи-ага говорит о науке, об образовании — и не только религиозном. Эмиру это не по душе. Зато уши Амануллы открыты для слов будущего тестя. Он во многом разделяет его взгляды.

— Но Аманулла — не эмир.

— Он будет им. Я не вижу, чтобы кто-либо из его братьев претендовал на престол. Аманулла с самого детства воспитывался как будущий эмир. И он станет замечательным правителем, гораздо лучшим, чем его отец, который только и знает, что ездить на охоту да путешествовать по стране, таская за собой пышную свиту.

Гюльназ вздохнула.

Ее муж всегда с пренебрежением отзывался о Хабибулле. Она опасалась, что рано или поздно из-за своих высказываний он станет добычей дворцовых интриганов и сплетников. А если «добрые друзья» донесут эмиру, Асифу несдобровать.

Асиф заметил, что жена помрачнела, и тоже вздохнул, понимая, что сам же и заставляет ее беспокоиться.

— Я просто занимаюсь своей работой в министерстве, — сказал он. — У меня нет времени на беседы с Амануллой. Я больше не его советник. — Это был его способ сказать жене, что визиты во дворец остались в прошлом.

Гюльназ задумчиво смотрела на дверь гостиной, за которой был виден отрезок коридора. Она представила испуганную женщину, прячущуюся в дальней комнате, — вторую жену своего мужа. Интересно, сработает ли план Асифа, или он привел в дом еще одну бесплодную жену?

Шекиба дождалась, пока Асиф и Гюльназ закончат ужин и уйдут к себе, затем прошмыгнула на кухню, чтобы тоже поесть. Рис и тушеные овощи давно остыли, но Шекибе было все равно.

В ту ночь Шекиба проснулась внезапно, словно от толчка. Асиф снова пришел к ней. Он стоял на пороге и, казалось, размышлял, войти или вернуться в свою спальню. Сердце Шекибы пустилось в галоп. Она всей душой надеялась, что и на этот раз он ограничится разговором.

Асиф вошел и прикрыл за собой дверь. Шекиба зажмурилась что было сил, словно надеясь, что таким образом удастся заставить его испариться. Асиф опустился рядом с ней на пол. Несколько секунд он сидел неподвижно, повернувшись спиной к Шекибе. Каждой клеточкой тела она чувствовала его присутствие. Шекиба еще крепче зажмурила глаза.

«Что ему надо?»

Асиф вздохнул и повернулся к ней.

— Шекиба, — прошептал он, — ты моя жена, у тебя есть определенные обязательства.

Его голос звучал хрипло. Шекиба молчала.

Она вцепилась в одеяло обеими руками, зная, однако, что не имеет права отказать ему. Она его жена и должна ложиться с ним в постель, даже если этот мужчина пугает ее. Асиф протянул руку и сдернул с нее одеяло. Шекиба больше не могла лежать с закрытыми глазами. Теперь она видела его лицо, его взгляд, скользящий по ее телу, скрытому под тонкой ночной сорочкой. Асиф развязал тесемки на брюках и поднял подол сорочки Шекибы.

Все тело Шекибы напряглось, она вжалась спиной в тюфяк, мечтая лишь об одном — растаять, словно кусок сливочного масла, и просочиться сквозь щели в полу. Горячая волна страха и паники накрыла Шекибу, она закрыла глаза, сжала зубы и стала женой Асифа.

Глава 56

ШЕКИБА

В каком-то смысле то, что случилось ночью, принесло ей облегчение. По крайней мере, теперь Шекиба знала, чего ожидать от визитов мужа. Асиф начал приходить к ней довольно регулярно, но подолгу не задерживался. Покончив со стонами и вздохами, он уходил к себе. Иногда возвращался в комнату к Гюльназ. По утрам Шекибе стыдно было взглянуть ей в глаза. Странным образом она чувствовала себя так, будто совершила нечто недостойное по отношению к Гюльназ.

Единственной отговоркой, которая имелась у Шекибы, чтобы отказаться от выполнения своих обязанностей жены, было ежемесячное недомогание. В таких случаях она шептала в темноте, делаясь при этом пунцовой от стыда: «Прости, сегодня я нездорова».

Асиф понимал с полуслова, тут же разворачивался и уходил, казалось, даже с облегчением. И только вчера все было по-другому. Месячные начались у Шекибы два дня назад.

— Я… я сегодня нездорова, — пролепетала Шекиба, плотно сжимая ноги под одеялом.

Но Асиф не ушел. Вместо этого он опустился на пол рядом с тюфяком Шекибы и печально обхватил голову руками.

— Что-то не так. Почему у тебя до сих пор случаются твои ежемесячные недомогания? Или ты врешь мне?

Шекиба удивилась. Таких раздраженных интонаций в голосе мужа до сих пор ей слышать не приходилось.

— Нет, что ты! Разве я стала бы обманывать тебя… в таких делах?!

— А как насчет твоих россказней, будто женщины у тебя в семье рожали по пять-шесть сыновей? Ты здесь уже пятый месяц — и ничего!

И Шекиба снова, в очередной раз поняла, насколько она глупа и наивна. Так вот зачем Асиф забрал ее из дворца! Гюльназ не смогла родить ему детей. Ему нужна не сама Шекиба, ему нужны сыновья.

— Нет, это были не россказни… У меня есть братья… Но…

— Но что? Как такое возможно? Пять месяцев… Они собирались тебя казнить. Ты хоть понимаешь, от чего я тебя спас?

Шекиба, как никто, понимала, от чего он ее спас. Она стояла достаточно близко к месту казни, чтобы отчетливо видеть, как голубая паранджа Бинафши стала мокрой от крови и как пропиталась кровью земля вокруг ямы.

— Понимаю, — прошептала Шекиба.

— Да? Неужели? А ты понимаешь, что станут говорить обо мне люди? «У него две жены и ни одного сына!» Ты хоть понимаешь, что это означает для меня?! — Асиф распалялся все больше. Гюльназ, лежа за стенкой, слышала горькие выкрики мужа. Она перевернулась на другой бок и тяжело вздохнула, понимая, что упреки, которые сыпались сейчас на Шекибу, были обращены и к ней. — Смотритель в гареме! Тебе нравилось исполнять роль мужчины, а? Может, в этом все дело? Тебе так нравилось быть мужчиной, что сейчас ты не