Сергей Круглов. Два десятилетия в руководстве органов госбезопасности и внутренних дел СССР - Юрий Богданов

Всего планировалось строительство на разных предприятиях семи цехов по производству тяжёлой воды. В отношении МВД в упомянутом правительственном постановлении по этому поводу говорилось далее: «Министерство внутренних дел СССР (товарищи Завенягин, Комаровский и Захаров)» проводит строительные и монтажные работы по Чирчикскому электрохимическому комбинату, Березниковскому и Днепродзержинскому азотно-туковому заводам, которые относились к Министерству химической промышленности. В качестве меры по обеспечению электроэнергией перечисленных выше и других предприятий предписывалось: «Обязать Первое Главное управление при Совете Министров СССР (тов. Ванникова), Министерство химической промышленности (тов. Первухина), Министерство электростанций (тов. Жимерина), Министерство цветной металлургии (тов. Ломако), Министерство внутренних дел (тов. Завенягина), Министерство по строительству предприятий тяжёлой индустрии (тов. Юдина) в месячный срок разработать и представить на рассмотрение и утверждение Совета Министров СССР согласованные предложения по проведению всех мероприятий, связанных с электроснабжением цехов «Г». В этом плане следовало предусмотреть расширение и укомплектование оборудованием ряда теплоэлектростанций (ТЭЦ), развитие районных электросетей и подстанций, связанных с подачей электроэнергии для цехов «Г».

Заметим, что в постановлениях правительства обычно персонально упоминались министры соответствующих отраслей и только в решениях по атомному проекту Министерству внутренних дел поручения часто давались непосредственно заместителю министра Завенягину А.П., минуя министра Круглова С.Н., который тем не менее головой отвечал за выполнение поставленной задачи. Как уже говорилось выше, такая система руководства вносит определённые неудобства в деятельность любого начальника, вне зависимости от его ранга.

По Норильскому комбинату следует отметить, что вопрос о строительстве там цеха по производству тяжёлой воды несколько раз отменялся, но потом вновь принималось правительственное решение (окончательное 9 августа 1947 года) о проведении этой, чрезвычайно сложной в условиях отдалённости Заполярья, стройки. Через пять лет, осенью 1952 года, начались пусковые работы, однако ввод технологии сопровождался частыми неполадками и авариями, которые шаг за шагом устранялись. Летом 1955 года на установке, за систему длинных труб прозванной «макаронкой», был получен кондиционный продукт, хотя производительность цеха оказалась вдвое ниже проектной. После доработок завод достиг 85 % от заданной мощности и проработал семь лет, после чего был остановлен из-за дороговизны конечного продукта [51].

Важнейшие объекты, возведенные по «атомному» проекту, порой обобщенно называют «памятниками ГУЛАГу», хотя лагеря заключённых имелись и в других Главках Наркомата-Министерства внутренних дел. Действительно, тысячи лишённых свободы людей направляли на новые стройки, особенно на начальном их этапе, когда приходилось осваивать глухие, необжитые районы, часто с суровым климатом. Бытовые условия подневольных рабочих часто бывали просто ужасными, поскольку считалось, что они здесь находятся временно и после окончания строительства будут переведены в другое место, а поэтому «комфортно» обустраиваться не имело смысла. Как вспоминали участники тех строек, «за ходом строительства и сроками исполнения контроль был жесткий, а вот контроля за состоянием бытовых условий не было». К сожалению, и орудия труда до прибытия техники бывали самыми примитивными: «кувалда да зубило», как вспоминал один из строителей, а выработать ими надо было два с половиной кубометра мерзлоты на человека, иначе останешься без еды. Рабочий день, правда, мог длиться и десять, и одиннадцать часов. Вместе с заключёнными на ряде объектов трудились солдаты строительных батальонов, условия жизни и работы которых мало чем отличались от лагерных, а также спецпереселенцы. На урановых рудниках, в самых неблагоприятных для здоровья условиях, работали каторжники.

Сколько всего использовалось на атомных объектах рабочих, подсчитать в настоящее время достаточно сложно в связи с закрытостью сведений. Однако имеются такие данные. 19 июня 1946 года Совмин СССР обязал Министерство Вооруженных Сил в двухнедельный срок направить в МВД 7000 военнопленных для строительства заводов Министерства машиностроения и Первого Главного управления. К концу 1947 года на строительстве объектов КБ-11 (Арзамас-16) находилось более 10 тысяч заключённых. В 1948 году на сооружении объектов ПГУ работало уже 250 тысяч человек. В 1951 году на стройках по атомному проекту имелось порядка 15 лагерей со 100 тысячами заключённых. К 1950 году на Комбинате № 6, который вёл добычу и переработку урановой руды всего Среднеазиатского района страны, имелось более семи тысяч заключённых и несколько тысяч спецпереселенцев. Для обеспечения рабсилой Комбината № 7 ПГУ Министерству внутренних дел было приказано сформировать 10 военно-строительных батальонов по 1000 человек каждый из репатриированных литовцев, латышей и эстонцев, служивших в немецких частях, а также направить туда 16000 заключённых для обеспечения горных и строительных работ. В Береговом лагере Дальстроя, обслуживавшем урановые рудники и обогатительную фабрику, содержалось в 1951 году более 30 тысяч заключённых. Безусловно, от тяжёлого и изнурительного труда, а также вследствие плохого питания и бытовой неустроенности люди умирали десятками и сотнями [73].

К сожалению, иной системы, позволявшей в те годы в короткие сроки решить масштабные проблемы создания атомной промышленности, просто не было. Руководство МВД ставило вопрос о том, чтобы для заключённых обеспечивались по возможности человеческие условия в быту, питании и других сторонах лагерной жизни, поскольку иначе подневольный рабочий будет трудиться плохо. Те непосредственные начальники, которые понимали это и осознавали, что многие люди, попавшие за решётку, все равно оставались людьми и хорошими специалистами, при соответствующем отношении к ним получали высокий эффект в работе. Так, бывший директор Норильского горно‑металлургического комбината Логинов А.Б. вспоминал, что раскрепил всех своих сотрудников по лагерям с тем, чтобы они следили за качеством пищи, наличием у заключённых газет и журналов, работой радио, функционированием в клубе кружков, позволявших людям проявлять творчество. «Крупнейшие инженеры, которые у нас там были, — отмечал в своих записках бывший директор, — работали с той полной отдачей, на которую только были способны. В этом я могу вас уверить. Многие из них властью Завенягина были расконвоированы. Приходя на работу, они чувствовали, что они творцы, что у них, как это ни парадоксально звучит, полная свобода — они могут изобретать, могут вносить свои предложения, использовать их. Конечно, лагерный начальник имел возможность, чёрт знает как, искалечить жизнь. И тем не менее специалисты знали, что он им ничего не сделает. Узнай Завенягин, что специалиста прижимают за какие-то там дела, то и начальнику лагеря не поздоровится». Далее Логинов А.Б. делился опытом: «Если только начальник улавливал, что в этих людях, волею судеб попавших в Норильск, его сила, то все ладилось, а там, где начинали командовать, получался совсем иной результат. И, кстати, тогда начальника снимали, заменяли». В общем, «там, где человек чувствовал себя заключённым, дело не шло».

Интересный случай в этом плане произошёл в Норильске в период монтажа завода по производству тяжёлой воды. Группа заключённых слесарей в количестве 90 человек благодаря хорошим отзывам об их работе и выполнению заданий с зачётом рабочих дней в счёт срока осуждения была досрочно освобождена из-под стражи. Согласно Инструкции, «бывшие ЗК» не имели права трудиться на закрытых объектах, тем более относившихся к «атомному» проекту, и потому должны были покинуть стройку. Но если бы они ушли, то монтаж оборудования оказался бы сорванным. Тогда предложили такой оригинальный выход: слесаря добровольно должны были остаться заключёнными при условии, что им будет начисляться зарплата, а по окончании монтажа их отпустят с хорошими документами. После короткого совещания бригадир слесарей сказал: «Мы понимаем, мы согласны, мы — коммунисты» [73]. К сожалению, такая «идиллия» наблюдалась далеко не везде.

Вопрос о строительстве специального полигона для испытания «готовых изделий» (то есть атомных зарядов), а также с целью исследования «поражающего действия изделия на живой организм на примере различных подопытных животных» рассматривался Спецкомитетом при СМ СССР 11 ноября 1946 года. Первому Главному управлению было предложено подобрать место и установить сроки сооружения полигона. 31 мая 1947 года Спецкомитет предварительно рассмотрел, а затем Совет Министров СССР принял постановление соорудить Горную станцию (так первоначально назывался Семипалатинский полигон) на площадке № 1 в районе реки Иртыш, в 170 километрах западнее города Семипалатинска. Обустройство и подготовку полигона к работе за два года осуществили воинские части, переданные в подчинение заместителю министра внутренних дел Завенягину А.П.