Новая история Второй мировой - Сергей Переслегин

При любом «раскладе» изменение форм и методов ведения боевых действий приведет к быстрому росту стоимости «человеческого капитала» в армии. Капитализация военнослужащих немыслима без принципиального улучшения их боевой подготовки. Другой вопрос, что на это вовсе не нужно «многих» денег. Современная техника позволяет широко отрабатывать задачи на дешевых и безопасных тренажерах, а разработанные в последние годы формы стратегических и сценарных игр дают возможность получения «мирным путем» вполне действенного боевого опыта.

Все остальное (денежное довольствие, материальное обеспечение и т. п.) следует развивать только в той степени, в которой это обусловлено геоэкономическим балансом.

То есть мой ответ (в рамках сделанных выше предположений о стратегии) — дешевые НИРы, минимум НИОКР и ОКР, виртуализация боевой подготовки при резком увеличении ее количества и качества — абсолютный минимум средств на военное потребление — и возобновление стратегического потенциала страны, прежде всего ядерного. В денежном выражении формула выглядит примерно так:

• 80 % средств — возобновление стратегического потенциала страны (ПЛАРБ, АПЛ, авианесущие корабли, авиация, техника двойного подчинения) и соответствующие изменения в системе организованностей;

• 10 % средств на виртуализацию боевой подготовки;

• 5 % средств на реорганизацию НИР;

• 5 % средств на все остальное.

В идеале, конечно, следовать принципу Винни — Пуха — «И того, и другого, и можно без хлеба». Только, на практике без хлеба обойтись трудно, и быть сильным во всех компонентах вооруженных сил способна только страна–гегемон. Соединенные Штаты Америки.

В России, я полагаю, нужно начать с того, чтобы вспомнить известную мысль У-Цзы: «Чем армия побеждает? Своей организованностью». То есть первичной задачей является оптимизация управления.

Далее хотелось бы разрешить социальную задачу: молодые люди не хотят служить в армии — но, во–первых, готовы защищать Родину, во–вторых, тратят вполне- приличные деньги, чтобы получить те навыки, которые армия, по идее, дает бесплатно. Нужно переформатировать армию таким образом, чтобы вся срочная служба, целиком, была непрерывной боевой и технической подготовкой. Й, конечно, военными играми всех уровней — от решения тактических задач на картах до реальных маневров с участием крупных воинских частей, включая корабли ядра флота.

Далее нужно готовить войска к действиям в условиях «тумана войны», доведенного до предела; когда не работает связь, когда выведена из строя вся электроника В «войне зрячих» побеждает тот, кто сильнее. В «войне слепых» побеждает та сторона, младшие и средние командиры которой лучше готовы принимать самостоятельные решения. Нужно потратить время и силы на разработку концепции ночного боя в условиях сильной инфракрасной засветки, радиоэлектронной слепоты, отсутствия связи и спутниковой информации. Нужно научиться законам такого боя. Нужно понять, как втянуть противника именно в такой бой.

Подготовка войск к новым типам боевых действий («слепой бой», «насыщающее террористическое нападение», «молниеносная война в условиях сохранения дипломатических, торговых и туристских отношений», «онтологическая и геокультурная война» и т. д.) ни в коем случае не может вестись только в рамках армии. Для этого нужно как можно шире использовать потенциал компьютерных игр, игр–тренажеров, ролевых игр.

Таким образом, первый шаг — создание теории постиндустриальных войн и ряда моделей таких войн. Причем нас, Россию, будут интересовать только ассиметричные ответы: каким наиболее дешевым способом может быть нейтрализована тактика и стратегия, порождаемая каждой моделью. Второй шаг — новая, постиндустриальная организация войск. Третий — боевая подготовка, сдвинутая из чисто военной практики в мирную жизнь и ориентированная буквально на все возраста и социальные слои. Умение разумно действовать в «условиях Оруэлла» (когда «война — это мир, а мир — это война») должно стать всеобщим.

В области военной техники, в том числе при создании флота и авиации, «принцип Оруэлла» должен быть доведен до логического конца. Речь идет о создании вместо индустриального военно–промышленного комплекса интегрированного машиностроительного комплекса, ориентированного одновременно на оборону и на выпуск гражданской продукции. То есть в большей или меньшей степени, но все изделия должны иметь двойное назначение. Подобный идеал, конечно, недостижим, но стремиться нужно именно к нему.

Заметим здесь, что в современных войнах вновь найдут свое применение вспомогательные крейсера. Не потребуется даже толком переделывать их из лайнеров и контейнеровозов — достаточно лишь снабдить несколькими специальными контейнерами, содержащими зенитно–ракетный, противокорабельный и противолодочный комплексы (мы исходим из того, что радиоэлектронное оснащение судов в первом приближении унифицировано с военными требованиями). Такой «тоже крейсер», конечно, будет кораблем одноразовым, живущим до первого серьезного попадания. Но, что интересно, в наше время одноразовыми оказываются и «настоящие» боевые корабли основных классов. В Аргентинском конфликте, например, эсминец «Шеффилд» был потоплен одной ракетой, которая не взорвалась.

— «Оборонка» потихоньку становится частью гражданского сектора экономики. Существует ли, на Ваш взгляд, оптимальное соотношение производимой продукции в рамках нужд на укрепление обороноспособности страны к общему производимому продукту?

В современных условиях различие между «оборонкой» и гражданской экономикой должно исчезнуть. Причем речь не идет о том, что страна должна превратиться в единый военный лагерь. Она должна быть мобилизована и демобилизована одновременно. На мой взгляд, эта задача решается создаем интегральной машиностроительной структуры, являющейся формальным представлением технологического пакета

«Машиностроение» в его современном — продвинутом — состоянии.

— Мировой экономический кризис не обошел и Россию. За последние месяцы золотовалютный запас сократился более чем на 70 млрд долларов. Может ли это каким–то образом отразиться на безопасности страны?

Нет. Содержание мирового экономического кризиса сводится к краху экономики производных ценных бумаг — деривативов. Россия слабо втянута в деривативную экономику. Я бы сказал, что в нашей стране происходит не кризис, а имитация кризиса, позволяющая перераспределить собственность (прежде всего перспективные малые компании, зависящие от кредитного финансирования) и немного сократить денежные средства населения. К реальной экономике это имеет мало отношения, к реальной «оборонке» — тоже. Падение цен на углеводороды вызвано тем, что в предыдущий период они были просто переоценены.

— Проблема безопасности, в частности, антитеррористической безопасности, продолжает оставаться приоритетной для всех развитых стран. Насколько эта проблема будет актуальна для России в ближне– и среднесрочной перспективе? И что нужно делать}

Начнем с того, что далеко не в любой стране проблема безопасности является приоритетной.

Сейчас принято говорить о «треугольнике управления»:

Комфорт, качество жизни

Развитие

Любая точка внутри этого треугольника может быть управленческой позицией, то есть в данном случае тем набором приоритетов, которым руководствуются национальные (мировые, региональные, муниципальные и т. п.) элиты, решая те или иные задачи.

Надо сказать, что за последнее десятилетие происходит дрейф управленческих позиций к «полюсу безопасности». Если в 90‑е годы прошлого века во имя безопасности просто жертвовали развитием, то сейчас завершается переход к принципу «безопасность ценой всего» — то есть в жертву приносится уже комфорт и социальные свободы. Такая тенденция является свидетельством серьезного кризиса современной культуры и, хотя это звучит парадоксом, является довольно–таки опасной для общества.

Происходит такой «дрейф управления» — но к угрозам со стороны «международного терроризма», «стран–изгоев», «китайского экспансионизма» или «американского империализма» причины происходящего никакого отношения не имеют.

В течение долгого времени, исчисляемого столетиями, общество испытывало нехватку информации и образованных людей, способных с ней работать. В этих условиях возникло представление о сверхценности образования и об особой значимости соответствующего социального слоя — интеллигенции. Как следствие, были предприняты усилия для массовизации этого слоя, и к началу последней четверти XX столетия эти усилия принесли результаты. В развитых странах мира появились миллионы и миллионы высокообразованных людей.