Все страхи мира - Том Клэнси

— Кто вы? — спросил чей-то резкий голос за кадром.

— Меня зовут Петер Виглер. Я репортер… — Дальше послышался пронзительный крик. Для пытки использовалось весьма примитивное орудие — электрический провод от настольной лампы или другого бытового прибора. На одном конце изоляция была сорвана и обнажилось несколько сантиметров медной проволоки.

Мало кто понимает, насколько эффективными могут быть подобные орудия, особенно если тот, кто пользуется ими, обладает достаточным опытом и воображением. Человек, назвавший себя Петером Виглером, кричал так, что казалось, будто его горло вот-вот разорвется от вопля. Он уже прокусил нижнюю губу, пытаясь заставить себя молчать. Применение электричества для пыток имеет то достоинство, что при нем почти не бывает крови, но зато много шума.

— Вы должны понять, что ведете себя глупо. Ваше мужество вызывает уважение, но в данном случае оно бессмысленно. Мужество оправдано лишь в том случае, когда есть надежда на спасение. Мы уже обыскали вашу машину, нашли паспорта. Мы знаем, что вы не немец. Итак, кто вы? Поляк, русский, кто?

Молодой мужчина открыл глаза и, прежде чем ответить на вопрос, глубоко вдохнул воздух.

— Я — репортер газеты «Берлинен тагеблатт» и веду расследование. — Новое прикосновение провода — и на этот раз он потерял сознание. Бок видел, что к нему подошел мужчина — он находился спиной к камере — проверил пульс и, подняв веки, заглянул в глаза. На палаче был костюм, походивший на комбинезон из прорезиненной ткани, которые применяют для защиты от химических отравляющих веществ, но без капюшона и перчаток. Наверно, ему очень жарко, подумал Бок.

— Очевидно, профессиональный разведчик. Скорее всего русский. Без обрезания, зубы из нержавейки, да и сделаны неважно. Конечно, он из Восточного блока. Жаль, у него редкое самообладание. — Голос звучал бесстрастно, с клиническим равнодушием, решил Бок.

— У нас есть наркотики? — спросил еще чей-то голос.

— Есть, сильнодействующий транквилизатор. Ввести?

— Да. Не слишком большую дозу.

— Хорошо. — Мужчина скрылся из поля зрения камеры и появился снова со шприцем в руке. Подойдя к лежавшему без сознания разведчику, он поднял его руку и ввел наркотик в вену у локтя. Прошло минуты три, прежде чем капитан КГБ пришел в себя. К этому времени наркотик растворился в крови и успел оказать воздействие на высшие функции головного мозга.

— Ты уж извини, что нам пришлось прибегнуть к этому. Ты выдержал испытание… — произнес голос, на этот раз по-русски.

— Какое испытание… — Ответ тоже прозвучал на русском языке, прежде чем мозг осознал, что происходит, и остановил его. — Почему вы разговариваете со мной по-русски?

— Потому что именно это нам и хотелось узнать. Спокойной ночи.

Глаза разведчика расширились при виде малокалиберного пистолета, который поднесли к его груди. Прозвучал выстрел. Камера отодвинулась назад, чтобы показать комнату. Вокруг металлического кресла, в котором сидел убитый, пол был устлан тремя пластиковыми полотнищами, чтобы кровь и остальные выделения человеческого тела не испачкали комнату. Огнестрельную рану окружали черные крапинки пороха, а ткани вокруг вздулись от проникших внутрь тела газов. Кровотечения почти не было. Ранения в область сердца никогда не кровоточат. Через несколько секунд тело перестало содрогаться.

— Мы могли бы потратить больше времени, чтобы получить дополнительную информацию, но нам достаточно и этого. Я объясню вам позже, — раздался голос Кейтеля за кадром.

— Теперь Траудль…

Ее втащили так, чтобы она оказалась перед видеокамерой. Женщина была обнажена, руки связаны впереди, рот залеплен клейкой лентой, глаза расширились от ужаса. Она пыталась что-то сказать, но это никого не интересовало. Съемки велись полтора дня назад. — Гюнтер видел это по изображению на экране включенного телевизора в углу, где передавались вечерние новости. Все было организовано на высоком профессиональном уровне, для того чтобы удовлетворить требования Бока.

Он едва не чувствовал, что палач думает, как же им поступить с ней. На мгновение Бок пожалел, что дал Кейтелю такие инструкции. Но доказательства должны быть убедительными. Фокусники и другие мастера иллюзионного жанра регулярно сотрудничают со спецслужбами, передавая им свой опыт, однако существуют вещи, которые невозможно фальсифицировать, и ему было необходимо быть уверенным в том, что на Кейтеля можно положиться, что он и его люди исполнят то страшное и опасное задание, которое им поручат. Зрелище представляло собой всего лишь объективную необходимость.

Еще один мужчина перебросил веревку через потолочную балку, подтянул вверх руки женщины, затем палач прижал дуло пистолета к ее телу под мышкой и выстрелил. По крайней мере эти люди — не садисты, подумал Бок. Садистам нельзя доверять. Как бы то ни было, зрелище выглядело печальным. Пуля пробила сердце женщины, но она все-таки билась и не умирала, все еще пыталась что-то сказать, наверно, молила о помощи, спрашивала почему… Наконец, ее тело обмякло, у нее проверили пульс на шее, затем опустили на пол. Они старались вести себя как можно спокойнее — насколько это было возможно при таких обстоятельствах. Палач заговорил, не поворачиваясь в сторону камеры.

— Надеюсь, вы остались довольны. Я не получил никакого удовольствия.

— Этого и не требовалось, — ответил Бок, обращаясь к телевизору.

Русского разведчика сняли с кресла и положили рядом с Траудль Фромм. Пока шло расчленение трупов, послышался голос Кейтеля. Это было необходимо, чтобы отвлечь внимание, так как сцена выглядела ужасной. Бок привык к жестоким зрелищам, но надругательства над мертвыми телами подавляюще действовали на его психику. Независимо от необходимости это казалось ему чрезмерным.

— Русский был, несомненно, офицером разведки, как вы сами убедились. Автомобиль его, взятый напрокат в Берлине, сегодня перегонят в Магдебург и оставят там. Он стоял довольно далеко от дома — естественный шаг профессионала, но сразу выдает его в случае ареста. В машине мы обнаружили список — все это имена людей, работавших в атомной промышленности ГДР. Похоже, наши русские товарищи вдруг проявили интерес к проекту Хонеккера по созданию ядерного оружия. Жаль, что нам не хватило несколько лет, чтобы довести его до конца. Правда? Я сожалею о возникших затруднениях, но нам понадобилось несколько дней, чтобы подготовиться к уничтожению тел, и мы не знали, что у фрау Фромм кто-то есть, когда постучали к ней. Потом было уже поздно. К тому же шел дождь, и условия для похищения были идеальными.

Двое мужчин работали над телами. Все были одеты в одинаковые защитные костюмы: теперь на них были капюшоны и маски скрывали лица — не только для того, чтобы их нельзя было опознать, но и чтобы не чувствовать запаха мертвых тел. Как на бойне, лужи крови тут же посыпали опилками из ведер. Бок знал из собственного опыта, какими неприятными и грязными бывают последствия убийств. Все работали быстро и сосредоточенно, пользуясь промышленными электроинструментами, а голос Кейтеля перекрывал визг пил. Сначала отделили от торсов руки и ноги, затем головы, которые подняли и показали перед объективом камеры. Фальсифицировать такое невозможно. Не было никаких сомнений, что люди Кейтеля действительно убили двоих. Расчленение трупов перед видеокамерой сделало это абсолютно убедительным. К тому же теперь будет легче избавиться от останков. Части тел собрали, чтобы завернуть в листы пластика. Один из мужчин принялся сметать в кучу опилки, пропитанные кровью, их тоже уложат в пластиковый мешок.

— Части тел будут сожжены в двух местах вдалеке друг от друга. Это будет сделано задолго до того, как вы получите кассету. Я заканчиваю. Мы ждем дальнейших указаний. — Изображение на экране вернулось к Олимпийским играм 1920 года — а может быть, 1924? Бок не был уверен. Впрочем, это не имело значения.

— Слушаю вас, полковник.

— Один из моих офицеров не вернулся с задания. — Полковник был из отдела «Т» технического филиала Первого главного управления. Он был доктором технических наук, специалистом по ракетным системам. В прошлом ему приходилось работать в Америке и Франции, добывая секреты различных видов оружия, и лишь недавно он получил назначение на эту должность.

— Подробности?

— Капитан Евгений Степанович Федоров, тридцати лет, женат, один ребенок, очень способный офицер, ему должны были присвоить звание майора. Один из лучших в моем отделе.

— Когда ему надлежало вернуться? — спросил Головко.

— Шесть дней назад. На прошлой неделе он вылетел в Берлин через Париж. У него были отличные немецкие документы — изготовленные у нас — и список десяти специалистов, которыми ему следовало заняться. Федоров получил указание вести себя очень осторожно, если только ему не удастся обнаружить что-то действительно важное. В этом случае ему надлежало вступить в контакт с нашей берлинской станцией — вернее, с тем, что от нее осталось. Разумеется, мы разработали систему периодического оповещения. Он не вышел на связь, и через двадцать четыре часа оттуда поступил сигнал тревоги.