Дневники св. Николая Японского. Том ΙV - Николай Японский

Имея затем свободное время, мы отправились с о. Симеоном осмотреть кое–что в Кёото. Прежде всего зашли в Католическую Миссию, заправитель которой здесь, патер Ориенцы (как значится по–японски на его карточке), встретился со мною когда–то в вагоне железной дороги и приглашал к себе. Миссия занимает в центре города 1200 цубо земли, на которой построен великолепный каменный собор и миссийские здания. Как объяснил патер, место куплено за 3.000 ен, постройка Собора обошлась в 32.000 ен. На богослужение к нему в Собор каждое воскресенье собирается (будто бы) всегда триста человек; всех католиков в Кёото шестьсот. Нашли мы патера среди детей, «которые все — соседние городские, так как я люблю детей», — объяснил он; в садике — с отличным японским устройством, так как это была резиденция одного князя — производились работы. Все комнаты в доме настежь, что являло, что патер живет не роскошно, но в то же время и грязновато–пыльно. С патером нашли еще японского священника, облаченного наподобие своего патрона.

Собор посвящен Франциску Ксаверию. Статуи его и другие, в том числе канонизированных японских мучеников, эффектно расставлены в полукружии алтаря. При усердном объяснении патера от него отдавало вином; быть может, оттого, что он пообедал недавно, а быть может, и от скуки. Живет он в Японии двадцать три года, «но надеюсь прожить столько, сколько Вы» (то есть сорок лет), — заключил он свои объяснения.

Отсюда о. Мии повел меня смотреть новый памятник, воздвигнутый в честь Хидеёси стараниями князя Курода и других, помнящих благодеяния этого героя своим предкам. Погребен он на вершине горы у Кёото, но забыта была его могила во все время царствования дома Иеясу. С падением сёогунства не стало места боязни почтения к сопернику дома Иеясу, и потому ныне сей памятник, действительно, достойный гениального Хидеёси. У подножия горы кумирня в честь его; от нее начинается подъем к могиле Хидеёси. Подъем состоит из гранитной широкой лестницы с небольшими площадками; в лестнице 521 ступень. На вершине гранитный памятник, обнесенный гранитною решеткою; грандиозный памятник — обычная буддийская эмблема состава души человеческой. Все в совокупности составляет прекраснейшую картину. Издали лестница кажется широкою белою лентою, тянущеюся к облакам.

Вечером были: Иов Таката, его сын — еще язычник, по профессии кто–то вроде техника, по виду — деловой малый, приятель Таката — знакомый архитектора, с извещением, что оный завтра в десять часов утра посетит нас.

26 июля/8 августа 1900. Среда.

В Кёото.

Утром явились из Сонобе Елисей и София Накано, принесшие в подарок сушеную каракатицу таких размеров, что в живом виде она, вцепившись своими присосками в купающегося ребенка, наверное, утащила бы его в глубину и пожрала бы. С ними была Кириакия, мать жены Иоанна Исохиса, переведенного ныне в Кёото; по бедности, как видно, он оставил ее и ее старшую сестру, глухую, в церковном доме в Сонобе. Но там ныне они пригодились присматривать за вдовцом–катихизатором Моисеем Мори и его шестилетним ребенком. Моисей и ребенок явились туда на днях грязные и вшивые; Кириакия с сестрой обмыли их и приласкали. Потому я назначил Кириакии 3 ены в месяц, как «квайдо- мори», пока она с сестрой будут жить в Сонобе и заботиться о катихизаторе Моисее Мори и его маленьком сыне, который ныне порядочно мешает отцу по службе, ни на шаг не отставая от него, потому что, кроме отца, у него нет никого, кто бы присмотрел за ним.

В десять часов явился архитектор Мацуморо, молодой человек симпатичной и честной наружности. Я ему показал план храма, рассказал, что от него будет требоваться, если он возьмется за осуществление его, обещал за труд гонорарий такой же, какой дается здесь архитектору Кондеру, то есть 5% с стоимости материалов и работ. Он молча все выслушал и, когда приостановился с ответом, я сказал, что он может обдумать все и дать ответ после, на что он сказал, что завтра утром пришлет письменный ответ.

В два часа план храма отдан подрядчику Кодзима для обстоятельного соображения, сколько бы стоила постройка.

В три часа была Мария Моцидзуки из Сакасита, ныне живущая с мужем здесь, в Кёото (та Мария, над которой Господь явил чудо исцеления ее во время крещения). Ныне — здорова и счастлива своим полным согласием с мужем, который прежде очень обижал ее. Муж ее занимается ремеслом закладчика; живут они близ большой кумирни Хонгвандзи и Буддийской Академии, поэтому закладываются у них почти исключительно бонзы и студенты; Мария прекомично рассказывала, как молодые бонзы приносят в заклад для гулянки свое духовное платье и даже своих идолов. Все знают, что муж ее Фома и она — христиане, часто ведут с ними религиозные прения, безобидные и бесполезные, впрочем. — Но больше всего она заняла меня рассказом, как католики старались совратить ее, когда она еще была в Сакасита; патеры и сестры из города Цу часто приходили к ней и всячески влекли ее в католичество. И как же она твердо выдержала и как умела отпарировать их! «Вот, смотри, Петру даются ключи», — указывают они ей текст. — «А вот посмотрите, и всем Апостолам даются ключи», — указывает она им другой.

— Видишь, Петр называется «камнем, на котором созидается Церковь» (Мф. 16, 18).

— А видите, Петр называется «сатаною», — указывает она стих 23.

И так далее. Они, наконец, оставили ее в покое.

Часу в восьмом вечера Оониси, подрядчик, прислал свой расчет, сколько будет стоить храм; оказывается: 7.600 ен с лишком; соображение преподробное, но скороспешное; многое, конечно, придется изменить — вверх, или вниз цены, смотря по предметам.

Были затем Фома Моцидзуки с дочкой лет четырнадцати, у которой улыбка счастливого детства не сходит с лица. Фома также в наилучшем христианском настроении; так как он мастер говорить, то внушал ему убеждать бонз и студентов учиться христианству. — Были и еще христиане, и долго шла у нас тихая и задушевная христианская беседа.

27 июля/9 августа 1900. Четверг.

В Кёото и Оосака.

С поездом в семь часов утра мы с о. Симеоном отправились в Оосака посетить о. Сергия Судзуки, небывшего на Соборе по болезни, и взглянуть, в порядке ли все у него. Оказалось все в отличном порядке, поскольку надо для наружности: в Церкви и в комнатах везде чисто, все прибрано; наружи также — нигде сора и грязи, как бывало прежде; и ремонта здания не требуют, кроме небольшой течи в крыше и перемены износившихся циновок на некоторых татами.

Разговор с о. Сергием, между прочим, о Петре Такеици, бывшем катихизаторе, отставленным за развод с женой без законных причин. Просит Такеици давно уже перевенчать его с вновь найденной им для вступления в брак. По церковному закону это нельзя, потому я до сих пор не давал разрешения. Но, во–первых, если бы он и хотел вернуть к себе свою законную жену — этого невозможно сделать: она давно уже замужем за другим (язычником) и даже дитя имеет от этого мужа; во–вторых, не повенчать его — станет жить блудно. Итак, сказал я о. Сергию: пусть вменится ему в епитимию почти трехлетнее его безбрачное житие доселе; к сему пусть присоединится еще один год епитимии — год, нужный и для того, чтобы он хорошо познакомился с нынешней своей невестой, бывая часто в доме ее родителей, и уверился, что вперед не случится с ним прежнего несчастия; и по истечении сего года пусть о. Сергий повенчает их. Но пусть это, по возможности, не разглашается, чтобы не возбудило злоупотреблений.