Принц Крови - Елена Прокофьева

Мастер смотрел на него торжественно и с каким-то нехорошим блеском в глазах.

— То, что вам нет нужды оставлять жизнь, к которой вы так привыкли, и обустраивать новую. Скоро все переменится, и вам не придется прятаться, — он немного помолчал и чуть тише добавил, — Никому из нас больше не придется прятаться…

Филипп, хотя недавно питался, вдруг почувствовал, как пусто и холодно становится внутри. Ему не нравилось, когда странные речи ведутся с таким серьезным видом. Это всегда сулило неприятности.

— Может быть, мне следовало все рассказать вам с самого начала, — продолжал меж тем мастер, — Вы умны и, я уверен, поддержали бы мой замысел даже когда были человеком. Но мне не хотелось рисковать, вы поймете, почему, когда я посвящу вас в подробности.

Филиппу очень хотелось сказать ему, что он не готов ни к каким откровениям, и хотел бы вернуться к разговору о банкирах, но это было бы неразумно. Да и следовало, в конце концов, узнать, зачем же его обратили. Мастер казался благожелательным и спокойным, как лесное озеро в безветренную погоду, но Филипп чувствовал его внутреннее напряжение даже сквозь все ментальные щиты, и понимал, что под безмятежной водной гладью скрывается спящий кракен, которого лучше не будить. Чувствовать опасность Филипп всегда умел хорошо. Ну… или почти всегда. Когда он терял бдительность, с ним случались ужасные вещи. Иногда следовало вопить и сопротивляться, иногда — молчать и слушать. И по возможности прикрывать свои эмоции от мастера. Тот ведь не знает, что он вообще умеет это делать?

— Признаюсь вам, мне не нравится решение Совета о том, что вампиры должны таиться от людей. Собственно говоря, именно после принятия закона Великой Тайны мне и пришла впервые в голову мысль о том, как следовало бы все устроить для всеобщего благополучия. Но я ни с кем не мог ей поделиться. Ни с кем — кроме самых близких друзей. И люди и вампиры слишком… закоснелы. Люди всегда считали вампиров злом, боялись их, ненавидели, и это было совершенно справедливо. На протяжении тысячелетий вампиры привыкли быть чудовищами, убийцами, и не желают ничего менять. В последнее время я и вовсе замечаю, что они стали считать себя некими высшими существами, которые имеют право охотиться на людей, как на животных, как на законную добычу, просто потому, что сильнее, могущественнее… Вы понимаете меня, Филипп? Разве правильно то, что сильное, мудрое почти бессмертное создание предпочитает быть убийцей вместо того, чтобы защитить тех, кто слабее? Вместо того, чтобы попытаться сделать этот мир лучше?

Филипп не знал, что ответить на столь пламенную речь. Возопить, что он полностью согласен с тем, что тот, кто сильнее должен быть милостив и великодушен, он не мог, потому что сам был чудовищем еще при жизни и продолжал быть им теперь. Главное, — мастер знает об этом! И никогда ни единым словом не выражал недовольства! Чего же он хочет от него?

— Вампирам необходима кровь людей, — осторожно заметил принц.

— Я не об этом! — поморщился мастер, — Я даже не сторонник того, что вампир не должен убивать. Я никогда не препятствовал вам это делать, разве нет? Вампир не сможет стать по настоящему сильным, если будет питаться так, как ему предписывается нынче. Кто будет соблюдать это правило, если он не полный глупец? Мне не нужно, чтобы вы были слабы. Я хотел бы, чтобы в будущем вы сами могли стать мастером, чтобы вы были моим соратником, а не просто птенцом, которым я могу руководить по своему разумению. Если мы сможем осуществить мой замысел, то должны будем разделить и бремя ответственности. Нелепая случайность может оборвать мое существование, не говоря уж о том, что у нас с вами появятся могущественные враги, которые приложат все старания к тому, чтобы нас убить. Я буду руководить вами только на первых порах…

— Руководить в чем?! — не удержался Филипп.

Мастер снисходительно улыбнулся.

— Вы так торопитесь узнать суть…

Филипп скрипнул зубами, пытаясь удержать вспышку ярости, но, кажется, ему это не особенно удалось. Ну, и к черту! Злиться в такой ситуации вполне естественно!

— Разумеется, я хочу узнать суть! — воскликнул он, — Я ничего не понимаю, и мне не терпится разобраться!

— Я уже сказал вам самое главное: мне бы хотелось сделать этот мир лучше.

— Но как?!

— Я предлагаю вам корону Франции.

Филипп не удержался и расхохотался.

— Вы шутите? По-вашему, я могу сделать мир лучше?!

— Дело не в вас, не лично в вас, а в том, кем вы являетесь теперь.

— Вампиром…

— Да.

Филипп откинулся в кресле, даже не пытаясь скрыть изумление, и его мастер с сожалением подумал, что тот все еще ведет себя как человек и главное — мыслит, как человек. Слишком плоско. Слишком ограниченно. Это и немудрено, ведь его птенец очень молод… Но что же делать? Невозможно ждать, пока он станет взрослее. Впрочем, и у молодости есть преимущества: людям будет легче принять его.

— Верьте мне, Филипп, я знаю, о чем говорю, и даже если сейчас мой замысел кажется вам странным, вы вскоре поймете, что он вполне разумен, — произнес он, — Я очень долго размышлял над ним. Дольше, чем вы живете на свете.

— Вы говорили, вам четыре сотни лет? — припомнил Филипп, радуясь открывшейся возможности сменить тему. Ему необходима была передышка, чтобы собраться с мыслями.

— Все верно, я родился в 1276 году.

— Невероятно… Вы застали расцвет царствования Капетингов!

Мастер на мгновение замер, лицо его вдруг утратило всякое выражение, и будто окаменело. Филиппу до сих пор странно было видеть истинную сущность старого вампира, — в те моменты, когда он не притворялся живым, принц Парижа становился совершенно не похож на человека, превращаясь в нечто жутковатое, что имело человеческие черты, но, по сути, являлось скорее чем-то вроде горгульи, что сидели на соборе Парижской Богоматери. Существо, застывшее в вечности, но бережно хранящее память о прошлой жизни. И, похоже, птенец его ненароком коснулся старой раны, которая не зажила и по сей день.

— К счастью, я застал и закат этого царствования, — проговорил мастер сухо, — Ждать его пришлось не долго. Только вот дождаться смогли не все.

— Подождите, — пробормотал Филипп, — Кажется, я понимаю… Вы были тамплиером?

Он подумал, что мастер не захочет говорить об этом, но тот, видимо, решил быть откровенным со своим птенцом. В самом деле, раз уж он взялся посвящать его в свой грандиозный замысел, то почему бы не рассказать и о своем человеческом прошлом.

— Мне выпала эта честь. К сожалению, я никак не смог защитить свой орден от клеветы и уничтожения, я был всего лишь человеком, а враги наши были сильны и могущественны. Но вышним силам было угодно оставить меня в мире живых, одного меня из всех моих братьев. Я усмотрел в этом особенный знак. Кто-то другой мог бы счесть произошедшее случайностью, но, смею вас уверить, ничто на этом свете не происходит само собой. Только глупцы верят в свободную волю и в право выбора. Неисповедимы пути Господни и замыслов Его нам не постичь. Порой Всевышний ведет нас к великой цели тернистой дорогой, и иногда ради исполнения ее нам даже приходится жертвовать собственной душой.