Крупская - Леонид Млечин

После ее статьи сказки и вообще все детские книги Чуковского стали запрещать, а его самого травить. Тем более что Крупская руководила Комиссией по детской литературе Главного ученого совета.

Но за него вступился Максим Горький. 14 марта в той же «Правде» он назвал критику «отличной работы Чуковского по Некрасову слишком субъективной, а потому несправедливой». И добавил: «Помню, что В. И. Ленин, просмотрев первое издание Некрасова под редакцией Чуковского, нашел, что “это хорошая, толковая работа”. А ведь Владимиру Ильичу нельзя отказать в уменье ценить работу».

«Сегодня позвонили из РОСТА, — записал в дневнике Чуковский. — Корней Иванович, сейчас нам передали по телефону письмо Горького о вас — против Крупской — о “Крокодиле” и “Некрасове”. Я писал письмо и, услышав эти слова, не мог больше ни строки написать. И не то чтобы гора с плеч свалилась, а как будто новая навалилась — гора невыносимого счастья. Бывает же такое ощущение… Вышел на улицу, купил “Красную газету” за гривенник — и там письмо Горького. Очень сдержанное, очень хорошее по тону».

Письмо Горького несколько остудило кампанию против Корнея Ивановича. За него вступились и другие писатели. На помощь Чуковскому пришел еще один талантливый детский стихотворец, Самуил Маршак. Обходительный, умеющий разговаривать с начальством, Маршак обратился прямо к Крупской. Обнаружил в ней «бездну энергии и хорошие острые когти».

Маршак внушал Надежде Константиновне, что она не рассчитала силы своего голоса, критикуя Чуковского: хотела сказать это очень негромко, а вышло на всю Россию. Крупская возразила, что Чуковский копается в грязном белье Некрасова, доказывает, что у него было девять жен.

— Не стал бы Чуковский пятнадцать лет возиться с Некрасовым, если бы он его ненавидел, — заметил Маршак.

— Почему же? Ведь вот мы не любим царского режима, а царские архивы изучаем уже десять лет, — резонно возразила Крупская.

— Параллель не совсем верная, — нашелся Маршак. — Нельзя же из ненависти к Бетховену разыгрывать сонаты Бетховена.

Перейдя к «Крокодилу», Маршак стал доказывать, что тема поэмы — освобождение зверей от ига.

— Знаем мы это освобождение, — скептически отозвалась Крупская. — Нет, насчет Чуковского вы меня не убедили.

Но сам Маршак ей понравился.

«Тотчас после его визита к ней со всех сторон забежали всевозможные прихвостни и, узнав, что она благоволит к Маршаку, стали относиться к нему с подобострастием, — записывал Чуковский. — Таким образом, когда комиссия к шести часам собралась вновь, она была 1) запугана слухами о протесте писателей, 2) запугана письмом Горького, 3) запугана тем влиянием, которое приобрел у Крупской мой защитник Маршак, — и судьба моих книжек была решена…

Прошла “Путаница”, прошел “Тараканище”. Самый страшный бой был по поводу “Мухи-Цокотухи”: буржуазная книга, мещанство, варенье, купеческий быт, свадьба, именины, комарик одет гусаром… Но разрешили и “Муху”… Разрешили и “Мойдодыра”».

Однако же в целом статья Крупской имела для Чуковского последствия самые плачевные, тем более что бдительный надзор над детской литературой только усиливался. В октябре 1929 года Крупская подписала Инструктивное письмо Главполитпросвета «О пересмотре книжного состава массовых библиотек»:

«В течение 1929–1930 гг. провести пересмотр книжного состава всех библиотек и очистить от идеологически вредной литературы…

Привлекать к просмотру книжного состава работников комвузов, работников Главлита, представителей ОГПУ.

Мотивы, по которым книги могут быть изъяты из библиотек.

1. По общему отделу. Изъять старые библиографии, особенно общественно-политические, старые энциклопедии… Из старых массовых энциклопедий следует изъять выпуски, посвященные общественно-политическим темам и истории.

Все старые дореволюционные журналы изымаются из массовой библиотеки… Изымаются все старые календари.

2. Антирелигиозная литература. Изъять все без исключения книги религиозного содержания как дореволюционные, так и пореволюционные, хотя бы они все были изданы с разрешения Главлита.

3. Общественно-политическая литература. Изымаются идеологически вредные и неприемлемые для советского читателя книги.

4. Кооперативная литература. Подлежат изъятию книги, изданные до 1930 года (то есть книги, вышедшие до массовой коллективизации. — Л. М.)

5. История литературы. Изымаются книги, содержащие материал реакционного характера…

Из небольших библиотек должны быть изъяты:

1. Произведения, даже и значительные в отношении литературного мастерства, проводящие настроения неверия в творческие возможности революции, настроения социального пессимизма. Например, М. А. Булгаков. Дьяволиада, Е. Замятин. Неистовые рассказы…

2. Могут быть изъяты произведения неактуальные, подчас даже враждебные по своей идеологической установке, — например, произведения таких писателей, как М. Пруст, С. Цвейг…

Инструкция по изъятию детских книг будет издана особо».

В марте 1932 года оперуполномоченный 4-го отделения секретно-политического отдела ОГПУ докладывал начальству о настроениях среди писателей: «Детский писатель К. Чуковский, которого в связи со статьями Крупской больше не печатают, намеревается обратиться к Сталину, — за разрешением печататься».

Цензура вновь и вновь принималась за его детские сказки. В конце декабря 1934 года Чуковскому сказали в Главлите, что его «Крокодил» запрещен опять.

Когда сказку запретили в первый раз, писателю объяснили:

— Там у вас городовой. Кроме того — действие происходит в Петрограде, которого не существует. У нас теперь Ленинград.

Чуковский переделал текст. Вместо городового в сказке получился ленинградский постовой милиционер. Не помогло.

Начальник Главлита и член коллегии Наркомата просвещения Борис Михайлович Волин мрачно объяснил детскому писателю:

— «Крокодил» — вещь политическая. В нем предчувствие Февральской революции, звери, которые «мучаются» в Ленинграде, — это буржуи… Политические дикости и несуразности «Крокодила» еще месяц назад казались невинной шуткой, а теперь, после смерти Кирова, звучат иносказательно. А потому…

Корней Чуковский бросился к наркому просвещения. В приемной услышал:

— Не может принять. Оставьте ваш телефон, вам сообщат.

«Я оставил — и жду до сих пор, — записал в дневнике детский писатель. — Черт меня дернул написать “Крокодила”».

Статья Крупской еще долго вспоминалась. Прошло 30 лет. После XX съезда партии, на котором был развенчан культ личности Сталина, наступила новая эпоха. Тем не менее 28 октября 1959 года заведующий отделом культуры ЦК КПСС Дмитрий Алексеевич Поликарпов обратился к своему начальству — секретарю ЦК Екатерине Алексеевне Фурцевой: «Главное управление по охране военных и государственных тайн в печати при Совете Министров СССР (т. Романов) возражает против упоминания в очередном томе “Летописи жизни и творчества М. Горького” о напечатанном в “Правде” письме М. Горького, в котором он возражает против рецензии Н. К. Крупской на книгу К. Чуковского. Считали бы возможным оставить упоминание об этой рецензии, но снять строку об отрицательном отношении М. Горького к выступлению Н. К. Крупской. Просим согласия».