Гордость Карфагена - Дэвид Энтони Дарем

как белые змеи. Четыреста смельчаков подобрали свои щиты и копья, вернули лошадей, за которыми присматривали юные рабы, и затем напали на римский тыл. Никто из легионеров не видел их приближения. Никто не ожидал атаки сзади. Когда вражеский солдат обернул к нему юное лицо, исказившееся от внезапного и запоздалого ужаса, Туссело был лишь в нескольких шагах от него.

* * *

Перед началом битвы командир обратился к воинам с речью, которую перевели на все языки многонациональной армии.

— Мы враги Рима, — сказал он. — И все мы вышли из народов, которые пострадали от алчных захватчиков с Тибра. Сегодня Ганнибал просит вас почтить ваших предков жертвой римской крови. Следуйте зову мести, и вы обязательно победите. Когда зазвучат трубы галлов, знайте, что через них к вам обращается голос вашего командира. Когда вы услы шите многоязычные крики гнева и ярости, в них будет клич Ганнибала. Услышав звон оружия, помните — это воля Ганнибала передается вам через железо. Даже когда враг откроет рот, вы должны услышать в его проклятиях слова своего командира. Если римлянин угрожает, он напоминает вам о долге. Если вы проткнули ему горло, то это хвала Ганнибала, которая изливается кровью из рта легионера. Это радость командира от ваших подвигов и его приказ, чтобы вы перешагнули через труп и двинулись дальше. Слушайтесь Льва Карфагена во всем, и победа станет нашей. Когда бы люди в будущем ни говорили о войне, они будут ссылаться на сегодняшний день! Так пусть же ваши имена произносятся ими с благоговением!

Прекрасные слова, подумал Имко, но о храбрости легче говорить, чем ее демонстрировать. Возможно, Ганнибал действительно верил в победу, да только Вака больше заботился о том, чтобы сохранить свою жизнь. Годы в армии превратили его в умелого воина, совершавшего ратные подвиги — часто вопреки своим желаниям. Руки двигались в бою быстрее, чем работал разум. Тело действовало инстинктивно. Глаза находили слабое место в обороне врага. Но он сражался ради собственной шкуры — ради того, чтобы жить, пока другие умирали. Имко знал, что это неблагородный побудительный мотив. Но разве лучше оказаться убитым из чистого бесстрашия? Таких людей и так хватало. Боги порождали их в избытке.

Он посмотрел на ветеранов-убийц, стоявших вокруг него. Передние ряды центральной части армии уже сражались с врагом, но эти солдаты спокойно ожидали своей очереди, ничуть не тревожась, что в самом скором времени их ожидает сущий ад. Они болтали друг с другом и лениво потягивались, осматривали доспехи и рассеянно почесывали бороды. Один солдат помочился прямо там, где стоял; другой подтянул одежду и присел по большой нужде. Несколько пинков и подзатыльников отвлекли его от этого занятия. Он встал, обругал смеявшихся товарищей, но согласился подождать и обгадить позже какого-нибудь убитого легионера. Многие из них имели римские доспехи, но захваченная амуниция в сочетании с африканской одеждой делала их гротескной пародией на римлян. Кое-кто раскачивал высокие копья; некоторые практиковались в выпадах; другие опробовали в коротких взмахах римские мечи. Имко чувствовал себя, как перед подъемом на Альпы. Ошибка, сделанная им давным-давно, по-прежнему оставалась ошибкой. Он не принадлежал этой армии. Вака думал, что мир еще не видел такого вялого и бесхарактерного солдата, как он. Никогда Фортуна не играла так бесчестно с человеком, помещая его раз за разом в самую гущу человеческой глупости.

Шум боя нарастал. Всадники Карфало помчались навстречу восточному крылу римской кавалерии. Грохот копыт и боевые кличи утонули в облаке пыли. Отряд ветеранов по-прежнему ждал. Время близилось к полудню, и жар позднего лета гнал тяжелый воздух вниз. Волны пыли овевали их, раскаляя нутро и вызывая отвращение из-за дурного запаха, похожего на дыхание какого-то гигантского рта с гнилыми зубами. Пот лился сначала из-под мышек, затем со лба, в паху, по ногам и рукам. Когда едкая влага попадала в глазах, по щекам катились соленые слезы. Откуда-то сзади раздался крик команды. Они подтянулись. Каждый воин измерил пространство вокруг себя, выровнял позицию относительно соседей и проверил наклон щита. Некоторые вновь заговорили, но никто уже не потягивался и не шутил. Все готовились к сражению.

Когда раздался новый крик, Имко не разобрал слова приказа. Он почувствовал давление в спину и увидел, что человек перед ним начал движение. Он сделал шаг и занял его место. На мгновение время остановилось. Он посмотрел на смятый шлем соседа и заметил в нем свое отражение. Оно было тусклым и почти бесформенным — просто контур человеческого тела. Затем звуки труб продублировали приказ, и их колонна двинулась вперед. Он все еще не понимал их диспозиции. Перед ними никого не было — пустое пространство сбоку от основной битвы. Однако трубы настоятельно подгоняли отряд, и Вака, как другие воины, шел быстрым шагом, едва поднимая ноги. Вперед в ничто. Пять минут марша, затем десять. Все быстрее и быстрее.

Затем трубы протрубили еще раз, приказывая произвести обходной маневр. Имко не знал, как интерпретировать такое распоряжение. К счастью, командирам было все понятно. Колонна из нескольких тысяч ветеранов начала поворот — одна сторона оставалась неподвижной, другая продолжала движение — словно створка огромной двери. Солдат, шагавший за ним, постоянно наступал ему на пятки. Имко хотел повернуться и обругать его, но звуки труб приказали им остановиться.

Все замерли на месте, затаив дыхание. Лишь броня скрипела в тишине. И тогда, взглянув поверх плеч людей, стоявших перед ним, Имко увидел противника. Колонна ветеранов, завершив разворот, находилась менее чем в ста шагах от длинного, ничем не защищенного фланга вражеской армии. Судя по одежде, это были не римляне, а легион союзников. Их отряд был плотно вбит в огромное тело армии. Никто из них не повернулся к ним. Их копья оставались направленными вперед. Они еще не понимали, что стали жертвами лучших пехотных частей Ганнибала. Следующий приказ был вполне предсказуемым. Они пошли в атаку.

Первые шеренги римских союзников заметили африканцев слишком поздно. Солдаты попытались развернуться, но остальная часть отряда сохранила свои позиции. Имко не знал, к какому народу они принадлежали. Он только запомнил их эмблему, нарисованную на белых щитах, — желтое солнце на красном поле. Карфагенские ветераны надвигались на них не в стремительном беге, а медленным шагом. Мощь предстоящего столкновения посылала волны ужаса сквозь всю колонну тесно стоявших легионеров.

После первого контакта от построения ничего не осталось. Началась кровавая резня, отличавшаяся даже от того, к чему их готовили на тренировках. Вместо фаланг с закрытыми щитами здесь были выпады в