Гонки с дьяволом - Владимир Кузьменко

— Шарик! — позвал я.

Пес отрывисто гавкнул, затем метнулся в сторону и вскоре его лай послышался вдали за деревьями. Грохнул выстрел. Я взял автомат, отошел от костра, и затаился во тьме, укрывшись за стволом толстого дуба.

Ждать пришлось минут двадцать. Снова послышался отрывистый лай. Шарик выскочил на поляну, подбежал к костру, покрутился вокруг, без труда нашел меня и снова залился лаем.

— Тихо! — приказал ему я.

Шарик перестал лаять и только слегка повизгивал. Мой конь, о котором я в эту минуту позабыл, вдруг забеспокоился, зазвенел уздой и, наконец, призывно заржал. Ему ответило тонкое ржание кобылы, и вскоре на поляну, освещенную бледным светом луны, выехал всадник. Шарик снова тявкнул. Всадник подъехал к едва тлеющему костру и остановился.

— Эй! Где вы? — услышал я знакомый голос.

— Что случилось? Почему ты здесь? — спросил я, подходя и помогая Елене слезть с лошади. От усталости она едва держалась на ногах, и поэтому мой плащ, расстеленный у костра, оказался кстати.

— Сейчас… Дайте прийти в себя… Я с утра ничего не ела…

Я вытащил из переметной сумы хлеб, разворошил угли и, нанизав на прутья кусочки мяса, приспособил их жарить. Пламя вспыхнуло, отбирая у тьмы все большее пространство, по которому, причудливо изгибаясь, затанцевали тени.

— Ну, так что же случилось? Почему ты здесь?

Елена не ответила. Она протянула руку и, выхватив из костра палочку с еще не совсем дожаренным мясом, стала жадно есть. Вспомнив старую народную мудрость:

«Покорми, потом спрашивай», я не стал ее торопить с ответом, нанизал еще несколько кусков и повесил их над углями. Остатки бросил Шарику, который немедленно ими занялся.

Наконец моя гостья наелась. Я протянул ей флягу с родниковой водой.

— Итак?

— Меня послали за тобой, чтобы ты немедленно возвращался, — запинаясь, сообщила она.

— Понятно. Этот вариант мы сразу отбросим. Давай-ка, девочка, говори правду. Как ты нашла меня?

— Шарик помог.

— Ясно. Дальше…

— Я подумала… — она снова замолчала, не решаясь продолжать.

— Что же ты думала?

— Что тебя, вас, — поправилась она, — могут ранить, и тогда вы один в лесу погибнете.

— Ты с ума сошла. Ты что же, собираешься вместе со мною выслеживать Покровского? Мала еще, и дело не твое. Утром — назад!

— Только вместе с тобою. Во-первых, мне уже семнадцать! Будет этой зимою, — уточнила она. — Во-вторых, Покровский убил мою сестру, а в-третьих, я стреляю не хуже тебя!

— Вот как?

— Да, меня научила Евгения. Я стреляю лучше ее. Она сама мне это сказала.

— Ложись спать. Вот плащ.

— Не надо! У меня там два одеяла. Одно для тебя, — сообщила она, направляясь к своей лошади.

Вскоре Елена вернулась с двумя шерстяными одеялами. Я посмотрел на часы. Было около двух. До рассвета оставалось часа четыре. Можно было выспаться.

— Дома знают? — уже засыпая спросил я.

— Я уехала, когда все спали…

— Час от часу не легче! Тебя там, наверное, ищут. С ног сбились…

— Нет, я оставила записку. Спи! Завтра поговорим! — решительно, словно старший младшему, сказала она.

Утром я заставил Елену отправиться назад и облегченно вздохнул, когда она, наконец, скрылась из виду.

Подождав еще минут двадцать, на случай, если этой взбалмошной девчонке вздумается вернуться, я снова пустился в путь. Можно было не спешить. По моим расчетам, я успевал с большим запасом времени. Поэтому ехал медленно. Тем более, что ветви обступающих тропу деревьев могли запросто сбить скачущего всадника. Через пару лет тропа совсем исчезнет. Леса постепенно превратятся в непроходимые дебри, и человек уже не сможет сделать и шага без топора. Останутся только лосиные и оленьи тропы. Что будет лет через тридцать-сорок? Когда вымрет поколение, родившееся до катастрофы. Сколько еще родится мальчиков? Пока их, рожденных после эпидемии, женщинами, не получившими иммунитет против У-хромосом, можно было пересчитать по пальцам. Чем это все кончится? Какой-то заколдованный круг. Мужчин с каждым годом становится все меньше. Вот и сейчас один из них пробирается лесом, чтобы убить другого. Бред какой-то. Наркомания убийства. Наркомания потому, что, подобно наркоману, который знает, что каждая инъекция наркотика приближает его к смерти, все равно не может остановиться в своей пагубной страсти. Так и мы, зная, что нас становится все меньше, продолжаем убивать друг друга и тоже не можем остановиться. Может быть, отказаться? Нет! Покровский для меня, да и для всех нас, не только взбесившийся убийца, но и воплощение того проклятого прошлого, которое, как ни странно, чем оно становилось дальше, тем больше вызывало ненависть. Я не мог отделаться от мысли, что убив Покровского, я убью это прошлое. Пожалуй, я не испытывал такой ненависти даже к бандитам Можиевского. Нет, у меня тогда были совсем иные чувства. Скорее, их можно было назвать чувствами санитара, уничтожающего очаг инфекции. Здесь же было что-то другое, более сильное и даже более реальное в своей опасности… заражения. Наконец я нашел нужное слово. Именно заражения. Мы не могли заразиться идеологией бандитов, но идеи Покровского могли войти в нас незаметно и тогда… Тогда… Я не успел подумать, что же будет тогда, как вдруг сзади раздался знакомый отрывистый лай Шарика, я обернулся и вскоре увидел Елену. Я едва успел схватить под уздцы ее лошадь. Елена была бледна и явно напугана.

— Там, — она указала рукой назад, — люди.

— Какие еще люди? Что ты выдумываешь?

— Не знаю. Их было двое. Это чужие, одетые в шкуры, — она с трудом переводила дыхание, — они хотели меня остановить, но им помешал Шарик. Я успела повернуть Ласточку и ускакала. Они что-то кричали вслед.

— Их было только двое?

— Да! Один почти старик. Другой молодой. Я заметила, что он рыжий… Теперь ты меня не прогонишь?

У меня шевельнулось подозрение, что ее встреча на лесной тропе с незнакомыми людьми — выдумка. Но внимательно посмотрев на нее, понял, что она не лжет. Я взял ее за руку и нащупал пульс. Сердце бешено колотилось, Елена не притворялась. Она действительно была напугана.

— Наверное, бродяги! — поспешил я успокоить ее, — ты не заметила, чем они были вооружены?

— У одного в руках было охотничье ружье, а второй держал палку с привязанным к ней длинным широким ножом. Кажется, штыком.

— Несомненно, бродяги. Наверное жители небольшой, затерявшейся в лесах изоляты. Их нечего опасаться. Скорее всего они напуганы встречей не меньше тебя. На, выпей, — протянул я ей флягу с коньяком.

Елена взяла флягу, сделала глоток и закашлялась. Постепенно она успокоилась, и на щеках появился румянец. Даже если встреча с лесными бродягами выдумка, отсылать ее назад было уже поздно. В любом случае она не успевала вернуться засветло домой. А заставить девушку одну ночевать в лесу я, естественно, не мог. Делать было нечего.