«Долина смерти». Трагедия 2-й ударной армии - Изольда Иванова

Отряд был рассеян. На поляне осталось много убитых и раненых. Потом мы узнали, что немцы приканчивали их штыками…

Из оставшихся в живых сформировалось несколько групп. Одну из них возглавил лейтенант Малков, присоединился к ней и я. К своим мы вышли на третьи сутки, попав под огонь собственного «максима». Тут погибли Петя и Ваня Раменские — добрые и храбрые ребята, Миша Хитько — один из братьев-близнецов (второй, Митя, был убит в 1944 г. при освобождении Новгорода).

В последующие дни вышли группы лейтенанта Кудряшова и комбата Кожина. Группе младшего лейтенанта Дерябина пришлось ползком преодолевать железную дорогу Новгород — Чудово, где проходила вторая полоса немецкой обороны. Несколько дней они блуждали по вражескому тылу, питаясь клюквой и мерзлой кониной. Передний край переходили под огнем, здесь ранило сержанта Тытагина, и ребята тащили его на себе. Боец Лобанов сошел с дороги и подорвался на мине.

Так прошло наше боевое крещение, в котором мы потеряли почти половину батальона. Остатки 43-го ОЛБ были брошены под Мясной Бор, где в качестве резерва 366-й сд мы участвовали в боевых действиях, в том числе и взятии данного села. Затем нас как пехоту, уже без лыж, направили под Спасскую Полисть.

Запомнился ночной бой 30–31 января. Немцы вели интенсивный, но не прицельный автоматный огонь. Заработала артиллерия, и мы, как кроты, врылись в снег. Со свистом и визгом падали снаряды, осколки шлепались совсем рядом, заставляя все ниже пригибать голову к земле. Через некоторое время мы пошли в бой, который длился всю ночь, но успеха не принес. Потери же были большими, и санитары работали без устали.

Младшего лейтенанта Дерябина, раненного в голову, нашли только под утро, с обмороженными руками и ногами. Санитары уложили его в волокушу и потянули к медсанбату. Немцы открыли по ним пулеметный огонь. Одного санитара убили, а Дерябина вытащил второй санитар.

В начале февраля 43-й ОЛБ сосредоточился на исходном рубеже для атаки на Спасскую Полисть. Утро было холодное и хмурое, колючий ветер пронизывал до костей. Укрывшись в лощине, мы остались не замеченными противником и по команде рванулись к развалинам домов. Силы, однако, были не равны, и немцы нашу атаку отбили. После этого нас перестали использовать в качестве пехоты. Мы вернулись к выполнению наших прежних задач. Минировали дороги, взрывали мосты, уничтожали связь и малые штабы, захватывали «языков» и документы, устраивали засады и ходили в разведку боем с целью выявления огневой мощи противника.

Однажды небольшой группой ходили в поисковую разведку. Взвод под командованием Малкова скрытно перешел линию фронта. С опушки леса я заметил более сотни немецких лыжников. Малков дал команду спрятаться за штабелями дров. Присмотревшись, мы увидели, что дрова сложены вперемешку с человеческими трупами, очевидно, приготовленными к сожжению. Выполняя специальную задачу, наш отряд не мог обнаружить себя и вступить в бой. Хотя очень хотелось.

Фашисты смеялись, разговаривали, курили. Не стесняясь соседства с мертвецами, играли на губной гармошке, тогда еще не разучились веселиться. Наконец, они снялись с места и ушли. Мы же двинулись своим маршрутом. В тот раз нам удалось взять «языка», от которого узнали о местонахождении штаба немецкого батальона. Бесшумно сняли часовых, проникли в штаб, уничтожили спавших офицеров, захватили ценные документы и одного обер-лейтенанта живым.

Спустя сутки возвратились к своим. От усталости буквально валились с ног. Паша Максимов так обессилел, что не мог стоять на ногах, приходилось поддерживать его и поднимать со снега. Вышли на «славян» — так мы называли свою пехоту. Бойцы сидели в глубоких траншеях, огороженных снежными валами. Здесь мы обогрелись, перекусили и двинулись дальше.

Февраль выдался очень снежным. Снег шел каждый день, завалив все дороги, просеки и прикрыв незамерзающие болота. Сплошной линии обороны у немцев не было, и проникнуть к ним в тыл не представляло большой сложности, но далеко не всегда нам удавалось остаться незамеченными. Тогда завязывались скоротечные схватки. В одной из вылазок нам удалось взять «языка», но немцы открыли огонь из блиндажа. Ранили Степу Чернова. Я взвалил его на спину и поспешил обратно. Когда до своих окопов оставалось несколько метров, сам почувствовал сильный удар в ногу. Спас диск автомата: пуля, попав в него, рикошетом ударила по ноге. Отделался синяком, а Чернова отправили в медсанбат. За эту разведку у меня появилась первая награда — медаль «За боевые заслуги».

Армия продвигалась на запад, мы — вместе с нею. Новая Кересть, Русская Волжа, Кривино, Финев Луг… Больше, однако, запомнились не населенные пункты, а траншеи и чумы из жердей и еловых веток, в которых отдыхали, вернувшись с задания.

Ночные марши в стан врага сделались привычной работой. Немцы называли нас «ночными призраками». Перед заданием никогда не выпивали, отказываясь даже от положенных «наркомовских» ста грамм. Многие не курили: вдруг закашляешь под носом у немцев. Неделями спали в снегу, обогреваясь дымом в ямах. Жечь костры — все равно что приговорить себя к смерти. Приказ на этот счет был суровый: «Никаких костров!» И особисты строго следили за его выполнением.

По нескольку суток кряду обходились без горячей пищи, питаясь сухим пайком. Научились не жалеть себя для Победы, но и не терять головы в критические минуты. Приходилось быть и радистами, и связистами, а также саперами, минерами, взрывниками, снайперами.

После 19 марта, когда немец перекрыл горловину прорыва у Мясного Бора, стало очень плохо с едой. Искали павших лошадей, прошлогоднюю клюкву, грибы. К этому времени наш батальон сильно поредел: ведь из каждого рейда кто-нибудь не возвращался. Не было уже с нами всегда веселого Володи Артамонова, сына нашей учительницы Васи Золотарева, самого культурного и начитанного из одноклассников, ворошиловского стрелка Васи Иванова, знатного фотографа Володи Козлова, постоянного участника самодеятельности и школьных спартакиад Толи Жукова… Все они погибли, не дожив и до двадцати лет.

С 20 по 25 марта батальон в очередной раз находился во вражеском тылу. После успешной диверсии возвращались к своим. Нас, однокашников, было четверо: Вася Вертопрахов, Гоша Зябликов, Володя Глазков и я. Мы старались держаться вместе. Нужно было пересечь поляну. Едва дошли до середины, как немцы открыли бешеный пулеметно-минометный огонь. Васю и Володю убило сразу. Оставшиеся в живых бросились врассыпную. Мы с Гошей побежали обратно и вроде бы спаслись. В ночь с 1 на 2 апреля перешли линию фронта, и тут нас обстреляли свои. Гошу убило, а меня ранило.