Кто ищет... - Аграновский Валерий Абрамович

Разве мы против такой «специализации»? Думаю, против той, что заковывает журналиста в латы одной темы, являясь одновременно и фундаментом, и зданием, да еще без окон и дверей, без доступа свежего воздуха. Потому что газетчик рано или поздно, но начинает задыхаться, у него появляется, как говорят врачи, резистентность — привыкаемость к лекарству, а в данном случае — к теме, он перестает ощущать ее, начинает повторяться, переходит на штамп и в подходе, и в исполнении, скучнеет и даже тупеет, теряет способность рождать новые мысли, приводить новые доводы и резоны — короче говоря, вырабатывается.

В самом деле, если журналист написал достойный материал, способный разбудить общественную мысль, значит, он снабдил его достаточно убедительным набором аргументов. А где взять новые аргументы, если, не повторяясь, писать на ту же тему через неделю или месяц? Психологически мы так устроены, что, однажды выступив  с е р ь е з н о, исчерпываем себя на весьма солидный срок. Читатель, как правило, этого не понимает и, откликаясь на наше выступление, забрасывает нас все новыми и новыми фактами, шлет и шлет «аналогичные случаи», и все это впустую, напрасно, совершенно бесперспективно — по крайней мере, в нашем исполнении, разве что для какого-нибудь «обзора писем». Как же не посочувствовать бедным «однотемникам», которые не день, не месяц и не год трудятся на отработанном пару! Мысли на деревьях не растут, вот и приходится бесконечно повторяться и цитировать себя, тиражируя прежние выступления.

А писать-то как раз надо так, чтобы повторение исключалось! Если журналист чувствует, что вслед за одним материалом он тут же готов сесть за второй на ту же тему, это значит, что он в первом не выложился — и пусть не обманывается: это было слабое его выступление. Один известный поэт, рассказывают, вошел однажды в бильярдную Дома литераторов, взял кий, помелил его и гордо произнес, прежде чем ударить по шару: «Написал о любви. Закрыл тему!» Мы, журналисты, как бы иронически ни отнеслись к словам поэта, — можем так или не можем, вопрос другой, — должны стремиться к созданию таких материалов, которые «закрывали» бы тему. По крайней мере, для нас самих. По крайней мере, на какой-то срок.

2. Нет, я не могу быть против «специализации», как не могу быть против лета, если за ним следует осень, за которой придет зима, а за зимою весна, — но я умер бы от тоски, приговори меня кто к пожизненному лету!

Людям, занимающимся умственным трудом, не зря рекомендуют для отдыха труд физический. Спортсмены чередуют ритм тренировочного бега, чтобы уйти от монотонности и не потерять интерес к тренировке. Даже не знаю, какие еще требуются аналогии в доказательство того, что журналист должен менять тематику своих выступлений. Вспомним хотя бы о том, что свежий взгляд на проблему может обеспечить взрыв идей; в большинстве своем они, возможно, будут пустые, но после просеивания вдруг останется какая-то «мыслишка» — она, право же, стоит десяти традиционных, родившихся в головах унылых специалистов. Разумеется, я не призываю к невежеству, якобы облегчающему открытия, а говорю лишь о том, что фундаментальные знания журналиста в какой-то одной области дают ключ к неординарному пониманию проблем, связанных с другими областями. Так, врачи, занимающиеся трансплантацией внутренних органов, приглашают для консультации и даже соавторства не коллег, а инженеров, ничего не смыслящих в медицине, но зато разбирающихся в устройстве насоса, в котором, в свою очередь, ничего не понимают врачи, знающие устройство сердца.

Иными словами: «узкая специализация» необходима журналисту не для того, чтобы стать «однотемником», а для того, чтобы с ее помощью, как с помощью бура, проникать в глубины новых тем, имея при этом собственный «угол зрения».

3. В этом смысле «печально я гляжу» на выпускников журналистских отделений и факультетов. Они, конечно, не безнадежны, но сколько лишних трудностей им придется преодолеть в сравнении с теми, кто приходит в журналистику «со стороны», имея диплом врача, инженера, физика, юриста и т. д.! А еще лучше не диплом, а практику, дающую вкупе с дипломом те самые фундаментальные знания, о которых мы говорили. «Чистым» журналистам, увы, приходится специализироваться на ходу, уже работая в газете, а это сопряжено с целым рядом специфических трудностей: разнообразием заданий, при которых просто некогда «остановиться и оглянуться», текучкой, непониманием со стороны руководства и т. п.

Если бы в каждой газете молодым журналистам предоставляли время на выявление симпатий к темам, а потом год-полтора на глубокое изучение проблемы, на «узкую специализацию», это был бы самый короткий путь к получению журналиста широкого профиля. Практика показывает, что таким путем прошли многие известные публицисты нашего времени. Любой газетчик, если он того хочет, может приблизиться к идеалу, во всяком случае качественно измениться в лучшую сторону. За счет чего? За счет расширения тематики на основе «узкой специализации». Полагаю, этим диалектическим выводом мы и закончим разговор о круге тем и эффективности журналистского труда.

Что дальше? Не пора ли наконец закрывать чемодан и реально приниматься за воплощение замысла? Тема есть, сумма мыслей — с нами, адрес — на конверте письма… Неужто опять какая-то задержка? Что же на сей раз? Пустяк: надо решить, стоит или не стоит ехать в командировку по данному конкретному делу.

Добро и зло. Напомню: в свое время, работая с письмом Сергея Т., мы отложили до создания концепции вопрос о том, нуждается ли автор письма в конкретной помощи журналиста. Пришел момент ответить. Собственно говоря, ради чего следует ехать в командировку? Только ради того, чтобы набрать детали и получить подтверждение концепции? Стоит ли «овчинка выделки»? Казалось бы, запирайся в любом редакционном кабинете или у себя дома, вчитайся еще раз в письмо Сергея — и пиши! Получится, возможно, умный, насыщенный мыслями острый материал, который назовут в редакции «безадресным», потому что Сергей так и останется «Сергеем Т.», а город, в котором он живет, будет назван «городом Н.», но дело очерк сделает: «разбудит» читателя и внесет свою лепту в формирование общественного мнения. Зачем в таком случае «закрывать чемодан», тем более что и автор письма, вероятно, не желает раскрывать инкогнито?

Типичный вопрос-провокация, ибо ответ на него у нас давно заготовлен и угадывается: надо ехать в командировку! И не автору письма решать за нас этот вопрос. Журналист, и только журналист, вправе принимать решение: искать или не искать анонимщика, ехать или не ехать к человеку, укрывшемуся за какой-нибудь буквой алфавита. Но бывает, что инкогнито не прозрачное, все «концы» спрятаны в воду, тогда ситуация безвыходная: подняв руки вверх, газетчик остается дома. Другое дело — вопрос, связанный с обнародованием: приехав и найдя анонимщика, журналист обязан учесть мотивы его инкогнито, его желание или нежелание получать «известность» и в случае категорического отказа автора письма гарантировать ему написание того же «безадресного» материала.

Почему так? Да потому, что в обязанности журналиста, кроме прочего, входит делание конкретного добра, причем независимо от того, будет или не будет написан материал, будет или не будет он опубликован. Довольно часто авторы писем скрывают себя, не очень хорошо понимая механизм нашей работы и ошибочно полагая, что, если приехал корреспондент, жди теперь каждый номер газеты. Стало быть, тем более журналист обязан за них решать вопрос о конкретной помощи или о наказании зла.

Человеку  п л о х о, так плохо, что он пишет в редакцию, и, даже пусть он укрылся за буквой «Т», сам факт обращения в газету есть призыв о помощи. Можем ли мы оставаться равнодушными? Можем ли не протянуть ему руку, имея возможность ее протянуть?

Кроме того, что мы — журналисты, мы еще самые обыкновенные люди, и нам должно быть свойственно умение совершать нормальные человеческие поступки. Когда кричат «караул!», мы так же обязаны кидаться на помощь, как наш сосед по лестничной клетке, работающий слесарем или старшим научным сотрудником. Больше того, в зависимости от способности творить добрые дела мы либо состоимся как журналисты, либо не состоимся. Фиаско человеческое по законам высшей справедливости должно сопровождаться провалом профессиональным, — жаль, действительность иногда делает исключения из этого мудрого правила.