Дорога надежды - Анн Голон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ее слова были встречены молчанием; смешки понемногу стихли. Девочкой овладело разочарование, сменившееся гневом. Она спрыгнула с табурета и разразилась криком:
— Вы навязали мне невыносимое бремя!
Это прозвучало как цитата из рыцарского романа. Анжелика поймала ее в объятия. Онорина заливалась слезами.
— Я делаю, что могу, чтобы доказать тебе, что люблю их… а тебе… тебе это не нравится… Ничего у меня не получается…
Анжелика изо всех сил старалась рассеять ее отчаяние. Онорина руководствовалась самыми добрыми намерениями. Она смастерила замечательное ведерко для клея, нанесла урон собственной шевелюре — но это ничего, волосы отрастут, им это не впервой, они уже привыкли. Раймон вырастет и будет очень тронут, когда узнает, на что пошла ради него старшая сестра. Вот, кстати, блестящая идея: благодаря стараниям Онорины она, Анжелика, сообразила, что надо приготовить особую мазь, чтобы втирать ее в головку Раймона, — тогда у него станут быстрее расти волосы…
Что же касается волос, которыми готова была пожертвовать ради брата Онорина, то из них попробуют сделать для него паричок, пока у него нет своих волос.
Так, значит, ее замысел был хорош! Зачем же было на нее ворчать? Зачем над ней потешались?
Отмыв младенцев, женщины и девушки — Иоланда, Эльвира, Ева, нянюшки, дочери повитухи-ирландки, — полные угрызений совести, устремились на поиски Онорины, чтобы всем вместе вывести ее на прогулку.
После прогулки ребенок повеселел. Дни снова побежали с былой беззаботностью…
Братья называли ее «Онн» — Флоримон редко, зато Кантор только так, и никак иначе, ограничиваясь первым слогом ее имени. Кличка произносилась по несколько раз кряду, подобно звуку боцманского свистка или античного рога.
Оба утверждали, что только таким способом ее можно дозваться.
— Но это нечеловеческое имя, такого нет в Писании! — возмущалась Эльвира Это началось еще в первый период их жизни в Вапассу. Онорину поручили тогда заботам Эльвиры, которой приходилось зорко приглядывать за девочкой, которая росла большой непоседой, и, хоть и не отбегала далеко, найти ее бывало совершенно невозможно.
Бедной Эльвире частенько приходилось прибегать к помощи Кантора, который терпеть не мог участвовать в поисках своей сводной сестренки, но зато возможно, именно поэтому — всегда знал, где ее искать.
— Онорина! О-но-ри-на! — надрывалась молодая булочница из Ла-Рошели, голос которой приобретал в таких случаях пронзительность и даже какие-то безумные нотки.
Молчание.
— Кантор! Кан-тор! — взывала она тогда.
Кантор появлялся незамедлительно, но с неизменным брюзжанием:
— Я-то, кажется, не кормилица…
— Но она — ваша сестра. Вечно она где-то носится — это в этой-то ужасной стране, где за каждым деревом прячется индеец, который подстерегает вас и точит кинжал, чтобы вас оскальпировать!
— Ну-ну, индейцы не такие уж зловредные люди, если их не бояться. Скорее уже она, Онн-Огонь, вызывает у них ужас своей огненной шевелюрой; уж к ней они ни за что на свете не притронутся. Ведь они боятся обжечься! Так что забудьте о своих безумных страхах!
— Все бы ничего, будь здесь одни индейцы, — причитала Эльвира. — Но ведь тут еще и медведи, и тигры…
— Бросьте, простые рыси, только и всего, — возражал Кантор. — Рыси охотятся ночью, сейчас же — разгар дня. Сами видите, что вам совершенно нечего опасаться.
— Все равно у меня душа уходит в пятки от страха, — признавалась Эльвира. Я даже не осмеливаюсь вывешивать снаружи белье для просушки. Госпожа Анжелика советует мне развешивать его широко, чтобы его хорошенько прокаливало солнце и обдувал ветер. Но стоит мне оказаться вдалеке от дома, я начинаю чувствовать, как у меня на голове шевелятся волосы, словно с меня уже сдирают скальп…
— Если вы не откажетесь от всех этих глупостей, то вам и впрямь не миновать этого. От мыслей недалеко и до действий: может статься, индейцы ни о чем таком и не помышляют, но при виде вас они могут почувствовать себя обязанными совершить сей поступок.
Испуганный крик Эльвиры.
— Все равно она не отзовется, — насмехается Кантор, словно крик доброй женщины предназначается для Онорины, его Они. — У вас ничего не получается.
«Онн» — это не ваше «у-у-у», похожее на вой волка, подхватившего насморк.
(Онорина тем временем давится от смеха в своем укрытии). «Онн» — это не просто крик, это такой звук, понимаете? Тут можно обойтись и без крика, ибо сам этот звук способен проникнуть весьма далеко.
С этими словами Кантор сажает себе на тыльную сторону ладони какое-то насекомое.
— Боже! Скорпион!
— Не кричите, — в который раз повторяет Кантор, беря насекомое за брюшко. На наше счастье, насекомые не способны слышать человеческий голос. Но ваш страх может передаться этому созданию, и оно будет вынуждено меня укусить, хотя только что не питало подобных намерений. Ручаюсь, что в Ла-Рошели вас норовила куснуть каждая собачонка. Возможно, вы частенько ходили там покусанной, любезная Эльвира!
— Откуда вы все это знаете? — удивляется славная женщина. — Вообще-то ваш отец — настоящий ученый! Как видно, это у вас от него.
— Пытаюсь быть ему под стать. Но мне предстоит еще многое узнать. Кое-что я, правда, уже знаю: например, что отец посоветовал бы вам не убиваться, иначе на вас набросятся даже индейские собаки, известные мирным нравом.
— Постараюсь, — обещает Эльвира. — Только где же мне искать Онорину?
— То-то и оно: вместо того, чтобы вести все эти разговоры, единственный вывод из которых заключается в том что вас парализует страх, вам бы следовало взять себя в руки по моему примеру. Тогда бы вы поняли, что она притаилась вон там, за высохшим деревом. Она пытается извлечь из норы белку, а сие значит, что она нашла себе занятие не на один час и пока не собирается вытворять глупостей.
— Ну да! — недоверчиво бросает Эльвира, устремляя взгляд в указанном направлении и не видя ни малейшего движения среди желто-красной листвы «индейского лета». — С чего вы это взяли? Ведь вы появились с противоположной стороны леса… |— Дух мой вездесущ, независимо от того, чем я занимаюсь. Так вот и знаю, не зная.
— А вдруг ее там все-таки нет? Онн! — пробует голосовые связки молодая женщина, следуя совету Кантора.
— Не так.
Юноша прикладывает ладони ко рту и без усилия выдыхает:
— Онннн..
Онорина выкатывается из-под сухого корня, как металлический шарик, притянутый магнитом.
— Ты мешаешь мне ловить белочку, Кантор! Что случилось?
— Поди сюда! Я покажу тебе скорпиона, ты сможешь его погладить…
— Только не это! — умоляет Эльвира.