Время кобольда - Павел Сергеевич Иевлев

***

За подвальной дверью «Макара» сыро. Под ногами лужи, воздух влажный, с потолка капает. Нарастающий шум насосов превратился в тяжёлый низкий гул, когда мы проходили мимо толстенных стальных труб.

— Они так и молотят всё время? — спросил я у Лайсы.

— Нет, сейчас просто большая луна, — ответил вместо неё Иван. — Она тянет мёртвую воду на поверхность, а насосы её обратно закачивают. Зато болот нет, и дождь прекратился. Таков договор.

Я не стал спрашивать, чей договор. Во-первых, и так догадываюсь, во-вторых — плевать. Я не сторона этого пакта, что бы там ни думали всякие.

Сумерла встретила нас в тёмном зале, где на каменном столе стоит бронзовый трёхсвечник, а остальное теряется в полумраке. Лицо её кажется очень печальным и очень детским. Я помню, что она нейка, что бы это ни значило, но когда вижу страдающего ребёнка, в башке моей что-то закусывает. Настя считает, что я проецирую.

— Пришли, — констатировала Сумерла спокойно, — долгонько собирались.

Все промолчали.

— Что ж ты, — обратилась она к Фигле, — раньше не привела?

— Так померла я, матушка Сумерла!

— Я никому не матушка. Чего ищешь, заложное дитя?

— Не хочу быть мёртвой.

— А чего хочешь?

— Ты скажи. Я отродясь своей воли не имела.

— Врёшь, — покачала капюшоном Сумерла, — если есть «не хочу», то и «хочу» найдётся. Тебе чего, стражница?

— Понять надо, — решительно сказала Лайса.

— Чего понять-то?

— Что это, новое. К добру или к худу, и что с ним делать.

— И зачем тебе?

— Работа такая.

— А ты зачем тут, покляпый? — переключилась Сумерла на Ивана.

— Себя ищу.

— Потерял?

— Отняли.

— Бывает, — согласилась та. — А тебе, безотцовщина?

— Ничего мне от тебя не надо, нейка, — ответила мрачно Клюся. — Врезать бы тебе, конечно, за всё хорошее, да без толку ведь.

— Чего пришла тогда?

— Приглядеть, чтобы ты Аспида не обидела.

— Любишь его, что ль?

— Дура ты! Чего б понимала!

— Да где уж мне. Ладно, с этими всё понятно. А тебя давно ждала, Аспид. Чего не шёл-то?

— Говорят, ты на меня в обиде.

— Глупости говорят. Знаю, что тебе нужно, но ты всё же скажи. Так принято.

— Ребят хочу вернуть.

— Ты ж сам отдал?

— Я отдал, я и заберу.

— И платы не побоишься?

— Кто ты Балию? — спросил я.

Кажется, я начинаю понимать, как это работает. И мне это сильно не нравится.

— Неважно. Теперь я нейка, его вечная рана.

— Какую плату он запросит?

— Это не плата, Аспид. Балий устал умирать за вас.

— Так, нежить, — Клюся решительно шагнула вперед, — ты этого разговора даже не заводи! Он же дурак! Он сейчас скажет: «А давайте я за всех помру»! И помрёт!

— Клюся…

— Не клюськай! Я знаю, что тебе жизнь не мила. Но мне наплевать! Потерпишь! Да, я эгоистка!

***

— Какое же вы унылое говно!

— Эдуардик? Ты же должен в капсуле в трубочку писать и моей дочери глазки строить?

— Мы в капсулах, пап. — Настя шагнула в круг света и провела рукой сквозь стол. — Я попросила дедушку.

— Моё почтение Рыбаку, — кивнула Сумерла. — Но это всё ещё место Балия.

— Место — Балия. Время — Кобольда, — сказал Эдуард твёрдо.

— Говори, численник.

— Вы создали ад с кипящим говном. Теперь рядитесь, кому сидеть в котле, а кому дрова подбрасывать. Ах, как круто — вариться за всех в котле с говном! Но кочегары-то тоже не сильно счастливы. Мы знаем другой путь! Боль — не единственный триггер.

— Кто это «вы»? — мрачно поинтересовалась Лайса.

— Мы — Дорама! Мы создали новый мир! И не дадим людям всё испортить!

— Рюди вам рисние, да, Эдиська? — сказала, отстранив дочь, азиатка. — Без них проссе, ведь так? Засем вам эти старые нехоросые рюди, давайте заменим их на новых, хоросых, из Дорамы?

— Сэкиль, — сморщился тот. — Вы-то откуда взялись?

— А где я, по-твоему, быра?

— И вы получили, что хотели?

— Да. Теперь мы знаем.

— Уважаемая Сэкиль, при всём нашем почтении — Вы опоздали. Кобольд не нужен. Его время уходит, его фикторы перепрошиты Дорамой, его вирпы рассеялись…

— Не все, — сказала Нетта.

Моя янтарноглазая красавица встала рядом с Клюсей. Они стоят между мной и Сумерлой, как будто решив защитить. Но если меня надо защищать, то я не стою защиты. Такой вот парадокс. Поэтому я шагнул вперёд и даже не удивился, что Нетту пришлось сдвинуть плечом. В глубине души я знал, что однажды так будет. Мир задолжал мне её.

— Кто-нибудь объяснит уже наконец, что происходит? — спросил я. — Простыми словами? Без коробок с котиками?

— Я хочу стать Хозяином места, — заявил Эдуард.

— А я буду его нейкой, как мама. Мы всё изменим.

— Настя, а почему я узнаю это вот так? Можно же было обсудить…

— Обсудить? — дочь печально хмыкнула. — Извини, пап, но ты не из тех, кто принимает чужое мнение. Ты типичный нарцисс, как все нелюбимые дети. Комплекс мессианства, помноженный на саморазрушение. Тебе проще умереть, чем допустить, что не прав. Разве не это ты только что собирался сделать?

— Ну, блин…