Смута - Ник Перумов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сперва Ирина Ивановна их не отпускала одних — поручила Матрене надзор. Матрена подошла к делу со свойственной ей основательностью (как, собственно, Юлька и оказалась на рынке), и страшно удивилась, когда Юлька вызвалась ей помочь на кухне.
— А вы, барышня, и не белоручка совсем! — одобряла Матрена, видя, как Юлька ловко орудует большой сечкой, шинкуя капусту в деревянной миске.
— У мамы дома такая же была, — не задумываясь, ответила Юлька чистую правду.
У Матрены вдруг жалостливо изломились брови, она осторожно погладила Юльку по голове.
— Эх, бедная барышня… Каково-то остаться без родимой матушки в такие-то годы… моя вот родительница, слава Богу, жива и в добром здравии. Как домой ни приеду с гостинцами, так непременно за хворостину хватается, всё-то у неё я недостаточно хороша, — Матрена улыбнулась.
Юлька невольно прыснула, представив себе суровую Матрену, умевшую построить даже свою хозяйку, убегавшей от ещё более суровой матери.
— Вот, верно, не грусти, — истолковала всё по-своему Матрена. — У Господа все живы, а уж Ирина Ивановна о вас с братцем позаботится. Она у меня такая, уж коль за что возьмётся — непременно своего добьётся. И Костянтин Сергеич… очень хороший он барин, очень! Только нерешителен уж слишком. С япошками не тушевался, а тут… Ходит всё кругом да около да вздыхает. Вот уж коль и по осени ничего сделает — вот те крест, сама его ухватом погоню!
— Куда же?! — испугалась Юлька. — Ухватом?!
— А чем же ещё? Сколько ж барышне моей Ирине Ивановне голову-то крутить можно?! Давно уж сватов засылать пора, честным пирком да за свадебку! — разошлась Матрена. — Матреша не досмотрит — так ничего тут и не получится! — закончила она торжественно. — Ну, справилась, милая? Давай, вали сюда, славный пирог будет. Капуста-то, эвон, всю зиму у купца Картаполова лежала, а словно вчера срезана. Всегда только у него беру, лучший товар!..
Игорёк тоже не терял время даром — штудировал гимназические учебники, изучал схемы Петербурга, и Юлька сильно подозревала, что планирует он сейчас свой «индивидуальный террор». От этих мыслей становилось жутко, холодела спина, и Юлька со всех ног бежала помогать Матрене — на кухне работы всегда хватало.
С Петей и Федором видеться удавалось редко — май истаивал, у кадет начались годовые испытания.
Но прежде, чем испытания эти вошли в полную силу, Федор с Петей примчались вечером к Ирине Ивановне.
…После появления Юльки и Игорька Феде Солонову едва удавалось удерживаться на хороших оценках. В голове постоянно вертелись те самые слова Игоря насчёт террора, и от этих мыслей холодело в животе. Однако он был прав, этот мальчишка из будущего, холодного и жестокого. И Федору ничего не оставалось, как вплотную взяться за Веру.
За прошедшее со времени ареста Йоськи Бешеного и Валериана Корабельникова время верхушка партии, пребывавшая в столице, по словам сестры, несколько опомнилась, пришла в себя. Первый шок и страх прошли, распозшиеся кто куда активисты вновь пробирались обратно в Петербург — «разворачивать революционную работу». Вере, остававшейся «вне подозрений», с конца весны стали поручать задания, сперва небольшие — доставить литературу, встретить и проводить на конспиративную квартиру нужного человека, съездить в Финляндию, провезти «груз», осуществить закупку одного, другого, третьего…
— Они опять готовятся, — тихо говорила Вера за неделю до появления Игоря и Юльки. — Учли уроки прошлого провала. Ставка делается на специальную операцию, как это называет Благоев. Группами хорошо подготовленных боевиков атаковать ключевые позиции в столице, теперь-то я поняла… Зимой-то получилось во многом стихийно, из-за чего, как считает Ульянов, «ничего и не вышло». Размахнулись, мол, слишком широко, «при недостатке сознательного пролетариата». Теперь умнее будут. Отказались от убийств отдельных чиновников. Отказались от массовых политических стачек. Будет только одна.
— А план-то, план у них есть?! — изнемогал от нетерпения Федор.
— Есть, да не про нашу честь, — вздохнула Вера. — Меня в него не посвящают. То, что я тебе рассказываю — это мои умозаключения, а не подсмотренные документы. Да и нет их, этих документов. Строгая конспирация.
Однако конспирация конспирацией, а, когда готовишь боевые отряды, волей-неволей приходится выползать на свет. Изучать подходы и проходы, подъезды, системы охраны, численность сторожей и прочее. Вере стали поручать это — хорошо одетая молодая барышня аристократической, «породистой» внешности не вызывала лишних вопросов.
И вот тут как раз и всплыли те самые тоннели под Гатчино. Одна из атак на царский дворец готовилась именно через них, во всяком случае, так полагала Вера. От движения густых народных колонн тоже решили отказаться. Агитацию в армейских полках не то, чтобы свернули, но направили в иное русло — мол, нечего вам погибать за царя и отечество, ибо отечество это не ваше, а всяких «бар», которые «на крови вашей жируют».
— Значит, надо торопиться, — заключил Федор. И вновь сказал: — А, может, всё-таки в Охранное отделение?
Вера только отмахнулась.
— Ты же сам видел, помнишь, что прошлы раз вышло. Всех отпустили.
— Йоську-то с Валерианом уже нет. Значит, могут!
— Не отпустили, но и дело буксует. Варвара Аполлоновна землю роет, скоро до центра Земли доберётся. Сенаторов в покое не оставляет, знакомым членам Синода пишет, видным промышленникам… вот Валериан и сидит себе в ДПЗ, но сидит как король — посылки, передачи, отдельная камера, особое отношение…
— Но предупредить всё равно надо!
— Надо. Но как?
Тут Федору пришлось, как говорят в арабских сказках, «поставить скакунов своего красноречия в конюшни сдержанности». Йоська сидит, но сколько ещё таких йосек найдётся у эс-деков в запасе? А вычислить Веру они сумеют, тут он не сомневался.
Нет, действовать надлежало самим.
…А теперь, когда, словно перст судьбы, появились Игорёк с Юлькой, действовать можно было куда свободнее. Два человека, не связанные «испытаниями» в корпусе могут многое. Разумеется, при должном к тому руководстве.
Разумеется, Вере Федя ничего не сказал — откуда появились его новые приятели. Объяснил просто — мол, дальние родственники учительницы, из мхом заросшей провинции, но «текущий момент понимают правильно». Вера сперва изумлялась, но потом, сходив в гости в Ирине Ивановне, согласилась.
— Но странноваты они, конечно, — говорила она потом Феде, прежде чем расстаться в главном вестибюле корпуса. — Словно… словно… — она досадливо прищёлкнула пальцами, не в силах подобрать слово, что Веру, круглую отличницу и эрудита, всегда неимоверно злило.
— Словно нездешние они? — подсказал Федя.
— Да. Именно «нездешние».
— Провинция, — пожал плечами бравый кадет. — У них родители умерли… совсем рано. Какая-то тётка растила… так, примерно, как лопухи во дворе… Вот теперь Ирина Ивановна за них взялась, а то даже писали с жуткими ошибками…
— Ирина Ивановна может, — согласилась Вера. — Настоящий учитель. От Бога, как говорится.
— А они надёжные?
— Надёжнее меня! — заверил Федя,
