Сборник статей и интервью 2009г (v1.12) - Борис Кагарлицкий

Пример - венчурная госкомпания Sitro в Финляндии. После распада СССР в Суоми начался тяжелейший кризис. Правительство начало давать деньги под проекты, которые оценивали по следующим критериям: прибыльность, сроки возврата кредита, создание рабочих мест, социальные и экологические последствия.

Двухобщинность

Для латышской части общества настает очень важный момент. Латышам придется понять: их проблемы не с русскими, русские вообще не являются проблемой для самоопределения нации. Проблемой является созданная политическая и экономическая система. Ее нужно менять. А это возможно только совместными усилиями.

Пример Бельгии. Валлоны и фламандцы друг друга терпеть не могут, но при этом вместе строят страну - и успешно. Не обязательно друг друга любить, нужно просто рационально сотрудничать.

Русский ресурс

Что произошло в ходе кризиса 2000-2001 годов в Аргентине? Там к власти пришли неизвестные люди из заднего эшелона политиков, которым раньше не давали высунуться. Вопрос в том, есть ли у латышей такая команда? Она может быть не видна либо потому, что этих людей держат на задворках, либо потому, что их просто нет.

В любом случае, русская община на каком-то этапе должна выдвинуть свои кадры и свои идеи - не обязательно свою политическую организацию. И это было бы огромным прорывом для всего постсоветского мира. Русские люди, которые были отодвинуты в тень, могут прийти во власть с идеями, с опытом, со стратегией, которая раньше была не востребована. А у них она есть, потому что они находились в оппозиции, были оттерты от власти. Они не в ответе за нынешнее безобразие, поэтому не так деморализованы кризисом, как латыши. У русских есть интеллектуальный потенциал, эмоциональный ресурс, есть пассионарность. Но реально все это заработает, лишь когда русские люди скажут: мы хотим взять на себя ответственность, чтобы спасти Латвию. И когда латыши это примут.

Примирение

Этот сценарий вполне реален, потому что господствующая идеология в ходе кризиса потерпит крах. Рано или поздно люди начнут понимать: если им говорили неправду про кредиты, то врали и про русских. Ведь говорили одни и те же. Значит, неправда была и там, и там.

И тут многое зависит от поведения лидеров русской общины. Если русские считают себя великой нацией, то должны проявить благородство и снисхождение за все причиненные нам обиды. Они могут позволить себе не быть мелочными. Латышам и русским любить друг друга не обязательно. Но важно создать такую силу, которая способна выразить интегрированные общественные потребности снизу. Нынешняя элита не выражает общественный интерес. Она не выражает даже интересы элиты, а лишь групповые интересы внутри себя. Это самая большая драма. Ни в России, ни в Латвии, ни на Украине нет развитого буржуазного класса с его традициями политической культуры и ответственности, как в старых странах. Поэтому наши правящие воспринимают страну как охотничьи угодья. Но кризис может решительно изменить прежний ландшафт. И в этом его благо.

"Вести Сегодня +", № 4.

ПЕРЕЛОМНЫЙ МОМЕНТ

От гламура к погрому

Современное общество ценит молодость. С ней связана красота, энергия, динамизм и другие качества, которые массовое сознание вплетает в свой социальный идеал, соединяя с более общими ценностями - развитие, успех и т. д.

Традиционная мораль, отождествлявшая старость с мудростью, заслугами и опытом, давно потеряла актуальность. Старость осуждена, а потому для людей любого возраста образцом становится молодежный стиль и жизненный уклад.

Молодость перестала быть синонимом бедности. В классической литературе образ юности был воплощен в фигуре нищего студента, молодого человека с яркими порывами и большими амбициями, но без гроша в кармане. Мы помним череду французских героев - от д?Артаньяна до Растиньяка, английских - Давида Копперфильда, Николаса Никльби, Оливера Твиста, есть и русские: самым запоминающимся из них остается, конечно, Родион Романович Раскольников. Многим из этих героев посчастливилось, другим - как Раскольникову - нет. Хотя Раскольников в финале романа отнюдь не раздавленное ничтожество - он находит для себя решение внутренних вопросов, в поисках ответа на которые, собственно, он и совершил преступление.

Герои Толстого, Тургенева или грибоедовский Чацкий представляют в русской литературе благополучное аристократическое сословие, но богатство и материальные возможности не воспринимаются в качестве их принципиальных характеристик. Их привилегированное положение подается авторами как данность. Переживания, мечты, разочарования этих персонажей никак не связаны с материальным успехом.

Богатство и в западной, и в российской литературных традициях связывалось со зрелостью, а то и старостью. Оно приходило с течением времени, иногда как соблазн, иногда как вознаграждение, его надо было заслужить, либо с ним надо было как с моральным вызовом справиться.

Соединение богатства и молодости стало ключевой темой неолиберальной пропаганды на Западе в конце 1980-х годов. Отчасти как результат реально происходивших в обществе перемен: капитал стремился вернуть себе динамизм и агрессивность, утраченные на протяжении ХХ века. Система перестраивалась, открывались новые отрасли и направления бизнеса, где деньги можно было сделать быстро. Социальный разрыв дополнялся разрывом между поколениями. К концу десятилетия резко выросло число молодых миллионеров, а один из итальянских журналов вышел с красочной обложкой, объявлявшей тему номера: «Diventare ricche a trentanni» («Разбогатеть к тридцати»). Молодость теперь связывалась с шикарными яхтами, роскошными машинами, дорогой одеждой.

Наступал гламур. Джинсы, свитера и кеды не отменяются полностью (хотя появляются новые версии тех же вещей, лишенные первоначальной простоты и доступности). Но офисный стиль внедряется в молодежную моду, а одежда, ранее считавшаяся типичной для элегантных дам среднего возраста, становится популярна среди молодых девушек. Мужские костюмы и дорогие галстуки тоже реабилитируются, переставая быть символами бездушного бюрократического формализма.

На место хиппи пришел «яппи». Вместо поиска истины - стремление поскорее накопить капитал и войти в систему полноправным участником - ибо таковым может быть только настоящий полноценный собственник. Бунтующее поколение 1960-х презирало родителей, считая их мещанами и ограниченными потребителями. Прошло еще 15-20 лет, и появилась новая молодежь, смеявшаяся над наивными иллюзиями западных «шестидесятников», воспринимавшая их как бездельников и неудачников.

«Yuppies» по-английски расшифровывается как «young upward mobile professional» - молодой продвигающийся по карьерной лестнице профессионал. Кстати, понятие «профессионал» здесь отнюдь не предполагает знания или тем более опыта в какой-то определенной области, а сословно-статусную принадлежность к определенной социальной касте. Многие из таких «профессионалов» даже гордились отсутствием образования. Однако главным доказательством профессионализма становятся не достижения в специфической сфере деятельности - будь то наука, искусство или производство, а способность очень быстро сделать деньги. Вертикальная мобильность тоже измеряется именно денежными параметрами. Больше - значит лучше. В смысле, больше денег.

Впрочем, культурный переворот 1980-х затронул на Западе далеко не всех. Молодежная культура пережила расслоение. И это означало разрыв с опытом предыдущих полутора десятилетий. В 1960-е и 1970-е годы культурные образы, порожденные радикальными движениями, становились частью молодежной культуры в целом, другое дело, что политическое и идейное их содержание довольно быстро выхолащивалось. В течение двух последующих десятилетий стиль и образ жизни «яппи» существует параллельно с нормами и стилями, распространенными в других стремительно формирующихся молодежных субкультурах - каждому свое.

На поверхности это создает ощущение многоцветья и разнообразия, столь умиляющего авторов фильма «Стиляги», заполнивших в финальной сцене улицу Горького экзотическими панками, весельчаками в джинсах и девушками в яркой одежде. На самом деле, это разнообразие является результатом разрушения единого пространства молодежной культуры, ситуации в которой диалог сменяется серией никому не адресованных монологов. Сосуществование многочисленных субкультур от панков до скинов (в свою очередь делящихся на склонных к левачеству «красных» и фашизоидных «коричневых»), принимает форму отнюдь не карнавала, а, скорее, гоббсовской войны всех против всех, как в джунглях, где пестрота расцветки экзотических существ отнюдь не гарантирует их добродушия и уж точно не имеет никакой связи с вегетарианством.

Любопытно отметить, что сама идея «разноцветности» является одним из наиболее устойчивых образов правой пропаганды. Плакаты консерваторов во времена миссис Тэтчер рисовали общество, где побеждают лейбористы в виде серого однообразного пространства, которому противостоит буйство красок, порожденное рыночной экономикой. Пропагандистские телевизионные клипы, призванные объяснить народу суть проводимой Анатолием Чубайсом приватизации, основывались на переходе из черно-белого вчера в цветное завтра. По тому же принципу построено и антисоветское послание «Стиляг»: советские люди все на одно лицо, одеты в серое и черное, все как один злобно-мрачны. Тогда как положительные персонажи, «выбирающие свободу», все яркие и веселые.