Сегун. Книга 1 - Джеймс Клавелл

– Вам следовало бы знать. Вы католичка, не так ли? Вы были обращены иезуитами?

– Святой отец научил меня говорить по-латыни и по-португальски и писать на этих языках. Я не понимаю, какое значение вы вкладываете в слово «католичка», но я христианка, уже почти десять лет, и нет, они ни разу не говорили с нами о физической близости. Я никогда не читала ваших книг о ней – только религиозные книги. Телесная близость – грех? Как это может быть? Как может что-то, что дает людям радость, быть грешным?

– Спросите отца Алвито!

«Не думаю, чтобы я решилась», – призналась она себе в смятении.

– Мне приказали не обсуждать ничего, что здесь говорится, ни с кем, кроме Кири и моего господина Торанаги. Я просила Бога и Мадонну помочь мне, но они не ответили. Я только знаю, что вы с тех пор, как прибыли сюда, не принесли с собой ничего, кроме горя. Если это грех, как вы говорите, почему так много наших священников занимаются этим и всегда занимались? Некоторые буддийские секты даже рекомендуют это как одну из форм поклонения Богу. Надо ограничивать себя только в сезон дождей. Священники не дьяволы, не все из них. И некоторые из святых отцов, как известно, не чуждаются физической близости, и такой тоже. Разве они дьяволы? Конечно нет! Почему они должны быть лишены обычного удовольствия, если им запрещено иметь дело с женщинами? Глупо говорить, что все связанное с совокуплением – грех и проклято Богом!

– Содомия отвратительна, против всех законов! Спросите вашего духовника!

«Ты сам отвратителен, ты! – хотелось крикнуть Марико. – Как осмеливаешься ты быть таким грубым? Как можешь быть таким глупым? Против Бога, ты говоришь? Что за глупость! Против твоего дьявольского Бога, может быть. Ты называешь себя христианином. Нет, ты явный лжец и мошенник. Может быть, ты и знаешь немало необычных вещей и бывал в диковинных местах, но ты не христианин – богохульник. Ты послан Сатаной? Грехи? Какая ерунда!

Ты говоришь так напыщенно об обычных вещах и ведешь себя как сумасшедший. Ты выводишь из терпения святых отцов, расстраиваешь Торанагу, сеешь раздор между нами, расшатываешь нашу веру и мучаешь нас сомнениями в том, что верно, а что нет, зная, что мы не можем немедленно доказать тебе свою правоту.

Я хочу сказать, что презираю и тебя, и всех варваров. Да, варвары вокруг меня. Не они ли ненавидели моего отца, потому что тот, не доверяя им, открыто просил Городу выбросить их всех с нашей земли? Разве не чужеземцы отравили ум Городы, так что он возненавидел моего отца, своего самого верного военачальника, человека, который помогал ему даже больше, чем Накамура или Торанага? Разве не чужеземцы виновны в том, что Города оскорбил моего отца и тем свел его с ума, заставив поступать необдуманно, сделаться причиной всех моих несчастий?

Да, они отворили все это, и даже больше того. Но именно они принесли бесподобное слово Божье, и в темные часы моей нужды, когда я вернулась из ужасной ссылки в еще более ужасную жизнь, отец-инспектор показал мне путь, открыл мне глаза и душу и крестил меня. Это дало мне силы выдержать, наполнило мое сердце безграничным миром, освободило меня от вечных мук и осчастливило обещанием вечного спасения.

Что бы ни случилось, я в руках Бога. О Мадонна, пошли мне мир и помоги этому бедному грешнику преодолеть твоего врага!»

– Извините меня за грубость, – промолвила она. – Вы правы, что рассердились. Я только глупая женщина. Пожалуйста, будьте терпеливы и простите меня, Андзин-сан.

Гнев Блэкторна сразу стал стихать. Какой мужчина может долго сердиться на женщину, если она открыто признается, что была не права, а он прав?

– Я тоже прошу прощения, Марико-сан, – сказал он, немного смягчаясь, – но у нас предположить, что мужчина – содомит, самое сильное из оскорблений.

«Тогда вы все незрелы и глупы настолько же, насколько подлы, грубы и невоспитанны. Но чего еще ожидать от чужеземцев?» – сказала она себе и произнесла с покаянным видом:

– Конечно, вы правы… Я не имела в виду ничего плохого. Пожалуйста, примите мои извинения. О да… – вздохнула она. Голос Марико был так медоточив, что даже ее муж сразу бы успокоился, пребывай он в самом плохом расположении духа. – О да, это была полностью моя ошибка.

Солнце уже достигло горизонта, а отец Алвито все еще ждал в зале для аудиенций, судовые журналы оттягивали ему руки.

«Проклятый Блэкторн», – думал он.

Первый раз Торанага заставил его ждать, первый раз за многие годы. Он, Мартин Алвито, не ждал никого из даймё, даже тайко. В последние восемь лет правления тайко предоставил ему невероятную привилегию немедленного доступа, и так же сделал Торанага. Но тайко даровал эту милость из уважения к тому весу, который приобрел в Японии отец Алвито, и к его дальновидности в делах. Знание тайных пружин международной торговли помогло Мартину увеличить и без того невероятно большое состояние тайко. Будучи почти неграмотным, тайко обладал удивительными способностями к языкам и безмерным знанием политики. Так Алвито посчастливилось сесть в ногах у деспота, чтобы учить и учиться и, если на то будет воля Божья, обратить в свою веру. Это была особая работа, которой он дотошно овладевал под руководством дель Акуа, находившего ему лучших учителей из числа иезуитов и португальских купцов, что торговали в Азии. Алвито стал наперсником тайко, одним из четырех человек – и единственным иностранцем, – допущенным в личную сокровищницу тайко.

В нескольких сотнях шагов была главная башня замка, хранилище. Она возвышалась на семь этажей, защищенная множеством стен и укреплений. На четвертом этаже имелось семь комнат с железными дверьми. Каждая была забита золотыми слитками и ящиками с золотыми монетами. Этажом выше располагались серебряные кладовые, а еще выше – вместилища редких шелков и керамики, а также арсенал, где хранились мечи и другое вооружение.

«В нашем современном исчислении, – думал Алвито, – стоимость всего этого должна составлять по крайней мере пятьдесят миллионов дукатов, больше годового дохода всей испанской и всей португальской империи, а также остальной Европы, вместе взятых. Самое большое личное состояние на земном шаре, воплощенное в сокровищах.

Разве это не самое большое достижение? – размышлял он. – Разве тот, кто распоряжается в Осакском замке, не имеет власти над всем этим немыслимым состоянием? И разве это состояние не дает ему власти над всей страной? Не для того ли Осаку сделали неприступной, чтобы защитить богатство? Не за тем ли страну залили кровью, чтобы в этой неприступной цитадели надежно хранить золото до того времени, когда вырастет Яэмон?