Леди Удача - Патриция Гэфни

– Знаешь, если бы ты ушла от меня, я все равно заставил бы тебя вернуться. Я бы опять порвал твои деньги, Касс, я отнимал бы их и рвал всякий раз, как они заведутся у тебя в кармане, чтобы ты оставалась со мной.

Кассандра прижалась губами к жилке, бьющейся у него на шее.

– Нет, я не верю. Ты не стал бы этого делать. Ты бы меня отпустил, и мы оба были бы несчастны. Риордан задумался.

– Ну, может быть, – согласился он. – Мне очень стыдно за то, что я это сделал… порвал твои деньги. Я ничего другого не мог придумать, чтобы тебя удержать.

– Ладно, забудь об этом. Я жалею о другом: надо было раньше сказать тебе, в чем дело. Но я чувствовала себя такой униженной, что просто не могла себя заставить об этом заговорить. Я думала, что ты посмеялся надо мной, Филипп. Унизил мою гордость. Мне казалось, что, если я заговорю, это даст тебе лишний повод поиздеваться надо мной. Поэтому я молчала. И совершенно напрасно: надо было крикнуть об этом прямо тебе в лицо в тот день, когда ты ворвался к Колину и силой потащил меня домой. Мы бы не потеряли столько времени зря.

– Ты была обижена, оскорблена. Я тебя не виню. Страшно подумать, как ты, должно быть, меня ненавидела.

– Никогда! У меня никогда не было ненависти к тебе, даже в самые черные дни. Я всегда тебя любила.

Это было не время для слез, но им обоим захотелось плакать. Вместо этого они поцеловались – печально, нежно, словно смакуя на языке горьковатый привкус прошлого перед тем, как окончательно с ним расстаться.

После недолгого молчания Риордан повернулся на бок, чтобы видеть ее лицо, и положил руку ей на талию.

– Кто сказал тебе, что мы не женаты?

Кассандра ждала этого вопроса, но готового ответа у нее не было. Она не могла заставить себя выговорить роковое имя. «Худо-бедно, но он заменил мне отца», – однажды сказал ей Риордан. И теперь она одним словом должна все это разрушить? Нет, она на такое не способна. Пусть это малодушие, но она решила дать Куинну возможность самому все сказать Филиппу. Если он этого не сделает, тогда она возьмет ответственность на себя и расскажет мужу всю правду. Но было бы гораздо лучше, если бы Филипп услышал неприятную новость от самого Куинна. Может, у него есть какое-то объяснение или, вернее, оправдание тому, что он натворил? У нее не укладывалось в голове, какими мотивами можно было оправдать такой поступок, чем руководствовался человек, причинивший им столько страданий своей ложью, но она готова была предположить, что такое объяснение существует.

– Я тебе скажу, когда мы поженимся, – сказала она вслух.

Он нахмурился и уже открыл было рот, чтобы начать спорить.

– Повторим наши клятвы, – торопливо добавила Кассандра.

Риордан приподнялся на локте.

– Ты все еще мне не веришь!

– Нет, дело не в этом. Я…

– Ты собираешься покрывать клеветника до тех самых пор, пока не будешь совершенно уверена, что я не лгу! Так?

– Нет! Я тебе верю. Меня бы сейчас здесь не было, если бы я не верила!

В правдивости своих последних слов она сама была не вполне уверена и решила поразмыслить об этом на досуге.

– Тогда скажи мне, кто это.

Кассандра села на постели и повернулась к нему лицом.

– Послушай меня, Филипп. Будет лучше, если этот человек… о, черт! Если я начну объяснять, почему не могу тебе сказать, ты сразу догадаешься, о ком речь! Прошу тебя, просто поверь, так будет лучше. Ведь ты мне доверяешь? Долго ждать не придется, я обещаю. Клянусь тебе, я все скажу, когда мы обвенчаемся, если только этот человек…

Она умолкла в бессильной досаде. Как ей был ненавистен этот секрет!

– Просто доверься мне, – продолжала она. – Я тебе верю и люблю тебя всем сердцем. Но давай больше не будем об этом говорить. Мне бы очень не хотелось поссориться с тобой сегодня.

Риордан протянул руку и привлек ее к себе.

– Ладно, Касс, сейчас я не буду об этом спрашивать. Видит Бог, я тоже не хочу ссориться.

Он начал ее целовать и так увлекся, что потребность узнать имя клеветника отодвинулась, вытесненная другой, более сильной жаждой. Но хотя страсть вспыхивала между ними снова и снова, пока тянулся этот вечер и бесконечная ночь, навязчивая мысль о том, что кто-то пытался им навредить, разлучить их друг с другом, точила его исподтишка. И пока Касс не станет доверять ему настолько, чтобы открыть всю правду, их враг будет торжествовать.

16.

Прошло четыре дня. Стены дома сотрясались от их смеха, даже слуги заулыбались впервые за несколько недель и весело забегали по дому, выполняя поручения молодой хозяйки. Если это и есть жизнь в грехе, решила Кассандра, ей наплевать. «В сладостном плену» – такое выражение она однажды вычитала в романе, и теперь оно ей вспомнилось. Именно так она чувствовала себя сейчас: в сладостном плену у своего мужа.

Риордан шутливо ворчал, что, пока они предаются любви, а потом отсыпаются, чтобы набраться сил, на работу времени не остается, а между тем до выступления с законопроектом о смягчении уголовной ответственности осталась всего неделя. Они вновь переживали медовый месяц с той лишь существенной разницей, что теперь оба они были влюблены и не боялись признаться в этом.

Только категорический отказ Кассандры назвать имя человека, оклеветавшего его, омрачал их безоблачное счастье. Как только Риордан понял, что вся его настойчивость ни к чему не приведет и она ничего ему не скажет, он перестал ее расспрашивать, но их обоих неотступно преследовало ощущение мучительной недоговоренности. Кассандра написала Куинну сухую записку с объяснением своих условий – пусть он расскажет Риордану правду еще до венчания, или ей придется сделать это самой, но пока не получила никакого ответа.

Дата их второго венчания все еще не была определена. Преподобный Уэст никак не желал согласиться с Риорда-ном и стоял на том, что, поскольку доказательств их первого бракосочетания не существует, надо начинать все сначала: сделать оглашение и провести традиционную церемонию венчания. Потеряв терпение, Риордан обратился через его голову прямо к лондонскому епископу, и переговоры уже шли полным ходом.

Не могло быть и речи о проведении традиционной церемонии: это было равносильно признанию первого брака незаконным. О себе и о том, как скандал может отразиться на его карьере, Риордан совершенно не думал, но ему хотелось по мере сил уберечь Кассандру: она и без того уже достаточно настрадалась за свою короткую жизнь от сплетен и пересудов. Сам же он готов был с радостью жениться на ней снова как в первый раз. Главное, оставить все недоразумения в прошлом.

…Настало утро пятого ноября. Все еще в ночной рубашке Кассандра сидела в изножьи постели, обнимая кроватный столбик, и следила за одеванием своего мужа. Он надел белую рубашку и шейный платок, черные панталоны и черный жилет; его черный камзол висел на спинке стула. Камердинера он отослал, чтобы побыть с ней наедине несколько минут до ухода из дома. Она смотрела, как он зачесывает назад блестящие, черные с серебром волосы… При этом ему пришлось согнуть колени и слегка присесть, чтобы увидеть макушку в зеркале-псише. Он был не из тех, кто часами любуется на свое отражение: бросил один критический взгляд в зеркало, смахнул с плеча воображаемую ворсинку и отошел. Туалет был завершен.