Кавалер Золотой Звезды - Семен Бабаевский

Лена удивленно подняла голову, и этот ее строгий взгляд, и ее румяное лицо показались Ванюше такими красивыми, что он уже не мог устоять и присел на столб.

— Лена, в тот вечер…

Ванюша не договорил. Лена вдруг рассмеялась и так радостно, что и ее смех, и белые зубы, и голубые с крапинками глаза были Ванюше до того приятными, что он, и сам не зная отчего, тоже рассмеялся.

— Ванюша, — сказала она ласково, — ты не вспоминай тот вечер… Он давно прошел и уже никогда не вернется, а лучше помоги мне…

— Леночка! — Ванюша вскочил. — Приказывай все, что хочешь, — вмиг сделаю! Да если ты только скажешь…

— А Сергей? Скоро тебе нужно ехать.

— Теперь все обождет! И Сергей Тимофеевич, и все на свете! Раз я решился…

— На что же ты решился? — при этом Лена так улыбнулась, что у Ванюши потемнело в глазах.

— На то я решился, на то… — Ванюша тяжело вздохнул:- На все я решился, потому как люблю тебя, Лена!

— Меня? Так я же замужем была! Разве ты не знаешь?

— Ничего мне не надо знать, ежели ты мне по душе…

— Ва-ню-ша! Ой, какой ты страшный!

— Сам я теперь не свой, вот и страшный!.. Лена, говори, что мне делать?

— Помоги яму вырыть.

— Хоть десять! — Ванюша ударил шапкой о землю, снял пояс, засучил рукава. — Давай лопату! Где рыть?

— Милый Ванюша! Ты не страшный, а очень славний!

Ванюша вонзил острие лопаты в землю, наступил ногой и уже ничего не слышал.

Прошла неделя, и по Усть-Невинской поднялись, как лес, столбы, отсвечивая на солнце белыми серьгами изоляторов. Вид станицы как-то сразу изменился. От непривычки и улицы казались шире, и дома выше, и изгороди исправней. Будто б все оставалось прежним: и деревья, как и во всякую весну, дружно покрывались зеленью, а только вдоль садов возвышались столбы, и на них то там, то здесь карабкались электрики, уже натягивая провода: и яблони, как всегда, зацвели буйным цветом, а только на фоне этой пышной белизны величественно рисовались все те же столбы… На площади они описали размашистый круг, а затем разбежались кто куда: одни по улицам, другие вдоль реки, третьи к амбарам и на колхозные дворы, а самая длинная цепь, обогнув Верблюд-гору, протянулась к саманному домику птицеводческой фермы…

А курам в это время не было решительно никакого дела до того, подошли на птичник столбы или не подошли: они встречали весну таким крикливым кудахтаньем, что оно было слышно в станице. В курник, где ярусами вдоль стены, точно ложи в театре, висели плетенные из соломы гнезда, набилось столько хлопотливых несушек, что там образовался настоящий куриный базар. «Я-я несу яйцо! Я-я несу яйцо! А я уже снесла! А я уже снесла!» — разносилось на все голоса.

Петухи тоже были небезучастны: одни стояли у порога, другие взбирались на крышу и, поднимая головы, кричали изо всей силы:

«А что там за шум! А-а! Мы знаем, что там за шум! А-а! Мы знаем, почему все разом кричите!..»

Молодой, зимней выводки петушок с острым, еще не вполне оформившимся гребешком и куцым хвостом молодцевато взлетел на крышу невысокого сарайчика и, топча солому длинными, еще без крючковатых шпор ногами, кричал что есть мочи: «Ага! Я же вам говорил, что пришла весна!»

— Ой, какой же крикун! — сказала Ирина, глядя на молодого петуха. — Все орут — и он туда же!

Ирина вошла в птичник. Длинное и низкое помещение с широкими на юг окнами было залито солнцем. Свет падал полосами, и куры, сбившись у гнезд, казались не белыми, а с зеленоватым отливом на спинках и на шеях. Над головой у нее с паническим криком пролетела курица. Ирина подошла к гнезду. В нем лежала белая горка яиц, — видимо, в этот день побывала здесь не одна несушка. Ирина подоткнула фартук и осторожно начала брать яйца. В другом конце птичника Марфа Игнатьевна тоже выбирала яйца и складывала их в корзину, надписывая на каждом дату и порядковый номер.

— Иринушка! — крикнула мать. — Не приезжал Сережа?

— Обещал, а почему-то нету.

— Ну, приедет, ежели обещал! Дорога теперь у него одна, да к тому еще и знакомая.

Вот уже прошел месяц, как Ирина считалась невестой Сергея, приближалось и время, когда она станет его женой. Все эти дни, занималась ли она с Виктором, или была занята каким делом, находилась ли одна, или в компании, мысленно она постоянно была с Сергеем.

Постепенно, сама того не замечая, Ирина научилась понимать Сергея с полуслова, умела по взгляду, по одной лишь улыбке или по движению его широких бровей узнавать, чем он взволнован или обрадован. И, может быть, потому, что Ирина так часто и подолгу думала о нем, в ней произошли любопытные перемены: она жила теми же интересами и заботами, какими жил Сергей, и это ее радовало…

Если Сергею хотелось, чтобы как можно быстрее был завершен в районе сев, то такое же желание возникало и у нее, и она, сочувствуя ему, говорила: «Сережа, а ты дай указания председателям, чтобы они поторопились…» Как-то раз Сергей в разговоре с ней похвалил Стефана Петровича Рагулина, — и Ирина согласилась с ним, что лучшего председателя колхоза нельзя найти во всем районе. Сергей пожаловался ей, что не любит сидеть на слишком затянувшихся заседаниях, — и Ирина уже считала, что нужно проводить заседания короткие… Из-за Сергея Ирина поссорилась с Анфисой.

Случилось это в тот день, когда по просьбе Ниловны, Анфиса и Семен пришли на птичник проведать свою будущую родственницу. Ирина встретила гостей радостно, пригласила в хату, усадила за стол и накормила обедом. Семен был в черной, из мелкого курпея, кубанке, которую купил на базаре, и в этом наряде «под казака» он был смешным, не таким, каким встретила его Ирина на полустанке.

— Семен, это ты что же — в казаки приписался? — спросила Ирина.

— Фасонит, — сказала Анфиса, — бате угождает.

— Просто нравится — вот и ношу.

Анфиса готовилась стать матерью, и хотя она нарочно сшила себе слишком просторный сарафан со сборками и напусками, но и такой костюм уже не мог скрыть ее беременности. Ирина смотрела на Анфису, и этот вид молодой женщины и радовал и пугал ее.

— Анфиса, ой, какая ж ты стала! — шепотом, на ухо, сказала Ирина.

— Скоро и сама будешь такая, — ответила Анфиса.

За обедом Семен частенько посматривал на Ирину. Видя ее матово-темное лицо, умные глаза, он живо представлял себе и глухой полустанок, и лениво плетущихся огненно-красных быков, и смуглолицую возницу… И думалось ему: как же недавно все было, а сколько за это время произошло перемен! И какие перемены!

— Казак! — сказала Ирина. — Я догадываюсь, чего ты на меня так посматриваешь. Небось припомнил, как я тебя и Сережу из беды выручила на том полустанке? И где вы взялись на ту пору?

— Тебе тогда, наверно, и в голову не пришло, что на твоем возу сидят сразу два жениха! — Тут Семен нарочно надел кубанку и лихо сбил ее на лоб.

— А ты не очень гордись, — сказала Анфиса. — Не было бы тебя и Сережи, так мы бы с Ириной еще бы не таких женихов себе нашли. В девках бы не сидели. Правильно, Ирина?

— Не знаю…

— Вот видишь — она не знает, — сказал Семен. — Значит, я прав. Да и женихи-то какие — первый сорт! — Он обратился к Ирине: — Только вы с Сережкой что-то чересчур запаздываете. Погляди на мою Анфису! Женщина, можно сказать, в полной боевой форме!

— А ну тебя, Семен, — смущенно проговорила Анфиса.

— Анфиса, да ведь это же правда, — все так же весело сказал Семен, — поджидаем маленького казачонка.

— А разве ты казак? — еще не оправившись от смущения, спросила Анфиса. — Кубанку купил — так думает, уже и казак!

— Как он думает, это не имеет значения, — рассудительно ответила Ирина. — Раз ты, Анфиса, казачка, значит, и муж у тебя казак, и ребенок будет казачонком.

— Вот это сказано по-моему! — воскликнул Семен. — А все ж таки мой друг слишком медлит… В других-то делах он дюже щирый да торопливый… Я на него обиделся. Не за то, конечно, что он так долго не женится, а за горячность… Мне сдается, что на фронте он был куда спокойнее. — Семен обратился к Ирине: — Веришь, позавчера он вызвал меня и Савву с отчетом на заседание исполкома. Сам сидит за столом и чертом на меня косится, будто я ему зло какое сделал…

— Значит, сделал, коли он на тебя так посмотрел, — сказала Ирина. — Сережа зря серчать не будет.

— А откуда ты его так быстро разузнала? — не без ехидства спросила Анфиса. — Я, кажись, лучше тебя знаю своего брата. Тоже спичка! Если что не по нем — может ни с того ни с сего воспламениться.

— Досталось тогда и мне и Савве, — продолжал Семен. — Мне — за строительство плотины, а Савве — за плохую доставку столбов.

— И правильно! — смело заявила Ирина.

— Что «правильно»? — вспыхнула Анфиса.

— А то, что Сережа хорошенько поругал Савву и Семена. Он понапрасну никого не станет обижать.

— Ой, ой, ой! — воскликнул Семен. — Что я слышу? Ты ли это, Смуглянка? Да ты не в жены годишься моему другу, а в заместители!