Древняя Русь и Великая степь - Лев Гумилёв

Зато теистические идеологические системы — христианство, ислам, индуизм и митраизм — имеют четкие черты сходства и менее глубокие различия. Однако культуры, с ними связанные, оригинальны, что указывает на невозможность однозначного сведения этнологических проблем к теологическим: хотя учет последних имеет значение при изучении этнических контактов, но только как своеобразный индикатор культур.

А в Монголии XII в. был подлинный стык исповеданий. Кераиты были несторианами, найманы — несторианами и буддистами, татары и чжурчжэни — шаманистами, тангуты исповедовали «красный» буддизм, уйгуры — буддизм Хинаяны и несторианство, «лесные народы» Сибири имели свои родовые культы, а древние монголы исповедовали религию бон — восточный вариант митраизма. В Риме митраизм был воспринят как культ Непобедимого Солнца и распространялся главным образом среди легионеров, потому что Митра осуждал нарушение клятв, обман доверившегося и предательство. На Востоке Митра выступал как Бог Белый Свет — космическое божество, Небо, для которого Солнце — только «Глаз Митры». Но мировую справедливость он соблюдал и в Монголии. И поскольку самым страшным, непрощаемым грехом митраисты считали предательство, в том числе убийство гостя, то воздаяния за убийство послов были вызваны не только практическими соображениями, но и глубоким убеждением или наследием древнего мировоззрения, впитанного монголами в плоть и кровь.

Надо сказать, что закон о неприкосновенности послов монголы выполняли столь последовательно, что позднейшие дипломаты должны были скинуться на памятник Чингисхану и его закону, потому что в древности и в Средние века убийство чужеземца преступлением не признавалось. Поэтому люди XIII в. искренне обижались на монголов, забывая причину, вызвавшую репрессии.

Хунны и древние кочевники не сумели достигнуть таких результатов. В этом одно из принципиальных отличий хуннов и уйгуров, легко воспринимавших чужие религии, от монголов, соблюдавших Ясу. Другие монголы, противники Ясы и враги Чингиса, верные старым обычаям, добавили наклонности к грабительским набегам, практику предательства друзей и гостей.

Венгерский монах Юлиан, совершивший два путешествия в Великую Венгрию (Заволжье), в 1235 и в 1236 гг.,[811] описал этнос, сменивший самоназвание «измаэлиты» на «татар».[812]

Будто бы государь татар Гургута[813] имел воинственную сестру, которая, совершая набег на соседнее племя, попала в плен. Вождь этого племени изнасиловал ее и казнил. Гургута счел несправедливым двойное наказание и объявил этому вождю войну. Убийца «со своими» бежал к султану Орнаха (Ургенч[814]).

А после этого,[815] в стране куманов «вождь с реки Буз»[816] Гурег, напал на другого вождя, Витута, победил его и ограбил. Витут с двумя сыновьями бежал к султану Орнаха, но тот, приняв его, повесил на воротах. Сыновья успели бежать обратно, но Гурег схватил старшего и разорвал его конями. Младший бежал к Гургуте и умолял о помощи и справедливости. Гургута согласился и победил и Гурега, и султана города Орнаха, после чего, «подчинив себе царство персидское», напал на куманов и подчинил себе их страну. Оттуда они (татары) воротились в Великую Венгрию и через 14 лет покорили ее.

134. А могло ли быть иначе?

Конечно, могло! Тэмуджин мог погибнуть от случайной стрелы или от болезни, находясь в чжурчжэньском плену. Его брат Хасар был храбр и силен, но других талантов у него не было. Пассионарные люди были среди противников Чингиса в не меньшем числе, чем в его Орде. Сам Чингис талантом полководца не обладал. Зато он умел находить и привлекать на свою сторону талантливых людей, становившихся прекрасными полководцами. И они ни разу его не подвели. Но так как эти нойоны и нухуры оставались верны потомкам Чингиса, выбираемым самими воинами на курултаях, то, надо думать, они служили не персоне Тэмуджина, а тому правопорядку, выражением которого была Яса.

Но коль скоро так, то можно предположить, что создание мировой империи было запрограммировано пассионарным толчком и она просто не могла не возникнуть. Отнюдь нет! Огромной империи могло и не быть, если бы в 1201–1206 гг. монголы Чингисхана не одержали несколько побед над своими соплеменниками и соседями. Только тогда процесс стал лавинообразным, хотя и тут полный детерминизм неуместен: египетские мамлюки, чехи и японцы отразили монгольский натиск.

Но ведь то же самое могли сделать меркиты, кераиты, татары, найманы и, наконец, талантливый полководец Джамуха. Верно, но что от этого изменилось бы? Было бы меньше побед в борьбе с чжурчжэнями: в Средней Азии и Иране вместо монголов свирепствовали бы печенеги и карлуки, а на Руси… но об этом потом. От того, что малочисленная Орда Чингиса перестала бы существовать, не возникла бы Яса, а продолжало бы действовать обычное право. И все!

Однако одержать полную и окончательную победу над обычаями Ясе не удалось, так же как принцип «народ — войско» возобладал над принципом «народ — союз племен» лишь временно, до трагических событий конца XIV в.

В Китае монгольские воины, находившиеся на постое в домах китайцев, были зарезаны в одну ночь, после чего уцелевшие монголы с ханом в 1369 г. вернулись в Степь, обезлюдевшую и обескровленную, и перешли к обороне, крайне неудачной. Тогда защиту Степи от китайской агрессии возглавили ойраты — отсталые племена, сохранившие начальный пассионарный потенциал и старые обычаи. Они не были «добрее» монголов, но ареал их военных операций был уже. Из-за этого европейские ученые не удостоили их созданием очередного мифа.

В Золотой Орде, после того как она стала мусульманским султанатом, возникла «великая замятня», за которой последовал политический распад государства и этническое разделение на татар казанских, крымских, астраханских, сибирских, ногайских и казахов. Все они вернулись к обычаям предков и в ряде случаев восстановили республиканский строй — племенные союзы, или джусы.

В Средней Азии и Иране возникла мусульманская реакция на засилье кочевников. Возглавил ее отюреченный монгол (барлас) Тимур, восстановивший было Хорезмийский султанат, разрушенный монголами. Здесь Ясу заменил шариат, нухуров — гулямы, хана — эмир, свободу вероисповедания — мусульманский фанатизм. Монголы в этих странах, завоеванных их предками, сохранились лишь как реликт — хэзарейцы в Западном Афганистане. Вместе с Ясой исчезли стереотип поведения, способность к сопротивлению и собственная культура. Часть потомков завоевателей мира стала буддистами, часть — мусульманами, часть, смешавшаяся с русскими, — христианами. И все это преображение кочевого мира совершилось всего за 200 лет. Как это могло произойти так быстро?

Обывателю свойственны две крайности, часто совмещающиеся при игнорировании логики: фатализм и волюнтаризм. Он считает, что либо все происшедшее было неизбежно, либо оно произошло благодаря доброй или злой воле тех или иных деятелей. Первый вариант удобен потому, что он избавляет от необходимости думать и искать причинно-следственные связи, второй — потому, что он дает разгуляться чувствам и заменить анализ симпатиями или антипатиями. Так, один современный автор озаглавил свою книгу так: «Жизнь Темучжина, думавшего покорить мир»[817] (выделено мною. — Л. Г.). Вот уж кто не мог даже мечтать о престоле, когда он таскал на себе тайджиутскую колодку, когда его молодую жену увезли меркиты, когда его покинули родные дядя и брат, предал спасенный им Ван-хан и когда на него навалилось огромное войско найманов. В эти годы Тэмуджин думал, как спасти жизнь своей семьи и свою, а то, что ему удалось одержать победы над могучими и безжалостными врагами, — это вопрос, который следует ставить корректно.

Конечно, все можно свалить на судьбу, которую нынче называют «исторической закономерностью». «Они, мол, победили потому, что не могли не победить» — это часто можно слышать, но не стоит слушать. Ход событий статистичен, но в нем всегда бывают зигзаги, определяемые вероятностью уклонений. Для истории человечества это мелочи, а для живых людей — отнюдь нет.

После этих событий история Азии пошла так, как будто Чингисхана и его завоеваний не было. От них осталась лишь память. «Но, — спросит читатель, — для чего же написана эта книга, если она не дает простых ответов и оценок?»

А вот для чего. Этносы возникают как природные феномены вследствие пассионарных толчков — мутаций. Надо показать, как это происходит. Этнические системы теряют энергетический заряд вследствие энтропии, из-за чего молодые этносы потенциальнее старых. Это объясняет успехи монголов в XIII в. и их быстрый упадок в XIV в. Объяснение кровавых событий путем сопоставления их с натуральными катаклизмами снимает стремление к дискриминации отдельных этносов, переживающих фазу подъема пассионарного напряжения. Это протест против расизма и европоцентризма, ибо каждый ныне спокойный этнос пережил свою буйную молодость. И, наконец, монголы, тюрки, хунны, сарматы и скифы ничем не хуже эллинов, римлян, арабов, французов, немцев, англичан, потому что закономерности этногенезов глобальны. А то, что каждый этнос имеет право на свою культуру, свой строй мыслей и свои идеалы, увы, приходится доказывать. И кочевники Великой степи не исключение. Для этого написана книга.