Белый воин - Алексей Осадчук

…Олав мчался одним из первых, несмотря на свою ещё не зажившую до конца ногу. Он почему-то сразу поверил словам чужака и, недолго думая, ринулся ему вдогонку. Правда, слово «ринулся» не совсем подходило – он, в сравнении с чужаком, просто пополз, как черепаха из Горных озёр. Тот словно растворился в воздухе – настолько быстр он был. Ещё в палатке, когда чужак отсёк клок волос с дурной башки Варди, Олав понял: всё, что рассказывали о нём – правда. Такой скорости он никогда не видел!

Особого удивления от услышанного приказа о переходе чужака под его командование не было. Он после того боя за воротами уже ничему не удивлялся. И когда очнулся в тёплой норге под присмотром друидов, и когда сам конунг дал ему десяток из сотни стрелков, удивления не было. Раз Творец сохранил ему жизнь, знать, ещё рано ему за Берег. Правда, было чувство, будто стал он другим. Вроде бы и тот же – ан нет. Часто ловил он на себе странные взгляды своих сородичей лоримов. Смотрели на него теперь по-иному. Не так как ранее. Будто не Олав Рысь был пред ними, а совсем другой человек, чужой, что ли. И так это было приметно, что сердце рвалось на части от горькой боли. Только побратимы, – старший Валдо Белоус, да новый, с которым они побратались совсем недавно, Хальви Сова, – по-братски тепло относились к нему.

Что ж, сколько не сверши подвигов за свою жизнь и сколько ни старайся, всё равно ты останешься сыном своего отца. И Олав Рысь навсегда останется сыном Рипея Рыжеуса, предавшего свой род. Только одна отрада: сестрёнки младшие по закону и слову конунга не понесут на себе более бремени позора, смытого кровью. Заберут их мужья в свой род и не вспомнят даже о прошлом. На том и закон лоримов.

Нынче увидел пред собою Олав такого же чужака, как и он сам. И стоял он перед сотником не как пришлый, а как гордый свой! И столько силы было в его твёрдом взгляде и в его гибком стане, что помстилось Олаву, будто не они решают кто здесь чужой, а именно этот странный и необычный чужак. А уж когда увидел он, как легко пришлый воин держит свой меч, да услышал голос схожий на рык ра-хана, враз почуял – изменилось что-то и в его жизни.

Бежали недолго. По пути к лагерю к полусотне присоединялись всё новые и новые люди, были и вои и простые мужики, вооруженные кто рогатинами, кто топорами, а кто и луками. Шум и страшный рев, доносившийся из лагеря, был слышен ещё на подходе.

Стана стрелков не было видно, но в сердце уже зрело острое чувство ужаса предстоящей схватки. Олав на бегу раздавал наказы воям, что были в бронях, выходить вперёд, а стрелкам готовиться к стрельбе. Другие десятники, вторя Олаву, раздавали те же приказы остальным. Хотя все и так понимали, что к чему.

Когда, наконец, показался лагерь, или скорее то место где он раньше был, впереди бегущие вои на мгновение запнулись. Такого ещё никто никогда не видел. Тарков было много… очень много. То ли дело когда враг за стенами, а тут гляди – вот он прямо перед тобой. Они огромной серой волной поглотили все пространство напротив. Ни шатров, ни навесов не было более. Спящих воинов, после ночной варты, просто растерзали.

Олав почувствовал, будто ему за шиворот высыпали горсть красных кусачих муравьёв. Оглянувшись на миг, он увидел, что его воины находились в том же состоянии что и он. Это, как ни странно, выдернуло из холодных тисков ужаса, и он стал громко, стараясь, чтобы его голос не дрожал, выкрикивать команды на построение. Смотря в лица своим подчинённым и их командирам, Олав читал в их глазах первобытный ужас, но были и такие, что переступили через свой страх. В их взглядах теплился огонь гнева и ярости.

Рысь видел и чужака. Он видел его среди серых тел врагов. Его силуэт то возникал, то исчезал, сея смерть вокруг себя. Он восхищенно смотрел, как тарки умирали под молниеносными ударами, как постепенно тело чужака наливалось серебряно-белым светом. О! Сейчас многие видели этот чудесный завораживающий танец смерти! Казалось, будто пришлый воин сам сдерживает многотысячную волну монстров Ледяного леса.

С трудом, оторвав взгляд от смертельной пляски удивительного витязя, десятник повернулся к построившимся за его спиной воинам. Всё это происходило очень быстро, хоть и казалось, что целую вечность.

До тарков оставалось шагов полтораста. Строй сбили на удивление слаженно, хоть и были в том строю воины из разных десятков, а то и вовсе обычные мастеровые или крестьяне. Правда, они держались за спинами тех, что имели щиты и брони. Лучники по команде десятников уже выпускали свои стрелы, сея смерть в бушующем море из вражеских тел.

Наконец это море всколыхнулось и потекло прямо на их маленький хлипкий строй. Пока тарки добежали до первого ряда, стрелки успели выпустить ещё по три, а, кто половчее, то и все пять стрел. Именно лучники и смогли нанести хоть какой-то урон, прежде чем набегающие тарки не смели их хрупкий заслон. Перед тем как в глазах Олава померк свет, он ощутил странную обиду за то, что его воины продержались так мало…

…– Но отец! – Аная была непреклонна. – Ты мне не веришь? Хорошо. Тогда поспрошай тех женщин, что шли со мной. Им то ты точно поверишь? Ведь так?

– Чадо, я верю тебе, верю… – Икер сидел сейчас на своём кресле посреди дома и о чем-то, казалось, задумался. Он уже поговорил с Альди об этом чужаке и много мыслей не давали ему покоя. – Ведь ты не будешь отрицать, что этот твой Ксандр как-то связан с появлением Тёмного, из-за которого мы сейчас заперлись в городе, будто стайка перепуганных жмыхов? Верно?

Не скрылось от него, как вспыхнуло лицо дочери от его слов, особенно когда он сказал «твоего Ксандра». Этого ему только не хватало! Ишь, как разрумянилась! Неужто, полюбился ей этот пришлый!

– Да, батюшка, – она всегда так говорила, когда хотела смягчить отца. – Только вот… чего тебе гадать? Сам и поговорил бы с ним. Кем бы он ни был, меня то он все-таки спас из лап тарков. А дальше уже решишь, как быть после разговора с ним.

«Ох, хитра! – восхитился он дочерью, враз изменившейся с бушующей на покорную. – Как плетёт! Ох, как плетёт!» А вслух сказал:

-Добро, быть по сему. Поговорю я с ним. Только ещё в пути, пред воями он попросился на стену. Я ему этого запретить не в силах. Пусть станет плечом к плечу с лоримами и покажет – на что справен. А я погляжу. А уж потом и поговорим.

-Эх, батюшка, ты даже не представляешь, каково будет твоё удивление! – она говорила мягко и покладисто, только вот Седовлас всё же заметил в её взгляде что-то особое, крепкое, стальное.

Аная поклонилась отцу, чем заставила его удивлённо поднять правую бровь и молча развернулась и направилась к выходу из большого дружинного дома. Только когда тяжелая окованная дверь осталась позади, девушка дала волю своим чувствам. Вытирая крепко сжатыми кулаками выступившие слёзы обиды, дочь конунга спустилась во двор, где её ждали четверо телохранителей из отцовой дружины.