Другая Болейн - Филиппа Грегори

Из спальни Анны доносились звуки шумного спора. Георг и я только что вернулись с верховой прогулки, взглянули на свиту Генриха и придворных дам Анны — все притворяются, что вовсе и не слушают, а на самом деле навострили уши и ловят каждое слово из-за толстой двери. Гневный голос Анны, недовольный бас короля.

— Зачем они ей нужны? Ну зачем? Она что, опять вернется ко двору на Рождество? Сядет на мое место, а меня выкинут отсюда, теперь, когда вы меня добились?

— Анна, Бога ради!

— Нет, если бы вы меня любили, мне бы и спрашивать не пришлось! Как я могу ехать во Францию в каких-то побрякушках, а не в украшениях, подобающих королеве? Что вы думаете — повезете меня во Францию, маркиз с парой дешевых бриллиантиков?

— Эти бриллианты дешевыми не назовешь…

— Но и не королевскими!

— Анна, их для нее купил мой отец, когда она первый раз вышла замуж. Я тут ни при чем…

— Как это вы ни при чем? Они принадлежат английской короне, они подарены королеве. Если я буду королевой, значит, они принадлежат мне. Если она королева— они ее. Вам выбирать!

Голос Генриха достиг громового рыка:

— Бога ради, что тебе еще надобно? Я все ради тебя сделал. Окружил тебя такими почестями, какие ни одной женщине в мире не доставались. Чего тебе еще надо? Платье ее? Чепец с головы?

— И того, и этого, и всего остального, — кричала Анна в ответ.

Генрих распахнул дверь, все заговорили преувеличенно оживленно, будто не замечая короля. Потом, как по команде, повернулись, принялись низко кланяться.

— Увижу вас за ужином, — ледяным тоном бросил король Анне через плечо.

— Не увидите, — громко ответила она. — Меня уже тут не будет. Поужинаю в дороге, а завтракать буду в Гевере. Вы со мной обращаетесь без достойного уважения.

Он повернулся, вошел в спальню, резко захлопнул за собой дверь. Все придворные опять навострили уши — не увидеть, так хоть услышать.

— Вы меня не оставите.

— Я не буду королевой наполовину, — прозвучал страстный голос. — Либо я ваша, либо нет. Либо вы меня любите, либо нет. Либо я ваша, либо ничья. Со мной ничего не бывает наполовину, Генрих.

Послышался шелест платья — ясное дело, полез обниматься — и радостный вздох сестры.

— Получишь все бриллианты королевской сокровищницы и барку королевы в придачу, — хриплым от страсти голосом пообещал король. — Будет у тебя все, что твоей душе угодно, коли дала то, о чем я так мечтал.

Георг встал и поплотнее закрыл дверь.

— Партию в карты? — объявил он весело. — Сдается мне, времени у нас предостаточно.

Сдавленные смешки, кто-то вынул колоду карт, кто-то стаканчик с костями. Я послала пажа за музыкантами, пусть будет побольше шума, а то вдруг ненароком услышим, что там творится в спальне. Носилась между придворными, чтобы убедиться — каждый занят игрой, пока король и Анна заняты любовью. Всеми силами пыталась отогнать зловещую картину — королеву перевозят в новый дом, куда менее удобный, приезжает посланец от короля с приказом отдать драгоценности — ее собственные кольца, браслеты и ожерелья, любовные приношения, которые он ей дарил. И зачем — затем, что моя ненаглядная сестрица хочет покрасоваться во Франции.

Королевский поезд огромен, двор не путешествовал с таким размахом с тех пор, как Генрих встречался с королем Франциском на „Поле золотых одежд“. И сейчас поездка обставлена с не меньшей роскошью и с тем же нарочитым шиком, что тогда. Так и должно быть — Анна убеждена, ей необходимо во всем перещеголять королеву Екатерину. И вот мы скачем по полям и лугам Англии, наша цель — Дувр. Вперед отправлен отряд всадников — проследить, чтобы не было никаких беспорядков, но страна уже замерла в изумленном молчании, подавленная этим императорским зрелищем — нескончаемый поток лошадей, повозок, карет, солдат, рыцарей и слуг, прекрасные дамы верхом, а подле них храбрые кавалеры.

Морской переход через Ла-Манш прошел без приключений, дамы спустились вниз, Анна заперлась в каюте и проспала большую часть путешествия. Придворные оставались на палубе, кутались в плащи для верховой езды, оглядывали горизонт в поисках проходящих судов, потягивали подогретое вино. Я вышла на палубу, оперлась о поручни, глядела на волны, расходящиеся за кормой корабля, слушала потрескивание рей над головой.

Теплая ладонь накрыла мою замерзшую руку.

— Как ты себя чувствуешь? — прошептал мне в ухо Уильям Стаффорд. — Обходишься без морской болезни?

Я обернулась, улыбнулась в ответ:

— Ни малейшего признака. Но матросы говорят — погода хорошая, волнения на море никакого.

— Надеюсь, продержится всю дорогу.

— Как, мой странствующий рыцарь опасается морской болезни?

— Не очень-то, — чуть обиженно сказал он.

Ужасно хочется его обнять. Наверно, именно тогда и понимаешь, что любишь, когда оказывается, твой возлюбленный — отнюдь не само совершенство. Никогда бы не поверила — влюблена в человека, страдающего морской болезнью, а вот гляди-ка — больше всего мечтаю сбегать за пряным вином, укутать милого в теплый плащ.

— Пойдем сядем. — Я огляделась. Похоже, никто на нас не смотрит, такое нечасто бывает при дворе — рассаднике сплетен и скандалов. Подвела Уильяма к груде сложенных парусов, усадила спиной к мачте, заботливо, как маленького Генриха, закутала в плащ.

— Не уходи, — попросил он, как сначала мне показалось, игриво, но нет, во взгляде нет никакого подвоха. Я тронула щеку холодной ладонью.

— Подожди, принесу пряного вина. — Я отправилась в камбуз, где корабельный кок подогревал вино и эль, резал хлеб большими ломтями. Когда вернулась, Уильям подвинулся, чтобы я могла сесть рядом. Я держала стакан, пока он ел хлеб, а потом мы по очереди, каждый по глотку, пили вино.

— Лучше теперь?

— Конечно. А что мне для тебя сделать?

— Ничего, ничего, — поспешно ответила я. — Просто приятно, что тебе уже лучше. Хочешь еще подогретого вина?

— Нет, спасибо, мне бы теперь поспать.

— Прислонись к мачте и поспи.

— Нет, так не смогу.

— Тогда ложись на паруса.

— Боюсь с них скатиться.

Я оглянулась кругом. Никого. Все сгрудились у подветренного борта, играют в кости или просто дремлют. Мы одни.

— Хочешь, положи голову мне на колени.

— Конечно, — прошептал еле слышно, будто не в силах говорить от морской болезни.

Я уселась спиной к мачте, а он положил свою невозможно кудрявую голову мне на колени, обнял меня за талию и задремал.

Спит. Легонько поглаживаю волосы, любуюсь мягкой коричневатой бородкой, ресницами, отбрасывающими на щеку длинные тени. Голова такая теплая и тяжелая. Руки крепко обвились вокруг моей талии. Мне ужасно приятно, я всегда знала, как хорошо нам будет подле друг друга. Будто мое тело всю жизнь стремилось именно к его телу, что бы там мой разум ни твердил. И вот наконец-то я рядом с ним.