Короли алмазов - Каролин Терри

Мэтью не всегда был так суров к сыну. Сначала он просто не чувствовал никакой привязанности к нему. Болезненно переживая смерть Виктории, он как бы со стороны смотрел на маленького Филипа, не решаясь отдать ему свое сердце. Потом Энн изменила ему с Кортом, и была зачата Тиффани. Мэтью так до конца и не поверил Энн, что она переспала с Кортом только один раз. Он понимал, что у них была возможность заниматься любовью в его отсутствие, и подозревал, что Филип тоже был результатом этой связи. Мальчик был настолько похож на Энн, что его внешность не давала никакого намека на то, кто мог быть его отцом — в отличие от Виктории и Миранды, которые, слава Богу, были точными копиями Мэтью Брайта и внешне и по характеру.

Теперь Мэтью строго смотрел на того, кого он считал сыном Джона Корта: ублюдка, который в дальнейшем унаследует его алмазную империю, и который даже не умеет себя вести.

— Я сомневаюсь, что наша поездка будет интересна такому завзятому автомобилисту, как ты. Мы ведь едем в деревню, а не в Брайтон.

Филип в отчаянии остался стоять на дороге, сквозь слезы глядя, как удаляется машина, и легкий ветерок развевает выбивающиеся из-под капора золотые кудри Миранды.

Глава пятая

Событием, которое Мэтью отметил приобретением «даймлера», было его посвящение в рыцарское звание. Причина, по которой он удостоился этой чести, окончательно не была ясна, но все считали это признанием его заслуг в бизнесе. Почему Мэтью выделили из всех других промышленников, также осталось загадкой, но это не волновало ни его самого, ни его знакомых. Звание «сэр Мэтью» казалось таким естественным и верным для него, так удачно легло на его широкие плечи, что все восприняли это как само собой разумеющееся. Более того, было вполне уместным, что «Алмазный Брайт» получил рыцарское звание в 1897 году — в год бриллиантового юбилея королевы Виктории.

Так что у Мэтью были все основания быть довольным собой. Рынок ценных бумаг был нестабильным, но акции «Даймонд Компани» занимали прочное положение, и эксперты Сити предсказывали даже повышение их стоимости к лету, когда юбилейные торжества будут в самом разгаре. И из Южной Африки к Мэтью приходили хорошие новости, хотя он и скрывал свою радость.

Родс все еще барахтался под бременем неприятностей, завершившихся пожаром в его любимом доме на склоне Столовых гор. Сгорел прекрасный дом, мебель, бесценная коллекция стекла, фарфора и голландского серебра. Родс пережил это несчастье и велел восстановить дом, но Мэтью чувствовал, что он медленно, но верно, теряет силу.

Барни Барнато впал в маниакальную депрессию и беспробудно пил. Говорили, что он озабочен политической ситуацией и обвиняет Крюгера и британского премьер-министра в подталкивании Трансвааля к гражданской войне. В качестве своей предвыборной программы Крюгер предложил комплекс более строгих ограничений для иностранцев, но когда он стал строить укрепления вокруг Претории, возмущение Барни стало опасно откровенным. За это время Мэтью не имел никаких контактов с Коннором, но все выглядело так, что планы фон Фельтхайма начали работать.

А пока Британия была охвачена юбилейной лихорадкой. Лондонский сезон был великолепнее, чем обычно, потому что каждая хозяйка дома старалась превзойти всех в организации развлечений. Гвоздем сезона должен был стать костюмированный бал у герцогини Девонширской, и когда наступил июнь, и улицы Лондона стали украшать, волнение охватило все слои общества.

Но тут за неделю до начала торжеств пришло известие, которое наполнило Мэтью ужасом и чувством вины. Умер Барни Барнато и обстоятельства его смерти были подозрительными и загадочными.

Второго июня Барни сел в Кейптауне на пароход «Шотландец», направляющийся в Саутгемптон. Соленый воздух и морской бриз, кажется, вернули ему бодрость духа и, за исключением странной озабоченности какой-то встречей, он был в жизнерадостном настроении. Однако, 14 июня в тринадцать минут четвертого пополудни Барни Барнато, очевидно, выбросился за борт и утонул. Это случилось за три недели до его сорокапятилетия.

— Самоубийство! — мрачно сказал Николас, сидя в библиотеке дома Мэтью на Парк-Лейн. — Кто бы мог подумать?

Мэтью был поражен этим известием. Он хотел дискредитации Барни, но не его гибели. Или, твердил настойчивый внутренний голос, в глубине души он все же хотел смерти Барни? Это означало, что он поднимается на одну ступень выше в иерархии компании; вместо Барни будет назначен новый директор, но он будет подчиняться Мэтью. Он задумался, но встрепенулся, услышав одно слово, произнесенное Николасом.

— Убийство! Что ты имеешь в виду, черт возьми?

— Ходят слухи, что Барни не сам выбросился, а его столкнули, — сказал Николас.

— Невероятно! — Сердце Мэтью сжалось, когда коварный страх закрался ему в душу.

— Даже в самые трудные минуты Барни никогда не заговаривал о том, чтобы свести счеты с жизнью, — продолжал Николас. — Один из офицеров «Шотландца» утверждает, что слышал крик: «Убийство! Ради Бога, спасите его!» и видел, как Солли Джоэл отчаянно пытался удержать Барни за ногу, когда тот падал в воду. Говорят также, что Солли рассказывал о таинственной «вспышке», которую он увидел перед падением Барни, и это мог быть выстрел.

— И этот самый офицер прыгнул за Барни в воду, чтобы спасти его? — спросил Мэтью.

Николас кивнул.

— И он говорит, что Барни хорошо плавал.

— Боюсь, что мы никогда не узнаем правду, — произнес Мэтью, чтобы успокоиться.

— Да, — согласился Николас, — но ходят разные слухи. Говорят даже, что это Солли столкнул Барни, и что это сам Барни кричал: «Убийство!». В конце концов Барни стал своего рода обузой, а Вольф и Солли только выигрывают от смерти своего дяди.

— Все это чепуха. — Мэтью поднялся с неожиданной суровой решительностью. — Барни покончил с собой — «временное помрачение рассудка» — так, кажется, сказано в официальных документах. Я больше не хочу никаких слухов. Мне хватает своих забот. Стабильность акций «Даймонд Компани» и золотых приисков может быть подорвана паникой на бирже.

На самом деле следующим шагом Мэтью была попытка связаться с Коннором. Тот в свое время очень неохотно дал ему адрес — какого-то трактира в Ист-Энде, — где его можно было найти. Мэтью никому не решился доверить это дело; завернувшись в теплый плащ и надвинув шляпу на самые глаза, он нанял кэб и поехал туда. Он не был в этой части Лондона с тех пор, как выручал Николаса из курильни опиума, но улицы почти не изменились. Трактир оказался мрачной дырой, а его посетители подозрительными и опасными на вид, как Мэтью и ожидал.