МИР ПРИКЛЮЧЕНИЙ 1973. Ежегодный сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов - Владимир Казаков

— Фамилия? — спросил он, вновь доставая блокнот.

— Коленкин, — сказал я.

— Вы что, серьезно? — обиделся баскетболист, нависавший надо мной, как пизанская башня.

— Я всегда серьезно, — ответил тренер.

Как раз в тот момент я хотел было сказать, что не собираюсь играть в баскетбол и ничто не заставит меня выйти на площадку снова. Но высокий баскетболист опять сыграл роль демона-искусителя. Мне очень хотелось ему досадить. Хотя бы потому, что он обнял одну из сочувствующих мне девушек за плечи, словно так было положено.

— Так вот, Коленкин, — сказал тренер строго, — послезавтра мы выезжаем. Пока под Москву, на нашу базу. Потом, может быть, в Вильнюс. День на сборы хватит?

— Молодец, Андрей Захарович! — воскликнула девушка, освобождаясь из объятий баскетболиста. — Пришли, увидели, победили.

— Таланты, — ответил ей тренер, не спуская с меня гипнотизирующего взора, — на земле не валяются. Талант надо найти, воспитать, обломать, если нужно. За сколько стометровку пробегаете?

— Я?

— Нет. Иванов. Конечно, вы.

— Не знаю.

— Так я и думал.

— За полчаса, — вмешался баскетболист.

— Ой, молчал бы ты, Иванов! — возмутилась вторая девушка. — Язык у тебя длинный.

— А бросок хромает, — сказал тренер.

— У меня?

— У тебя. Коленкин тебе пять из двух десятков форы даст. Мне?

— Ну что ты заладил? Пойди и попробуй. И ты, Коленкин, иди. Кидайте по десять штрафных. И чтоб все положить. Ты слышишь, Коленкин?

И я тут понял, что совершенно неспособен сопротивляться Андрею Захаровичу. И лишь мечтал, чтобы пришел Курлов и увел меня отсюда. И еще, чтобы тренер не заставил меня тут же бежать стометровку.

Мы вышли на площадку. Иванов стал впереди меня. Он был зол. Зол до шнурков на кедах, до трусов, которые как раз помещались на уровне моих глаз.

И я понял, что мне очень хочется, крайне желательно забрасывать мячи в корзину лучше, чем это делает Иванов, который, очевидно, только этим и занимается с душой. Остальное — между прочим. А кстати, что я делаю с душой? Прихожу на службу? Сажусь за свой стол? Нет, выхожу покурить в коридор. Захотелось закурить. Я полез в карман за сигаретой, но мяч мешал мне, и я прижал его локтем к боку. И тут же меня остановил окрик всевидящего тренера. Моего тренера.

— Коленкин! О никотине забудь!

— Не путайся под ногами! — грубо сказал Иванов и больно толкнул меня в живот коленом.

Я сдержал стон. Отошел на шаг.

Иванов обхватил мяч длинными пальцами, так что он исчез в них, как арбуз в авоське. Присел, выпрямился и кинул. Мяч плавно опустился на кольцо, подпрыгнул, но все-таки свалился в корзину.

— Плохо, Иванов, очень плохо, — сказал тренер.

Моя очередь. Мяч сразу стал тяжелым и руки вспотели. Я хотел бросить его небрежно, но забыл мысленно проследить его полет, и мяч опустился на землю у щита.

Девушки охнули. Тренер нахмурился. Иванов улыбнулся. А я решил бороться до последнего.

Больше я не промахнулся ни разу. Из двадцати бросков ни разу.

Иванов промазал шесть.

И когда мы вернулись к тренеру, тот сказал:

— Вот так, Коленкин. Только чтоб без обмана и увиливаний. Паспорт твой я скопировал.

Почему-то мой пиджак висел на ветке дерева рядом с тренером. Значит, хитрый Курлов вернулся и отдал тренеру мой пиджак. Какое коварство!

— Вот тебе, — продолжал тренер, — временное удостоверение нашего общества. Формальности я сегодня вечером закончу. Вот держи, не потеряй, официальное письмо начальнику твоей конторы. Сборы двухнедельные. Я думаю, что он отпустит, тем более что ему будет звонок. Твоя контора, к счастью, в нашем обществе.

Я понял, что тренер делил все организации нашей страны по соответствующим спортивным обществам, а не наоборот.

— Вот тебе список, чего с собой взять: зубную щетку, и так далее. Труднее всего будет форму подогнать. Ну ничего, придумаем. Разыгрывающего из тебя не получится, малоподвижен. Будешь центровым. — И на прощанье, подталкивая меня к выходу, он сказал: — Запомни, Коленкин. Ты — наше тайное оружие. На тебе теперь большая ответственность. Зароешь талант в землю — не простим. Из-под земли достанем.

— Ну зачем уж так, — сказал я виновато, потому что знал, что он достанет меня из-под земли.

Вернувшись домой, я долго звонил в дверь Курлову. Но он то ли не хотел открывать, то ли не пришел еще. Я решил зайти к нему попозже. Но как только добрался до дивана, чтобы перевести дух, сразу заснул, и мне снились почему-то грибы и ягоды, совсем не баскетбол, как должно было быть.

Утром я шел на службу и улыбался. Улыбался тому, какое смешное приключение случилось со мной вчера на стадионе. Думал, как расскажу об этом Сенаторову и Аннушке, как они не поверят. Но события развивались совсем не так, как я предполагал.

Во-первых, у входа дежурил сам заведующий кадрами. Шла кампания борьбы за дисциплину. Я о ней, разумеется, забыл и опоздал на пятнадцать минут.

— Здравствуйте, Коленкин, — сказал мне заведующий кадрами. — Иного я от вас и не ждал. Хотя, кстати, как уходить со службы раньше времени, вы первый.

И тут же он согнал с лица торжествующее выражение охотника, выследившего оленя-изюбря по лицензии, и сказал почти скорбно:

— Ну чем можно объяснить, что весьма уважаемый, казалось бы, человек так халатно относится к своим элементарным обязанностям?

Скорбь заведующего кадрами была наигранной. Иного поведения от меня он и не ждал. И мне захотелось осадить его, согнать с его лица сочувствующую улыбку, распространявшуюся от округлого подбородка до лысины.

— Переутомился, — сказал я, хотя, честное слово, говорить этого не намеревался. — На тренировке был.

— Ага, — сказал кадровик. — Конечно. Так и запишем. И каким же видом спорта, если не секрет, вы увлеклись, товарищ Коленкин?

— Баскетболом, — сказал я просто.

Кто-то из сослуживцев хихикнул у меня за спиной, оценив тонкий розыгрыш, который я позволил себе по отношению к кадровику.

— Разумеется, — сказал кадровик. — Баскетболом, и ничем другим. — Он посмотрел на меня сверху вниз. — И это запишем.

— Записывайте, торопитесь, — сказал я тогда. — Все равно завтра на сборы уезжаю. Кстати, я попозже к вам загляну, надо будет оформить приказ о двухнедельном отпуске.

И я прошел мимо него так спокойно и независимо, что он растерялся. Разумеется, он не поверил ни единому слову. Но растерялся, потому что я вел себя не так, как положено по правилам игры.

— Коленкин! — крикнула из дальнего конца коридора Вера Яковлева, секретарь директора. — Скорее к Главному. Ждет с утра. Три раза спрашивал.