Продавцы теней - Марина Друбецкая

Она не просто другая, она из неизвестного ему мироустройства. Так думал Ожогин, не веря тому, что происходит: почему его наполняет лаской невенчанное тело, которое расположилось на нем как легкое одеяльце, и он едва касается кожи, придерживая ее хрупкие бедра. Слишком много необъяснимого. Она совсем не стесняется получать удовольствие и с азартом отдается сладостному путешествию. Это позволительно? Но как она из воздуха вылавливает маршрут, по которому они следуют? Ощущение высшей логики сводило Ожогина с ума не меньше, чем счастье ее прикосновений. В первую ночь она молчала, а сейчас все время шептала что-то, из чего выплывало «Сашенька». Ее губы вдруг начинали летать по его лицу, но поцелуи, как снежинки, таяли так быстро, так быстро. Он боялся прижать ее к себе крепче, он только хотел следовать за ней и удивлялся тому, как точно его тело — ведь неповоротливое! — угадывало направления ее нежности. И чуть не задыхался от благодарности за отзывчивость, с которой ее тело откликалось на любое его нескладное прикосновение. Впрочем, отзывчивость ее души оказалась обескураживающей. Таинственно. Как он мог влюбиться так точно?

Ленни тоже удивлялась. Помимо воображаемого она имела опыт «неги» только с Эйсбаром. И там все было совсем по-другому: Эйсбар знал, чего хочет от нее. Знал, куда на ее спине ляжет его ладонь, как ей надо выгнуться, повернуться, где рука, где нога, — он так умело управлял ею, и эта сладостность будоражила и подталкивала ее. То, старое, казалось теперь кукольным — ну не сцены ли в замочной скважине из «Туманного фокстрота любви» или чего-то в этом роде? Застенчивые, испуганные касания Ожогина были наэлектризованы его любовью — от них исходила сила, которую он был готов ей отдать. Странным образом эта скрытая сила его любви и характера вошла в нее и стала опорой. Ленни влюбилась.

Потом он показывал ей большие фотографические снимки, и гостиничная спальня переехала в Крым — будто под полом располагался механизм театральной сцены. Ленни ускользнула в фотографии, и Ожогину казалось, что он видит ее фигурку с рекламным воздушным шаром — Кторов рассказал ему как-то про их первую встречу — на черно-белом отпечатке. Здесь же, в комнате, осталась только тень. Но на него опять смотрели ее прищуренные глаза, задиристый и одновременно вопросительный взгляд — и, значит, она вернулась из фотографического просцениума к нему.

Ожогин уезжал через два дня, проведенные в мареве гостиничного номера. Он забыл свое лукавое намерение отсматривать молодые таланты. Она забыла о своих несмонтированных пленках, а вместе с ними и о Колбридже с Лилией. Розы цвели в высоких тонкошеих фарфоровых вазах. Виноград испускал мускатный дух. Лизхен была послана записка «чтобы не ждала». Апрель нахально лез в окно, и они отгораживались от его настырных взглядов тяжелыми темными портьерами.

Поезд отходил в полдень. Утром Ожогин отвез Ленни на кинофабрику и теперь стоял, глядя, как она прыгает по ступенькам крыльца, — обернулась, махнула рукой и исчезла в дверях. Он постоял еще немного и повернулся к авто, которое его ждало.

Навстречу шли два человека. Один — хлипкий неопрятный тип с длинными сальными волосами. Другой — Эйсбар. Хлипкий что-то втолковывал ему, а Эйсбар отвечал короткими фразами.

Когда они проходили мимо, Ожогин услышал:

— Что вы мелете, Викентий! Малютку Ленни я знаю получше вас. Не далее как четыре дня назад я предложил ей помочь мне. Она…

Ожогин не услышал, что «она». Парочка вошла в ворота. А он остался по эту сторону, чувствуя, как шипящая радость жизни испаряется. Снег… Подворотня… Счастливое лицо Ленни, запрокинутое наверх, к Эйсбару… И он здесь. Да где ж ему быть! Все одиночки нынче снимают и монтируют в этом муравейнике. Значит, они рядом. И он предлагал Ленни работать с ним. Что она ответила? Но, что бы ни ответила, ему, Ожогину, ничего об их встрече не сказала. Скрыла? «Неужели все — пустое?» — с ужасом подумал он и мятой тряпочкой упал на сиденье таксомотора.

Между тем Ленни неслась по коридору. Одним махом взлетела по лестнице на пятый этаж, ворвалась в монтажную, упала на стул. Все плыло, кружилось, танцевало… Она что, в собственной фильме? Почему стол не стоит на месте? Почему шкаф ходит ходуном? И потолок… так низко… Когда она открыла глаза, то увидела склонившиеся над ней испуганные лица Колбриджа и Лилии. Лилия брызгала ей в лицо холодной водой. Колбридж просто суетился. Голова кружилась. Подташнивало.

— Что… что случилось?

— Вы сели на стул и потеряли сознание. Чуть не упали. Хорошо, мистер Колбридж успел вас подхватить, — сказала Лилия.

— Я говорил вам, говорил, мисс Елена! — вступил Колбридж. — Нельзя столько работать! Вы слишком маленькая для такой работы.

— Отдыхать… да… наверное… я, видимо, переутомилась.

Ленни попыталась встать, но дурнота подкатила к горлу, и она снова упала на стул. Колбридж и Лилия со страхом вглядывались в ее побелевшее лицо.

— Таксомотор? — спросила Лилия.

Колбридж кивнул.

В таксомоторе Ленни как будто стало легче. Из открытого окна залетал в салон ветерок, настоянный на набухающих почках, и приятно обдувал ее. Но в подъезде она опять почувствовала слабость и, поддерживаемая Колбриджем, с трудом добралась до квартиры.

— Что?! — крикнула Лизхен, увидев ее. — Бросил? Подлец! Я так и знала! Убью! Плакала?

Ленни попыталась засмеяться, но ее снова замутило, и она закашлялась.

— Что? — крикнула Лизхен. — Заболела? Доработалась! Вы-то куда глядели? А еще пожилой человек!

Колбридж, испуганно прижимая пухлые руки к груди, лепетал что-то невразумительное. Через минуту Ленни лежала в постели.

— А барышня наша из мотылька превратилась в наипрекраснейшую бабочку, — приговаривал доктор, осматривая и выстукивая Ленни и попутно задавая ей ненавязчивые вопросы. — Ротик откройте, милая, температурку померяем. Слабости не чувствовали последнее время? А как? А когда?.. Так-так. Ну что ж… Картинка в общем и целом вырисовывается преприятнейшая, очаровательная Елизавета Юрьевна. Племянница ваша в совершеннейшей безопасности. — Голос уже раздавался из гостиной, где Лизхен ожидала вердикта. — И даже более того.

— Что вы имеете в виду? Более чего? — с раздражением вопрошала Лизхен.

— А имею я в виду, драгоценнейшая Елизавета Юрьевна, что здоровья ее хватит на двоих. В ее положении и при ее хрупкой комплекции здоровье ее находится просто в блестящем состоянии.

— Положении?.. — пролепетала Лизхен и, ощутив слабость в ногах, опустилась на стул.

— Именно так. Месяцев через семь с небольшим буду иметь честь поздравить вас с прибавлением семейства.