Русско-Прусские хроники - Вольдемар Балязин

«Чтоб принудить Францию, если возможно, возвратиться в границы, которые она имела до революции, — говорилось в союзном англо-русском трактате от 18 декабря 1798 года, — …как только его прусское величество покажет склонность к видам, столь достойным его внимания, его императорское всероссийское величество соглашается доставить ему вспоможение сухопутными войсками на сей предмет 45 000 человек пехоты и кавалерии, с необходимым количеством артиллерии».

«Прусское величество» склонность показало, но у Павла не оказалось потребного числа солдат. Вместо 45 тысяч он еле собрал 17 с половиной тысяч, и «прусское величество» склонность потеряло.

Тогда Англия предложила пересмотреть конвенцию.

К 17 тысячам русских решено было прибавить 13 тысяч англичан и 8 тысяч новых союзников — шведов и с этими силами попробовать изгнать французов из Батавской республики-бывшей Голландии.

Эта пестрая интернациональная экспедиция трех европейских монархов была организована из рук вон плохо, и французские генералы Стали бить союзников одного за другим.

Русский командующий — генерал-лейтенант И. И. Герман 8 сентября 1799 года был разбит в бою под Бергеном и попал в плен.

Павел, узнав об этом, в свойственной ему парадоксальной манере тут же присвоил Герману очередное звание — генерал от инфантерии и послал в Выборг за Кутузовым, чтобы тут же отправить его командующим экспедиционным корпусом в Голландии.

В начале октября Кутузов выехал из Петербурга. Перед отъездом он стал кавалером Большого креста ордена Иоанна Иерусалимского и, кроме того, получил от императора еще и тысячу «душ».

16 октября «в Курляндии, на почте» он написал жене: «Дорога прескверная и часто нету лошадей». Но, видать, отправив письмо, лошадей все же получил и двинулся дальше — в Пруссию.

Через два дня поздно вечером Кутузов приехал в Кенигсберг.

«1799 года, октября 19-го. Я, мой друг, доехал насилу в Кенигсберх вчерась поздно и уехал бы уже давно, ежели бы карета не испортилась: дорога была такая, что вообразить нельзя. Сегодни ночью надеюсь ехать далее. Сказывают, и дорога и лошади впереди лучше. Я, слава богу, здоров.

По газетам ты, я думаю, догадываешься, что мне в Голландию не ехать, а поеду в Англию; разве что узнаю в Гамбурхе, что русские еще не успели в Ермут переехать, то заеду в Мемель.

Писем твоих ближе Гамбурха нигде не увижу.

Прости, мой друг».

«Здравствуйте, любезные дети, что вы делаете? Писали ли вы ко мне? Я теперь в Кенигсберхе; сижу у окошка на большой улице и вижу, как немки пешком на бал идут, навеся платочки; на голове наколоты, и головы превеликие.

Из Англии вам навезу мод аглицких…»

В этом письме содержится одно совершенно точное, вскоре сбывшееся предвидение: он еще был в дороге, а за ним уже мчался курьер с рескриптом Павла от 23 октября:

«Заключая изо всех, полученных мною из Голландии известий, что экспедиция в той земле приняла совсем неудачный оборот, предписываю Вам… перевезитесь в Англию…»

Далее Павел приказывал: перезимовать в Англии со всеми войсками, а весной вместе с ними вернуться в Россию.

Еще через три дня в Голландию помчался другой курьер:

«По перевозке всех войск… в Англию, сами отправьтесь немедленно в Россию…».

Екатерина Фердинандовна Тизенгаузен и король Фридрих-Вильгельм III

Дружеские — и, пожалуй, более чем дружеские чувства Елизаветы Михайловны Хитрово — любимой дочери Кутузова, в первом браке графини Тизенгаузен — полной мере распространялись и на Пушкина. После того, как он уведомил ее семейство о намерении жениться на Наталье Николаевне Гончаровой, Елизавета Михайловна писала поэту:

«Океан будет между мною и вами. Но и прежде и после вы всегда найдете во мне и для вас, и для жены вашей, и для детей — друга непоколебимого, как скала, о которую все разбивается. Рассчитывайте на это по жизнь и смерть. Располагайте мною на все и без разбора».

С Дарьей Федоровной — дочерью Елизаветы Михайловны — Пушкин познакомился вскоре после приезда семейства Фикельмон в Петербург и с тех пор сердечно привязался к ней, встретив с ее стороны столь же дружеское расположение.

25 мая 1831 года Дарья Федоровна писала князю Вяземскому:

«Пушкин к нам приехал (с женой из Москвы и Петербург. — В. Б.) к нашей большой радости… Мне кажется, что я в уме его отмечаю серьезный оттенок, который ему и подходящ. Жена его прекрасное создание, но это меланхолическое и тихое выражение похоже на предчувствие несчастия. Физиономии мужа и жены не предсказывают ни спокойствия, ни тихой радости в будущем…»

В письме к нему же от 12 декабря 1831 года Дарья Федоровна еще более отчетливо говорит о «предчувствии несчастья»:

«Пушкин у вас в Москве; жена его хороша, хороша, хороша! Но страдальческое выражение ее лба заставляет меня трепетать за ее будущность».

29 января 1837 года умер Пушкин. Немногим более двух лет пережила великого поэта Елизавета Михайловна Хитрово, скончавшаяся 2 мая 1839 года…

Долли прожила в Петербурге до 1839 года, а затем уехала в Вену: ее муж, граф Фикельмон, стал министром иностранных дел Австрии.

После отъезда Долли с мужем и дочерью в Вену в Петербурге осталась лишь ее сестра Екатерина.

Однако следует добавить, что с Екатериной Фердинандовной остался еще один член семьи — некто Феликс Эльстон. Этот новый член семьи, взятый на воспитание Елизаветой Михайловной Хитрово за границей и, по легенде, привезенный мальчиком в Петербург, являлся сыном внезапно скончавшейся венгерской графини Форгач. Когда его приемная мать умерла, заботу о Феликсе взяла Екатерина Фердинандовна Тизенгаузен, к тому времени камер-фрейлина императрицы Александры Федоровны — жены Николая I.

Императрица, носившая до замужества имя Каролины, была родной дочерью прусского короля Фридриха-Вильгельма III и ее выбор камер-фрейлины не был случайным. Придворные поражались тесной и теплой дружбе между императрицей и ее фрейлиной. Говорили, что все это основывалось не только на глубокой привязанности и взаимной симпатии, но имело под собою и более прочный фундамент. Утверждали, что еще в 1820 году, когда сестры Тизенгаузен путешествовали по Европе, в графиню Екатерину Фердинандовну влюбился прусский король Фридрих-Вильгельм III, тот самый, с которым дед Екатерины Кутузов познакомился еще весной 1798 года и который подарил Михаилу Илларионовичу свой портрет. Утверждали, что король сделал предложение графине Екатерине Тизенгаузен, но получил отказ.