Разрушенные (ЛП) - Пэппер Винтерс

Как бы я не пытался вспомнить ту ночь, возвращались лишь фрагменты. Я не мог вспомнить деталей того, что случилось. Я помнил, как перешагивал через части тела и широко открыл дверь, чтобы местные мусорщики могли убрать тот беспорядок. Я помнил красные каскады крови, которые стекали по мне и смывались вместе с водой. Какая-то часть моей, но больше всего моего куратора. Я помнил запах страха от человека, который жестоко обращался со мной большую часть жизни. Я помнил его крики и блаженное облегчение, которое испытал, когда повиновение моего прошлого медленно развязало свой узел вокруг меня.

Мой условный рефлекс ослаб в момент, когда он умер. Это было похоже на то, будто приказы в моей голове превратились из метели в мелкий падающий снег, предоставляя временную передышку от агонии льда.

Я хотел радоваться своей новообретенной свободе, но оплакивал, потому что вместо того, чтобы быть полностью свободным, я был свободен частично. Личность Призрака не ушла полностью. И я горевал из-за всего, что потеряю из-за этого.

Я никогда не стану нормальным. Я никогда не смогу полностью расслабиться и спокойно спать рядом с Хейзел. Я всегда буду контролировать свои мысли и действия.

Я был чертовски истощен, и в ближайшем будущем не было никакой передышки.

Прячась за солнцезащитными очками в кафе через дорогу, я наблюдал, как Хейзел и Клу исчезли в секонд-хенде. Я ненавидел терять ее из своей зоны видимости.

Три ночи и два дня я следовал за ней. Я спал снаружи ее квартиры в своей машине. У меня было бесчисленное количество разговоров с ней в моей голове. Я представлял, как подхожу к ней и извиняюсь. Но каждый сценарий не был хорош, и моя уверенность покидала меня.

Как я мог извиниться за свой уход, когда ее дочь умерла? Как я мог просить прощения за то, что я человек, который никогда не сможет поддержать ее?

Поэтому я оставался в тени и наблюдал, как протекает ее жизнь. Она едва покидала квартиру, и это давало мне уйму времени, чтобы разобраться в том, как кое-что сделать — не для Хейзел, а для Клары.

Я использовал ее любовь к лошадям, как вдохновение для ее последнего упокоения, и я позвонил одному человеку, который я знал, выполнит мой план безупречно.

Когда Клу ответила на звонок, я почти сломался и попросил поговорить с Зел, чтобы прошептать соболезнования и сказать, как себя чувствую, но остался сфокусированным на плане. Клу приняла мое предложение, она вытащила Зел из дома, чтобы подготовиться.

С быстро бьющимся сердцем, я перешел через улицу. Войдя в секонд-хенд, я убедился, что Хейзел не видит меня, и нырнул за стеллажи, переполненные разными безделушками. Мой нос сразу же заполнили пыль и запах старых вещей.

Клу и Зел были в конце магазина. Я двинулся ближе, оставаясь скрытым, чтобы мог слышать, что они говорили.

— Как насчет этой, Хейзел? — Клу подняла ярко-розовую пластмассовую пони с прозрачными крыльями.

Хейзел мягко улыбнулась.

— Да. Она всегда хотела Пегаса.

Клу рассмеялась и вытянула руку, чтобы обнять ее.

— Это правда.

Они цеплялись друг за друга.

Мое сердце сжалось от ревности. Я проклинал несправедливость — испорченный разум, с которым я жил. Это я должен был поддерживать ее и делиться историями о маленькой девочке, которая ушла слишком рано, но также я был благодарен, что Клу была с ней.

Две женщины разделились, прежде чем начали рыться в ведре полном игрушек. Блестящие пони, ярко-голубые пони и пони цвета радуги — все это было вытащено и помещено в корзину.

— Ты знаешь, я уверена, что сейчас она наблюдает за нами и смеется.

Зел подняла голову, ее кожа потускнела от горя.

— Что ты имеешь в виду?

Клу улыбнулась.

— Ну, сейчас у нее, вероятно, есть настоящий пегас и единорог. И она будет смеяться, думая, как много мы упустили. Какие глупые эти пластиковые штуки. — Она щелкнула по хвосту одной из светящихся в темноте лошадей.

Зел опустила взгляд на желтую пони в ее руках.

— Мне нравится думать, что она окружена всем, что любит. — Она шмыгнула носом, на ее лице появилась улыбка со слезами. — Я знаю, у меня было время подготовиться к ее уходу. Доктора говорили мне, чего ожидать и через какие стадии горя я пройду, но ничего не может подготовить к этому.

Клу перестала копаться в игрушках и перевела все свое внимание на Зел.

— Я продолжаю думать, что она где-то рядом. Я вижу кончики ее волос, исчезающие за углом здания, или слышу ее голос на ветру. — В глазах Зел стояли слезы, и мое сердце разбилось. — Я продолжаю надеяться, что она придет домой из школы или оставит следы от мыльных пузырей на полу. — Она потерла середину своей груди, когда ее голос стал слабым, наполненным печалью. — Я так чертовски сильно скучаю по ней, что это больно. Больно в моей голове, глазах, спине, в душе. Не имеет значения, что я знаю, что она в лучшем месте. И даже не становится легче от понимания того, что ей больше не больно.

Ее глаза встретились с глазами Клу, в них плескалась боль.

— Я не-не знаю, как двигаться дальше. — Она икнула, когда поток слез полился по щекам. — Это так чертовски тяжело. Так несправедливо остаться одной.

Клу быстро оказалась ближе и сгребла ее в крепкие объятия.

— Зел, все в порядке. — Она гладила ее волосы, раскачивая ее так же, как делала Зел, когда Клара умерла. Клу начала тихо плакать. И хоть она и плакала, она не переставала быть сильной ради своей подруги. — Ты должна дать себе разрешение.

— Разрешение? — Зел отстранилась, смахивая слезы с щек.

Клу кивнула.

— Причина, по которой тебе больно, — потому что ты цепляешься за прошлое. Ты не готова столкнуться лицом к лицу с будущим без нее. И это нормально. Это нормально скучать по ней, Зелли. Ты будешь скучать по ней каждый гребаный день, но ты также не можешь забыть о том, чтобы жить.

Она покачала головой.

— Клара бы не захотела, чтобы ты убивалась горем, и я тоже не хочу. Мы обе знали, что это случится. Тебе просто нужно найти признание и радоваться тем изменениям, что произошли в ее жизни, чем топить себя, желая другого исхода.

Зел моргнула, втянув воздух.

— Как ты справляешься? Ты такая сильная. Ты позволяешь мне так много на тебя опираться.

Клу отстранилась, потерев руку Зел.

— У меня есть Бен, когда становится слишком невыносимо. Он изумительный. И даже хотя в моем сердце всегда будет дыра в том месте, где была Клара, я не могу возмущаться или кричать на жизнь за то, что забрала ее. Она научила меня многому. Черт, она даже научила многому этого придурка из «Обсидиана». Что-то такое восхитительное, как Клара, не может длиться долго. Ты должна принять это, иначе никогда не будешь счастлива снова.